Такого жуткого похмелья у него не было ни разу в жизни – горло превратилось в пересохший ручей, а голова стала тяжелой и неповоротливой, как подъемный кран. Каждое новое движение незамедлительно отдавалось болезненным резонансом где-то в области затылка, создавая впечатление, что все выпитое накануне скопилось именно там и теперь, медленно перекатываясь, приносило невыносимую боль. Из-за всех этих утренних «прелестей» Карлу совершенно не хотелось просыпаться, но пробуждение, будто специально выдворяя остатки сна, оставляло его один на один с расплатой за вчерашний праздник.
Ком подкатил к горлу. Карл открыл глаза, собираясь вскочить на ноги, но этого сделать не удалось. От резкого пробуждения трудно было понять, где он находится. На мгновение разум даже настиг панический ужас, потому как вокруг была лишь непроглядная темнота и больше ничего. Только через какое-то время сырой и зловонный запах стал наталкивать на мысль, что он находится в подземелье, с кишащими всюду крысами, одна из которых с диким писком пронеслась прямо по его ноге, испуганная воплями нового «постояльца».
Карл предпринял еще одну попытку встать, но она тоже закончилась неудачей. Сейчас становилось несомненным то, что он сидел на стуле или на чем-то подобном и к нему же был привязан. Руки сильно затекли, а чувствительность ниже локтя отсутствовала напрочь.
«Что случилось? Почему я привязан? Может, я вчера буянил? Но почему тогда этот подвал, в котором так жутко воняет?
Неужели не было места получше?» – Температура в подземелье была не выше десяти градусов, и этот факт с каждой минутой все сильнее напоминал о себе, предоставляя возможность не только протрезветь, но даже и задубеть.
– Эй, э-эй. Есть тут кто-нибудь, я уже в порядке. Меня можно развязывать.
Ответа не последовало, только гулкое эхо еще раз повторило его призыв на всю галерею, умолкнув где-то в темноте дальнего угла.
– «Что же происходит?» – Восприятие происходящего уже полностью вернулось, и он стал мысленно воспроизводить вчерашние события. – «Вечер в «Трафальгаре» – помню. Много пили – помню. Затем она вытащила меня оттуда и… А вот что было потом
– убей, не помню». – Все воспоминания резко обрывались в темноте ночной улицы.
– Э – э – эй.
Эхо с троекратной силой ударило по барабанным перепонкам.
– Ну, развяжите кто-нибудь. Или мне здесь так и придется подыхать связанным?
На этот раз «мольбу» услышали, или своими воплями он кого– то здорово донял, что в принципе означало одно и то же. Где-то на уровне двух метров от воображаемого пола открылась дверь и на пороге появился высокий мужской силуэт, заслонивший почти весь дверной проем. Пытаясь разглядеть что-либо, Карл сощурился, но это не помогло. За время, проведенное в темноте, его глаза отвыкли от света, и теперь слабая лампочка коридора слепила не хуже галогенного прожектора.
Между тем «спаситель», не торопясь, спустился по деревянной лестнице и, подойдя почти вплотную, со всей дури звезданул в лоб чем-то тяжелым. После удара возникло целое буйство красок, коего он не видел с момента как попал сюда, а потом в глазах вновь потух свет.
Снова придя в себя, Карл понял, что находится все в том же зловонном подвале. При включенном свете он оказался обычным винным погребом, где в три ряда стояли девять огромных бочек, а он, привязанный к деревянной опоре, удерживавшей всю конструкцию, сидел на дрябленьком стуле. По мере адаптации зрения к слабому освещению стало ясно, что он здесь не один. В дальнем углу возле бочки находилось три человека, оживленно беседовавших между собой на непонятном для него французском. Тот, что стоял ближе всех, был высок ростом и широк в плечах. По сломанному носу можно было сделать вывод, что он бывший боксер. Двое же других, судя по всему, были братьями-близнецами, или вполне возможно, что у Карла до сих пор двоилось в глазах.
– Jean, il est revenu a soi[18], – ……………..крикнул………. ………здоровяк..
Из приоткрытой двери первого этажа послышались шаги, и вскоре на лестнице появился Жан.
– Ну и как поживает наш нацистский дружок? – надевая на ходу боксерские перчатки, поинтересовался он.
– Что здесь происходит? – задал вопрос Карл, на который уже и сам практически знал ответ. Иллюзия о том, что он оказался связанным из-за своей несдержанности, мигом улетучилась.
– Сейчас я попитаюсь это тьебе разъяснить, – Жан дал команду, и оба брата, зайдя за спину, крепко прижали его к стулу.
– «И все-таки их двое».
