Экипаж запросил взлет.
Разбуженные внезапным запросом, диспетчеры засуетились, пяля испуганные глаза в мониторы:
– Чего?! Кто?! Где?
– Опять столкнулись, что ли?!?
– Типун тебе на язык, дурак чертов!
– Он все время пугает, зараза!
Раздался опять зуммер вызова.
– Вологодский борт просит взлета.
– Дай, если просит. Не жаль.
– Взлет разрешаю!
По причине раннего часа пассажиры в салоне дремали. Диктор в диспетчерской взял в руки микрофон.
– Закончилась посадка на рейс 642-СУ авиакомпании «Спейс Интернэйшнл Вологда Эйрлайнс», выполняющий беспосадочный перелет по маршруту Москва-Вологда, – громогласно объявило радио в здании аэропорта, разбудив добрую половину пассажиров, прикорнувших в зале ожидания на своих цветастых огромных мешках и пирамидах картонных коробок.
ЯК– 42 плавно тронулся и, разгоняясь, побежал по полосе. В момент его отрыва от земли громкоговорящие динамики в салоне внезапно дружно щелкнули, громко, как выстрелили, и тут же взорвались неизбежной, как сама смерть, «фирменной» песней:
Где же ты, где,
Ненаглядная, где?
В Вологде, в Вологде,
В Волог– де-де!
В до– о-оме,
Где резной палисад!
Самолет закинул нос и взмыл в небо, мгновенно таясреди уже почти погасших утренних звезд.
– Ты думаешь, что весь этот кошмар рассосется сам собой? – Лена прижалась к Белову.
– Не так, чтоб сам. Я все-таки верю в перелом в их сознании. Вот этот Калачев, из МУРа, по-моему, стал понимать, врубаться в ситуацию. А может, стал мне верить. Весь ужас в том, что я ничегошеньки им объяснить-то не могу! У них совсем другой строй мыслей – они прагматики, до мозга костей! А здесь все зиждется на нюансах. Они ж привыкли к шаблонам, жизнь их обучила стальной, прямолинейной логике – как в преферансе: снес короля? Сиди без двух! О-о, многого они совсем понять не могут! А я не в силах объяснить. Как объяснить слепому, какого цвета на закате облака? Чем пахнет роза? Как рассказать о розе эскимосу: приятно пахнет, приятнее, чем рыбий жир? Безнадега это. Поэтому и безысходка. – Белов помолчал. – Но Калачев, мне кажется, если и не со мной, то уж точно не с Власовым.
– На это ты надеешься?
– Нет, я надеюсь на поездку в Вологду. Пусть этот Власов съездит, убедится. Хоть будет первый факт на языке, понятном им, привычном. Факт четкий, непреложный. Он удостоверится, что я не вру. Серьезная улика отпадает. Настанет сдвиг, ну, пусть не перелом – затишье, остановка, плотина встанет перед этим потоком чудовищного какого-то бреда. И тогда все станет выглядеть иначе. Наступит смысловой переворот – вот ведь самое главное что – а? Я надеюсь только на это!
– Какой ты умный! А сидишь в тюрьме. Обидно, правда? Аж плакать, Коля, хочется!
ЯК– 42 внезапно клюнул носом и перешел в пике.
В салоне кто-то вскрикнул: сдавленно, истошно, коротко.
И тут же тишина. Безмолвие кошмара ожидания – мертвящего.
Лишь тихий шелест двигателей за окном.
Пике сменилось на отвесное падение.
Двигатели, взвыв, со всей силой погнали самолет к земле.
Салон молчал.
Глаза людей расширились от ужаса.
Ви– и-и-ижу…
Вижу алые гроздья рябин…
Ви– и-и-ижу…
Вижу дом ее номер один… —
оглушающе врубились динамики салона.
И тут же всех вдавило в кресла – перегрузка.
Взвыв, самолет перед самой землею выровнялся – с немыслимым напряжением: потрескивание прошло волной по корпусу, по полу, потолку.
От перегрузки щеки словно прилепились к зубам и скулам. Глаза начали уходить внутрь, тонуть в глазницах.
Мгновение… Еще…
Все! Сила давящая, вминающая в кресло, вдруг исчезла.
Невесомость!
Ах, не ремни бы – все поплыли бы по салону бесплотными духами, повисли бы в объеме – как рыбки в аквариуме.
Что б не случилось, Я к милой приду, В Вологду, Вологду, В Вологду-гду!
Самолет вдруг дробно и мелко затрясся с сухим стуком – как телега на булыжной мостовой.
Истошно завизжали тормоза, визг сменился дьявольским скрипом и скрежетом.
Всех бросило с такой звериной силой вперед, что на мгновение показалось, что в подголовник кресла впереди сидящего – еще момент – и от души вопьешься носом и зубами.