Подплыли тихонько, чтобы не испугать рыбы.
Надели червяков на удочки, поплевали на них (так требовалось по рыбацким соображениям) и забросили лески в воду. Шептали:
— Господи, благослови. Рыба на уду, а черт в воду.
Иоиль вытащил первый — толстомордненького язенка, зато меня угораздило изловить первую рыбку — какого-то сопливого ерша, который, однако, нас развеселил. Даже Росс, что лежал на корме, не утерпел и засмеялся. Конечно, я выкинул эту сопливую добычу.
Через полчасика начался сильный клев — знай вытаскивай.
То и дело серебрились в воздухе язенки, окуни, подлещики, ельцы.
Наловили полведерный туес — довольно.
Из-за леса выплыло солнышко, и клев сразу прекратился.
Мы стали собираться.
Недалеко от нас проплыли скрипучие плоты. Новенькие бревна так и розовели от солнца. Сонный плотовщик в красной рубахе смотрел на нас; другие, должно быть, спали в своем берестяном шалаше, около которого теплился костерик и чернел неизменный чайничек.
Далеко из-за туманного верхнего изгиба Камы доносилось частое, гулкое хлопанье по воде — это где-нибудь шел пароход.
Над головой в лазури с криком пролетели, блестя на солнце, две снежно-белые чайки, о которых я в детстве почему-то думал, что, наверно, они очень любят пить чай…
Намедни я захватил топор, бечевку и побрел в сосняк устраивать себе ночную спалку.
В землянке спать надоело.
Выбрал самую высокущую сосну на опушке, низко отвесил ей поклон и взобрался на нее.
На самом верху кроны нашел подходящее место.
В развилье двух громадных сучьев я принялся вить себе ночное гнездо.
Не раз пришлось слезать обратно наземь и карабкаться снова: то понадобятся лиственные ветви, то трава, то топор упадет — поднимай.
Сучья крепко переплел ветвями, перевязал бечевкой, настлал травы и — спалка готова. Чудесно.
Хотя было довольно поздно, но сон что-то не накатывался на новоселье.
Плавно, упруго покачивались ветви, убаюкивая меня. Смолистый воздух сосны перемешивался со свежей травой.
Было немножко странно очутиться вместо привычных низких нар на высокой зыбке между небом и землей, но это, очевидно, было только для первой ночи, так как прежде не раз я устраивался с таким же удобством, где-нибудь по соседству, и прекрасно спал.
Пронесся сыроватый ночной ветерок, и приятно закачало.
Потом настала такая тишина, что казалось, будто все кругом приготовилось кого-то внимательно слушать. Уж не меня ли?
Я смотрел на сине-темное, безлунное, ярко-звездное небо, долго смотрел и улыбался одной игривой звездочке, что лучистее и больше была других подруг. Долго улыбался ей.
— Ш-ш-ш… ш-ш-ш… ш-ш-ш… — мягко и предупредительно шумели кругом сосны.
Хорошо было думать, что никто в целом мире не знает тайны святого молчания…
Хорошо, да. Спокойно билось сердце.
Словно мать, сосна заботливо покачивала меня на добрых руках, а темная ночь рассказывала колыбельную сказку:
— Ш-ш-ш… ш-ш-ш… ш-ш-ш…
А я — хитрый — качался, слушал сказку и все-таки не спал — все смотрел на нее…
И вдруг с неба, откуда-то справа, упала яркая звезда.
Я почему-то вздрогнул: стало жаль ее, бедную… Немного погодя, едва успокоился, снова быстро скатилась с Млечного Пути другая звездочка и как раз из того места, где сияла моя… Ах, нельзя же так!..
А потом еще блеснула одна.
Что это такое?
Я заволновался, не выдержал и крикнул в небо:
— Эй, кто там бросается звездами?
Эхо раскатилось гулко по лесу: а-ами…
Крик как будто подействовал: больше никто не бросался звездами, и я успокоился.
Словно мать, сосна заботливо покачивала меня на добрых руках.
Пахло здоровой смолой.
За эти дни много ходил по лесам. Так…
Вспомнилось…
В лесу я припал к ручейку-журчейку, испил быстрой, студеной водицы и спел шалуну всего лишь одну, одну маленькую песенку о цветинке, которую видел когда-то над ним сиротливо склоненную…
Затих журчеек, слушал меня жадно, жадно, а я пел над самым его ухом:
Золотыми колокольчиками голосисто-нежно разливаются в поднебесье жаворонки.
В высокой, стройной, густой мураве беспечно стрекочут кузнечики.
С цветочка на цветок лениво перелетывают яркоцветные бархатные бабочки: может быть, иным сулят любовь, а иных только целуют.
Душистую прохладу принес луговой ветерок, закачался на ветках, зашелестел, заблестел листочками на солнце.