– Эй, что вы собираетесь делать? – добавил он вслух.
– А ти, что, еще не `поняль, чертов кольбасьник? – Жан еще раз вытянул руку, поправляя правую перчатку. – Ти мне не поверишь, но в тридцать восьмом году я `заняль третье место на чемпионате Франции по боксу в полутяжелом весе.
– Я тебе верю…
– Этого мало. Мне би хотелось, чтобы ти это прочувствовал.
– Но постой…
Больше говорить ему не пришлось, так как Жан с чувством «благородной» ярости стал месить его, как боксерскую грушу. Уже после третьего или четвертого удара Карл почти полностью потерял координацию, и его увороты стали больше походить на хаотичные конвульсии. А после восьмого или девятого попадания, которое показалось восьмидесятым или девяностым, в глазах вновь потух свет.
Ведро ледяной воды быстро напомнило о том, что он еще жив. От резкого движения Карл чуть не сломал стул, к которому был привязан, – так неприятно было возвращение в реальность. Напротив него стоял здоровяк и, склонившись над головой, что-то говорил, но Карл ничего не слышал, как тогда, в самолете.
Здоровяк обернулся к Жану и, получив одобрение на свой вопрос, с довольной улыбкой помчался наверх.– «Наверное, за вторым побежал». Сознание все интенсивнее возвращалось в израненное тело, отдаваясь адской болью в левом виске.
Между тем на лестнице вновь появился здоровяк. Карл не ошибся, он действительно бегал за водой. И сейчас, с идиотской улыбкой и ведром наперевес, несся обратно к нему.
– Не надо, мне уже достаточ…
Слова явно прошли мимо ушей здоровяка, так как с содержимым ведра Карл встретился, еще не договорив всю просьбу до конца.
– А-а-а.
Вода была такой ледяной, что от ее будоражащего действия он снова стал слышать. А когда через какое-то время его кожа немного акклиматизировалась к этому холоду, то даже почувствовал небольшое облегчение – головная боль слегка притупилась.
– Ну что, очухался? – подойдя с ковшом в руке, поинтересовался Жан, – на, хлебни.
В ответ Карл лишь отвернулся. Это был единственно возможный протест, который он мог позволить в своем положении.
– Ти посмотри, какие ми гордые, не хотим пить наше вино,
– Жан обернулся и что-то произнес по-французски. Его компания дружно заржала.
– Ти пойми меня, – Жан поставил рядом стул и, сев на него, обнял Карла за плечи, – ти ведь на самом деле мне очень нравишься. Особенно после того, как тьебя стукнуло. – Его довольный смех разнесся на весь погреб. – Ти мне веришь?
– С трудом.
Жан еще раз перевел дружкам последний диалог, вызвавший у них бурю эмоций и кучу реплик в адрес Карла.
– Ти их здорово рассмешил, мне редко удается у этих остолопов выдавить улыбку.
– Это я успел заметить. Только и делают, что ржут, как кони…
Жан опять засмеялся, но переводить не стал.
– Что вам от меня нужно?
– Нам, от тьебя? Да ровним счетом ничего, – произнес он, потирая щетинистую щеку. – Я просто преподал урок правильного тона, чтобы навсегда отбить у тьебе желание путаться с чужими женщинами.
– Ты это про кого?
– Про Мелен.
– Вы что, на этой почве с ума все посходили? Идиотизм какой– то. С одним чуть в автомобильную аварию не угодил, другой похитил и мутузит, как боксерскую грушу. Слушай, я твою Мелен видел всего два раза в жизни. Так что…
– Нет, это ти послушай. Мелен – моя жена. И ти с ней спал. Так что мьеня совершенно не интересует, помнишь ти это или делаешь вид, что ничего не помнишь. В любом случае, я выбью из тебя эту дурь…
– И давно? – негромко прозвучал знакомый женский голос, от которого даже собутыльники Жана замолчали.
На лестнице, облокотившись на деревянные перила, стояла Мелен и каким-то сквозным взглядом буравила спину Жана.
– Что именно, дорогуша?
Изображая на лице спокойствие, Жан обернулся и, довольно улыбаясь, пошел ей навстречу
– Наше с тобой супружество?
– С того самого момента, как ми стали компаньонами.
Звонкий смех Мелен эхом разнесся по всей галерее, отчего самодовольство Жана мигом улетучилось, уступив место растерянности и злости от собственного бессилия.
– Что ты наделал, идиот?
По-видимому, Мелен была не в курсе последних событий и теперь, наблюдая случившееся, даже на какое-то время потеряла дар речи. Моментально придя в себя, она отодвинула в сторону Жана и, быстро подойдя к Карлу, продолжила разнос, но уже на французском.
