— Странный? — Березова метнула в нее вопросительный взгляд.
Он встал, протянул руку:
— Колян.
— То есть Николай?
Упрямо повторил:
— Колян.
— Что ж, если вам нравится… — Березова пожала плечами. — А вы что, секретарем у Тани?
Стеклова знала, что подруга, хотя и сочувствует ей, поклонников ее не терпит, потому и приняла вызывающе задиристый вид.
— Ну, мать, это же находка — иметь такого мужика, — сказала Надежда без стеснения.
Стеклова усмехнулась — знала бы она, что это за мужик…
— А полы мыть умеете?
— Я все умею. Вы-то чем занимаетесь?
— Как? Вам до сих пор не доложили? — Березова была явно разочарована. Обычно Стеклова рассказывала о ней своим ухажерам, и ей это нравилось.
— Мы с Татьяной Васильевной познакомились всего два часа назад, выручил Стеклову Колян, — поэтому еще не успели поговорить о вас.
— А-а-а, — протянула Березова, — тогда другое дело. — Перевела взгляд с Коляна на подругу, затем опять на Коляна. — Я художница.
— Да? — удивился он. — Чем пишете, рисуете? Маслом? Акварелью? Или, может, углем?
— Всем понемножку.
— Выставлялись?
— В основном на областных. Кое-что шло на республику.
— Вид у вас не типичный для художницы, не богемный.
— Знаю. Наши девочки курят, ходят в джинсиках и вообще форсят. А я вот такая, бабистая. У меня и работы такие же — пишу земных, толстых, крепких баб, на которых мир держится. Словом, не современная.
Стеклова обняла подругу:
— Зачем наговариваешь на себя? Очень даже ты у нас современная и талантливая. Посмотрите, Колян, над столом ее работу. Это Надежда изобразила меня.
— В будущем, — заключил он, рассматривая выполненный углем портрет. Автограф все же поставлен.
— По-вашему, это лишнее?
— Искусство должно быть анонимным. Тогда уменьшится число халтурщиков и бездарей, останутся лишь те, кем движут высокие, бескорыстные мотивы.
— Все это не ново, — поморщилась Березова. — Уже слыхали.
— Между прочим, бескорыстнее всех графоманы, разные дилетанты от искусства, — вставила Стеклова.
— Анонимность привела бы ко всеобщей нивелировке, — Березова скучно откинулась в кресле.
— Разве лицо художнику создает его подпись под работой?
— И она тоже.
— Петрова от Иванова отличали бы по стилю, манере, а не по фамилии.
— Что-то порочное есть в этих мечтаниях. Книга без автора, балерина без имени. Таня, чего ты молчишь? Тут такую бомбу готовят искусству. Тебе хочется писать статьи без фамилии?
— Сегодняшний очерк я бы с удовольствием напечатала анонимно.
— Наверное, не получился, да? Вот видите, Колян, ваша теория на глазах терпит крах: в ход пойдет именно халтура, от которой вы жаждете избавиться, не будет ответственности художника перед людьми — без подписи не стыдно преподнести и ерунду.
— Со временем сознательность повысится, само мышление станет иным. За книги, скульптуры, художественные работы платить не будут, значит, корыстный момент отпадет и останется чистая, ничем не замутненная любовь к искусству.
Стеклова усмехнулась: кто бы рассуждал о сознательности…
— Небось на творческих хлебах сидите?
— Сижу. А что?
— Плохо это.
— Отчего же?
— Да оттого, что сделались миллионершей.
— Ошибаетесь. На хлеб насущный приходится зарабатывать в основном портретами на заказ, до миллионов и даже тысяч далековато.
— Я не о деньгах, я о времени, хотя время, как известно, деньги.
— Не очень ясно.
— Что же тут неясного? Птичница Ольга Андреева вкалывает на ферме ежедневно от сих до сих, а вы…
— Я тоже вкалываю, и еще как! — Полноватые щеки Березовой порозовели, и она стала похожа на обиженного ребенка.
— В свое удовольствие вкалываете.
— По-вашему, Андреева вкалывает без радости? — вмешалась Стеклова. Что за чушь! Она известнейший в области человек, депутат. Да откуда вам известно, что работа не помогает ей расти, не заполняет ее жизнь! Впрочем, я поняла вас. На ваш взгляд, только престижные профессии могут давать удовлетворение.