Под все нарастающим шквалом упреков Жан все больше терял терпение и теперь, меряя шагами подвал, готов был сорваться в любую секунду. Мелен же, продолжая пилить псевдосупруга, смочила платок остатками воды в ведре и принялась протирать лицо Карла, прикладывая его то к левой брови, то к носу, откуда, судя по алым пятнам, все еще шла кровь
– Что, любовничка пожалела, хочешь выглядеть красиво? – Жан по-прежнему ходил от бочки к бочке, изображая тигра в клетке. – Не будь лицемеркой…
Он подошел вплотную к Карлу и, слегка отодвинув Мелен, обратился к нему.
– Ти знаешь, молокосос, из-за чего она мне здесь сцену устроила?
– Замолчи, ты пьян.
– Нет, почему же, он имеет на это право.
Мелен, швырнув платок в ведро, отошла в сторону.
– Ее разозлило то, что я слегка переусердствовал.
Жан снял со стены небольшое, покрытое плесенью зеркало и показал его Карлу. То, что отобразилось в нем, заслуживало внимания спортивного комментатора, работающего на «боях без правил », так как лицо выглядело похлеще, чем когда он впервые его увидел. Левая бровь была сильно рассечена. От нее тянулся след запекшейся крови, прерывавшийся возле скулы. В районе виска была здоровенная шишка, по-видимому, и послужившая следствием потери сознания. Ну, а что касается носа, то, увеличившись в два раза, он делал своего обладателя похожим на вурдалака, или еще на какую-то сказочную нечисть. – «Наверное, я был без сознания довольно долго, раз остановилось кровотечение».
– Ну как, нравится? – отвлек его от созерцания своей внешности голос Жана. – По глазам вижу, что да. Я мастер своего дела.
– Это точно, не каждый настоящий мужик отважится выйти один на один с человеком, привязанным к стулу.
Слова Карла попали в самую точку. К тому же Мелен наградила своего псевдосупруга еще одним презрительным взглядом.
– Я только питался сберечь наше имущество. Потому что если бы ми его не привязали, то он переломал би все бочки к чертовой матери, когда летал по нашему погребу.
– Я почему-то именно так и подумала.
– Только не надо на меня так вот смотреть. Свои фокусы можешь показывать кому угодно, только не мнье. Нашлась здесь дева Мария, – Жан повернулся и опять начал мерить шагами погреб. А потом, резко остановившись, обратился опять к Карлу.
– Чуть не забил рассказать самое главное, – он посмотрел на Мелен взглядом победителя, после чего продолжил. – Ти думаешь, она о тьебе сейчас беспокоилась? Нет, она испугалась, что когда найдут твой труп, то твои дружки из гестапо не поверят, что это ограбление. И у нас, по ее словам, будут проблемы. Не так ли, дорогуша?
В погребе воцарилась гробовая тишина. Карл никак не мог прийти в себя после услышанной новости, которая возымела больший эффект, чем все предыдущие ведра с водой, вместе взятые. Только сейчас он, наконец, осознал, что с ним происходит. Его пленители давно прошли точку возврата, и он для них превратился в ненужного свидетеля, которому и жить-то осталось всего ничего. Единственное, что ему не до конца было ясно – почему?
– Ну все, хватит, мне надоели твои выходки.
Мелен решительно подошла к Жану и, перейдя на родной язык, выдала что-то такое, что явно не предназначалось для ушей Карла. Так что теперь он стоял, как нашкодивший гимназист, одаривая Карла взглядом, в котором были и ненависть, и презрение, и какая-то издевка.
– Забирай своих собутыльников, чтобы я тебя больше не видела… Пока не протрезвеешь.
Тон Мелен был непререкаем, и после небольшого замешательства Жан дал дружкам команду, после которой те быстро удалились.
– Что ты на меня так смотришь? – обратилась она к Карлу, когда наверху захлопнулась дверь.
– Не думал я, что ты такая…
– Какая? Ну, договаривай. Сука, стерва? Или как-то покрепче?
– Как-то покрепче.
Мелен засмеялась.
– О-о-о. Я узнаю прежнего Карла. Этот взгляд и манеры.
Она взяла стул и села напротив него.
– Ты не против, если я закурю?
– Против.
– Спасибо, – произнесла она, прикуривая дамскую папиросу и в какой-то своей неповторимой манере бросая огарок спички в ведро.
– Ну, раз ты все знаешь, нам будет даже легче.
– Я не думаю
– Это почему же?
– А ты догадайся.
Продолжая смотреть в глаза, она положила руку ему на плечо и приблизилась почти вплотную. Карл не выдержал и отвернулся.
– Ты знаешь, в любом случае я всегда могу позвать Жана, который найдет способ развязать тебе язык. Он ведь когда-то был боксером. Ты ведь в курсе?
– Неужели вы думаете, что это все вам сойдет с рук?
– Об этом я уже давно не думаю, я в этом полностью уверена.
– Да, это почему же? Когда мы уходили из твоего «борделя», нас, кроме твоих посетителей, среди которых было много немецких офицеров, видели Рихард и этот как его там. – Карл запнулся не в состоянии вспомнить имя «поляка», – В общем, это и не важно. Твоя визитная карточка с адресом побывала в руках почти всех офицеров авиабазы. Так что отвертеться тебе будет довольно трудно.
– Позволь мне с тобой не согласиться. Твои друзья вряд ли что-то вспомнят после такого похмелья, так что свидетели из них не получатся. Что же касается всего остального, то я совершенно не собираюсь скрывать тот факт, что мы ушли вместе. Я даже скажу, что мы провели чудесную ночь. А рано утром ты ушел обратно в часть. Потом найдут твой труп без документов и начнут искать убийц, а ими могут оказаться кто угодно. Или бродяги, или члены Сопротивления, а может те два олуха, что так кстати ко мне приставали и с которыми ты чуть не подрался.
Мелен, встав, подошла к столу, находящемуся за бочками, о существовании которого он даже не догадывался.
– Ведь убьют тебя вот этим, – в ее руке появился обычный немецкий штык-нож, имевшийся у каждого солдата и, соответственно, достать который не составляло никакого труда. – Вот так вот, дружок.
По спине пробежал холодок, и Карл невольно отвернулся при виде орудия своего убийства. В этот момент он даже позабыл о боли. Мысли путались одна за другую, разжигая в голове всепоглощающий хаос.
– Ну что замолчал, настроение пропало?
– Оно у меня пропало еще до твоего прихода, – Карл набрал в грудь воздуха для того, чтобы следующие слова произнести как можно убедительнее. – В вашем плане есть маленький изъян.
– Где именно?
– Мне незачем рано утром уходить от тебя, если мы провели чудесную ночь. Ведь у меня увольнение до девяти вечера. Тебе не поверят.
Мелен на секунду задумалась, затем, бросив нож на стол, не торопясь, направилась к Карлу.
– Ты прямо настоящий Шерлок Холмс. Жаль будет убивать такой талант.
– Так ты не убивай.
– Не могу, милый. Так надо.
– Кому надо?
– Ты задаешь слишком много вопросов, ответы на которые тебе совсем не пригодятся в твоей недолгой жизни.
– Надо жить настоящим моментом, а не заоблачными далями.
– Особенно, если эти дали не светят в твою сторону… Ты меня уговорил, мы убьем тебя вечером.
– Премного благодарен.
– А чем ты, собственно говоря, недоволен? Я к твоей никчемной жизни прибавила еще один день. За это благодарить надо.
– Большое вам спасибо, – Карл опустил голову, изображая поклон. – Премного благодарен еще раз. Но возникло еще одно «НО».
– Какое? – похоже, что его упорное нежелание «умирать» начинало действовать ей на нервы.
– Если вы меня убьете вечером, то любой врач сможет определить, что избили меня задолго до смерти. Опять возникнут вопросы, и их будет ничуть не меньше.
– Ну, спасибо, – теперь уже она поклонилась. – Если бы не твои советы, нам пришлось бы туго.
– Не сомневаюсь.
– Но знаешь, – она на секунду задумалась, – есть выход и из этой ситуации. Тебя вообще никогда не найдут. Мы убьем тебя так, как и планировали, и умирать ты будешь так долго и мучительно, что расскажешь нам все… А свое алиби я придумаю позже.
Как тебе такой вариант? И если ты думаешь, что у меня будут проблемы, то ошибаешься. Ты даже не представляешь, какие знакомые у меня есть среди ТВОИХ соотечественников.
– «Да, хороший выход, ничего не скажешь. Надо искать новый путь».
– Я думаю, что все это лишнее. Я и так все расскажу, – добавил он в слух. – Но только при одном условии.
– Ты все расскажешь безо всяких условий. Вопросы здесь задаю только я, и если ты этого до сих пор не понял, то сейчас снова побеседуешь с Жаном.
– И тебе даже не интересно, что это?
– Нет, – она потянулась к карману и достала еще одну папиросу.
– Извини, Карл, но мы не сможем сохранить тебе жизнь. Таким мерзавцам, как ты, не место на этом свете.
– Неужели он был такой сволочью?
Мелен прекратила покусывать мундштук папиросы и повернулась в его сторону. На ее лице уже не было той ожесточенности, как раньше. Скорее, это был взгляд усталости и снисхождения.
– Он был? Что за странная манера общения? Ты не спятил часом, если говоришь о себе в третьем лице.
– Я уже давно спятил, и ты один из моих кошмаров.
– Ну, спасибо, оказывается я виновата в том, что ты стал таким подонком.
– Ты меня не поняла, я об условии. Я не это имел в виду.
– А что же тогда?
– Во-первых, мне нужны доказательства того, что ты принадлежишь к Сопротивлению, а во-вторых…
– Достаточно и первого. Я тебе ничего не собираюсь доказывать. Это сделает Жан, когда покончит с тобой. А что касается всего остального.
– Ты мне дашь договорить? Или мне тебя постоянно придется перекрикивать? Тебе это, насколько я понимаю, нужно не меньше, чем мне.
– Ты это про что?
– О второй половине своей просьбы.
– Дорогой, не надо блефовать, ты не в том положении. У меня мало времени.
– Я буду краток. Меня интересует, что вы вместе с Этьеном Жоме со мной сделали?
– Как ни находчиво, но тем не менее очень глупо.
– Что глупо?
– Да все глупо. Взять хотя бы то, как ты пытаешься выкрутиться. Ты, наверное, забыл, что я самая большая хитруля в этой округе и тебе со мной не сравниться.
– А я и не собираюсь. К тому же, к своему качеству хитрости можешь смело добавить еще несколько. Например…
– Все, моему терпению пришел конец. Жан, иди сюда.
В ответ на ее призыв никто не откликнулся, только где-то наверху послышалась едва уловимая возня, затихшая раньше, чем смолкло эхо.
– Я вижу, ты так и не понял, во что влип. Ну, ничего, сейчас мы твой гонор поубавим, заблеешь, как ягненок. Куда ты там делся, черт тебя побери? Жан!
Дверь отворилась, но на пороге стоял не Жан, а один из близнецов, который, судя по качающемуся силуэту, еле стоял на ногах. Мелен обратилась к нему по-французски и после невразумительного ответа выдала такую тираду, которую можно было понять даже без перевода.
– Вот пьянь, – выкрикнула она вслед исчезнувшему из вида близнецу.
– Тебе не идет браниться. Когда ты ругаешься, вся твоя красота…
– Хва-тит, – произнесла она по слогам. – Твои уловки здесь не пройдут. Неужели ты до сих пор этого не понял? И выкинь из головы иллюзию, что между нами были какие-то чувства, потому что к тебе, кроме отвращения, я не испытываю ничего. Ты меня интересовал только как объект работы…
– Можешь в этом меня дальше не убеждать, ведь к тебе я испытываю примерно то же самое, хотя, ненависти, может, чуть меньше. Ну, а что касается других «чувств», то, боюсь, у меня просто не хватило бы силы воли полюбить такую стерву, как ты.
– Да? А на эту дурочку из госпиталя силы воли, значит, хватило? Ну ничего, мы не дадим ей стать женой военного летчика. Овдовим еще до замужества. Что замолчал? Удивлен, что нам так много известно? Все время нахождения в госпитале мы за тобой внимательно следили.
Сделав короткую паузу и воспользовавшись его замешательством, она продолжила свой допрос.
– Скажи, кому ты про нас сообщил, и я обещаю, что все закончится безболезненно.
Фраза «безболезненно», мягко сказанная Мелен, вызвала в сознании Карла образ пыточной камеры, от чего его даже слегка передернуло.
– О чем? Я никому ничего не говорил.
– Ты надо мной, что, издеваешься? Или думаешь, я такая доверчивая дура, что поверю этой дешевой игре в невинность и наигранному изумлению? Если хочешь знать, ты сам подписал себе смертный приговор. Вызывая тебя на встречу, я совершенно не собиралась делать всего этого, – она обвела взглядом погреб.
– Ты сам во всем виноват. Неужели ты надеешься, что я поверю в амнезию после того, что ты выдал вчера в баре?
– И что же такого я там выдал?
– Один вопрос об Этьене стоит того, чтобы отдать тебя в руки Жана. Как ты о нем можешь помнить, если у тебя амнезия?
– Но я все могу объяснить.
– Да? А то, что весь вечер намекал мне на связи с англичанами, как объяснишь? Или об этом ты тоже не забыл по счастливой случайности?
Карл совершенно зашел в тупик. – «Ну как ей теперь объяснить, что я всего-навсего нес пьяную ахинею? Правды хочешь? Да узнай ты эту правду, и моя отсрочка до вечера будет тут же аннулирована».
– Что замолчал, ты ведь хотел все объяснить? Не стесняйся.
– Хорошо, я все тебе расскажу. Да, я действительно все помню…
После слов Карла Мелен заметно преобразилась. Ее лицо посветлело, а глаза загорелись, как у старателя, нашедшего в толще земли золотой самородок.
– Я действительно все тебе врал насчет того, что ничего не помню, – я все помню. Но эти воспоминания вряд ли пригодятся в поисках истины, потому как в моем прошлом нет никого из тех людей, с которыми сейчас приходится общаться. Ни тебя там нет, ни меня нынешнего, это чужие воспоминания, и они не принадлежат Карлу Маеру. Но я знаю кое-что такое, что произойдет совсем скоро, и думаю, это должно тебя заинтересовать…
– Ты что, все-таки сдал нас в Гестапо?
От ее неожиданного вывода Карл слегка опешил. У него в голове почему-то сразу всплыл фрагмент фильма «Семнадцать мгновений весны», когда Борман, допрашивая Штирлица, сказал: «Вот я сейчас отвернусь, а вы Штирлиц возьмете и тюкните меня чем-нибудь тяжелым по голове».
– Почему ты молчишь? Чему улыбаешься?
– Вашей глупости, мадам… Ты вообще слушала, что я говорил? Если бы я кому-то что-то сказал, то тебя давно бы уже арестовали. Причем, если не месяц назад, то уж точно сейчас. Мне кажется, ты и сама это понимаешь, только признавать не хочешь.
Мелен начала медленно приближаться, внимательно вглядываясь в его лицо. Слабая лампочка не давала должного освещения, поэтому ей пришлось подойти почти вплотную.
– В таком деле, как наше, надо всегда быть начеку и, поверь, уж лучше лишний раз перестраховаться, чем потом волосы на голове рвать.
– Вы, я так понимаю, за мной не только в госпитале следили, но уже и в полку. Кто вам там помогал, Отто?
Мелен начала заразительно смеяться.
– Вот ты даешь, а еще меня глупой называл, – она никак не могла успокоиться. – Нет, это был не Отто, а совершенно другой человек. И его имени я тебе не скажу, даже будучи полностью уверена в том, что как человек чести ты унесешь эту тайну в могилу.
– Теперь ее смех стал походить на истерику.
– Ха-ха-ха, как смешно.
– Если бы сейчас ты видел себя со стороны, то тоже бы посмеялся. У Отто было точно такое выражение, когда он пришел после вашего разговора. – Ее смех начинал выводить Карла из себя, к счастью, она с ним практически справилась, продолжив говорить. – Он, кстати, на тебя очень похож. Такой же индюк надутый, полный бредовых нацистских идей.– Последние слова она произнесла уже с холодным спокойствием.
– Ну, больше с тобой мне разговаривать не о чем. Значит, он был прав, – размышляла она вслух. – Это и к лучшему, меньше будет хлопот.
– Ты это о ком?
– Тебе это знать не обязательно.
Подойдя к столу, Мелен взяла пачку дамских папирос и, положив их в карман, направилась к выходу.
– Я думаю, мы с тобой уже не увидимся, ведь мне придется весь день провести на людях, чтобы не вызывать подозрений. А
что касается тебя, то скоро проснется Жан, который задаст тебе пару вопросов, на которые ты так не хотел мне отвечать. Советую ему не противиться, а то будет только хуже. Ну вот, вроде и все. Прощай. Я надеюсь, ты попадешь в ад.
– Постой, – окриком остановил ее Карл, пытаясь ухватиться за спасительную соломинку. – Ты знаешь цыганку по имени Мария?
– А если даже и знаю, что тогда?
– Разыщи ее и поговори. Она должна тебе все объяснить.
– Что же она может мне объяснить? И вообще, я не понимаю, что общего между вами? К тому же, если мне не изменяет память, ее давно уже нет в городе.
– Она здесь, мы только вчера с ней случайно познакомились. Тебе-то она расскажет точно больше, чем мне…
– Расскажет что?
Мелен была на распутье. Ему явно удалось заинтриговать ее.
– То, что она не стала говорить мне.
– Что ты за бред опять несешь? Я ничего не понимаю.
– Когда я шел к тебе на встречу, то заблудился, и мне пришлось останавливать прохожих. Тогда-то я и наткнулся на нее. У нас был очень странный разговор…
– В этом нет ничего странного, – прервала его Мелен, – ведь она и сама немного того.
– Мне тоже сначала так показалось, но она очень напомнила мне одного человека. Да и меня она вроде узнала, – Карл опять не знал, что говорить. Сказать правду казалось таким абсурдом, который мог только все усугубить.
– В общем, это она рассказала о Жоме.
– Что именно она тебе рассказала?
– Собственно говоря, ничего определенного. Она только сказала, что он единственный, кто может помочь мне, а когда узнала, куда я иду, добавила, что ты нас можешь свести, потому как вы знакомы.
– Вот старая корова… В чем? В чем он тебе может помочь?
– Поговори сперва с ней, тогда мне проще будет все объяснить. Я ведь могу только догадываться, что случилось на самом деле… Но все это так абсурдно, что, боюсь, ты мне не поверишь и сочтешь полоумным.
– Ничего страшного, от этого твоей репутации не убудет. Давай рассказывай, или я пошла.
– Я настаиваю, чтобы ты сперва поговорила с Марией.
– Ты не в том положении, чтобы настаивать. Я уже говорила, что.
– Да, я знаю, жить мне осталось до вечера, – Карл перешел почти на крик. – Но ты можешь мне хоть раз поверить?! Если я, зная о своем будущем, только и прошу, что поговорить с одним-единственным человеком, от слов которого зависит моя жизнь. Я точно знаю, что ты причастна к тому, что произошло со мной месяц назад. Так что, как бы ты там не относилась к Карлу Маеру, ты просто обязана… слышишь, обязана поговорить с Марией.
Мелен сейчас чем-то напоминала посетителя «бродячего цирка уродцев», который, попав в него за символическую плату, увидел свинью с крыльями. Вот она бегает, довольно виляя хвостиком, потом порхает под куполом гигантского шатра. При желании можно подойти поближе, чтобы, почесав за ушком, услышать счастливое хрюканье. Но даже и сейчас вы не можете поверить своим глазам, несмотря на то, что это «чудовище», продолжая довольно сопеть, потирается о вашу ногу, словно домашняя кошка. Нет, это не может убедить вас в том, что все это происходит на самом деле. Потому что «СВИНЬИ НЕ ЛЕТАЮТ».
– Нет, этого не может быть. Все это полный бред.
Мелен повернулась и решительно пошла в сторону лестницы. Ее взгляд стал сосредоточенным и каким-то отрешенным – будто она мысленно улетела далеко-далеко из этого грязного, вонючего подвала. – «Неужели Жоме был прав, и КОРИДОР действительно существует!?»
– Так ты поговоришь с ней? – с последней надеждой прокричал Карл.
– Я подумаю.
– У меня нет времени ждать, пока ты будешь думать.
– Прекрати устраивать истерики. Если я сказала, что подумаю, значит, подумаю. А своими воплями ты ничего не изменишь.
На самом деле Карл мог отдать руку на отсечение, что в своих суждениях Мелен была менее категорична, нежели пыталась показать на деле. Но ее умение скрывать эмоции заставляло сомневаться в собственной убежденности.
– Это все равно ничего не значит. Я никогда не поверю ни единому твоему слову, и Мария тебе не поможет,– Мелен остановилась, еще раз что-то обдумывая. – А как ты в таком случае объяснишь свою болтовню за столом по поводу англичан?
– Я очень, очень давно не пил, к тому же это лечение. – Он перевел дух, пытаясь собраться с мыслями. – А вчера я признаюсь. Да, напился как сапожник и всю вторую половину вечера помню с трудом. Из чего допускаю, что мог нести какую-то чушь. Но это было не нарочно. Да и вряд ли кто-то воспринял мои слова всерьез. Остальные ведь тоже были не лучше.
– Почему все мужики, когда приходит время отвечать за свои грязные проступки, всегда ссылаются на то, что слишком много выпили? Девушка забеременела. А ее суженый заявляет, что он был пьян и ничего не помнит. При этом обвиняя ее в измене и обрекая жить одну на пособие, – Мелен все так убедительно говорила, что Карл почувствовал себя в шкуре того негодяя, которого непонятно зачем привела она в пример. – Пришел муж пьяный домой, – не унималась она, – избил жену ни за что, а потом кается: «Извини, котик, я был пьян и ничего не помню». Каждый раз одно и то же. У вас, что, не хватает фантазии придумать что-то умнее?
– Но я действительно был сильно пьян.
Мелен застыла в какой-то странной позе прямо на пороге двери. В ее глазах снова читалась ненависть.
– Ладно, «дон Жуан», отсыпайся, чтобы потом не говорил, будто и сейчас пьяный и не отдаешь отчета в том, что говоришь. А я потом еще загляну.
Дверь хлопнула, и тут же погас свет, погрузив погреб в кромешную темноту. После недавних событий окружающая обстановка казалась очень зловещей, но заботило его другое. Мелен отсюда ушла разгневанной, и теперь в любой момент мог последовать приказ пустить его на удобрение местных виноградников. Тогда-то он, точно как в песне поется, «скоро станет молодым вином».
– «Что хотел, то и получил». – Карл вспомнил то, о чем думал, когда лежал в госпитале. – «Хорошие я связи наладил с местным Сопротивлением. Лучше и не придумаешь».
Тело потяжелело, и он почувствовал, как проваливается в небытие. Обычно человеку трудно ощутить грань между сном и явью, сейчас же все было иначе. Гипнотическая усталость, словно парализовав тело, не давала пошевелиться. Впрочем, ему и не особо хотелось, ведь за той гранью, что уже можно было ощутить, находилось спокойствие, тишина и, самое главное, избавление от жуткой головной боли, становившейся просто невыносимой.
Он сидел в раскладном кресле под старой яблоней, что росла на их дачном участке под Выборгом, и наблюдал за тем, что происходит на улице. Там соседский пацан, которому было не больше шести лет, сидя на корточках, колотил по трупу задавленной на дороге кошки. Судя по всему, бедное животное совсем недавно отдало богу душу, потому как из ран продолжала сочиться кровь, увеличивая бурое пятно на пыльной поверхности дороги. – «Интересно, а почему я не заметил, как это произошло? Ведь уже давно здесь сижу. Странно…».
Между тем, малыш с усердием дятла продолжал долбить по голове мертвой твари, превращая ее содержимое в алое месиво. Наконец не выдержав, Андрей окликнул его, решив остановить это кровавое безумие.
– Что ты делаешь?
– Орехи колю, – малыш, довольно улыбнувшись, поднял вверх окровавленную палку. – На, попробуй. Они вкусные…
Запустив руку в раскуроченое чрево, он извлек кусок печени.
– Нет, спасибо, – поспешил отказаться Андрей.
– Ну и зря.
Малыш еще раз кивнул, угощая «деликатесом», после чего отправил содержимое руки себе в рот. К горлу подкатил ком. Андрей отвернулся в сторону, чтобы его не стошнило, и, к своему удивлению, вместо привычного пруда за оградой увидел открывшуюся панораму Лиговского проспекта. Ошибки быть не могло.
– «Вон и Мос-бан виднеется вдали».
– «Может, сбегать прогуляться, пока не проснулся? Ведь время есть». – Не торопясь поднявшись, он направился к забору. Но осуществить задуманное не удалось. Впереди возникла вспышка всепоглощающего белого света, который, двигаясь на него, пожирал все на своем пути. Пытаясь предотвратить неизбежное, он откинулся назад, но было уже слишком поздно.
Слабый свет лампочки, развесив по стенам силуэты винных бочек, вырвал из приятного забвенья «прошлой жизни». Факт появления света свидетельствовал, что в скором времени предстояла встреча, которая ввиду последних событий вряд ли сулила ему что-то хорошее.
За дверью послышался шорох, и через несколько мгновений с тихим скрежетом открылось зарешеченное окно мышеловки. Данный пережиток прошлого был этаким средневековым глазком, продолжавшим служить по прямому назначению по сей день.
– Эй, кто там? Может, вы меня развяжете, а то рук совсем не чувствую.
«Гости» проигнорировали слова Карла, продолжая соблюдать тишину, нарушаемую лишь легким перешептыванием на непонятном для него французском. Они предусмотрительно не включили в коридоре свет, оставаясь неразличимыми, серыми тенями на темном фоне, так что все его попытки разглядеть что-либо так и остались тщетными.
– Принесите хотя бы воды, ужасно пить хочется.
Ответом на просьбу был скрежет закрывающегося окошка и выключение света. Голоса в коридоре сначала перешли на крик, а после того, как что-то разбилось, и вовсе cтихли.
– Спасибо за свет, он мне как раз сильно мешал. И за воду тоже спасибо. Чтоб вы там все сдохли! Сколько можно надо мной издеваться?
Карл дернулся, но от этого стало только хуже. Тупая боль ударила по рукам, впившись свербящим зудом в те места, где они были туго перевязаны веревкой. Неожиданно вместе с болью пришло спокойствие, которого он так ненадолго лишился. Благо, через несколько минут она отступила, растворившись где-то в свинцовой отечности рук.
– «Вот так гульнул. Такого застолья удалого у меня еще ни разу не было. И вряд ли когда-то будет. Впрочем, у меня теперь много чего не будет…».
Пытаясь привести мысли в порядок, он осознал, что головная боль отступила. Определенно, отдых пошел ему на пользу, оставив в голове только легкий гул с этим дурацким чувством пустоты. Единственное, что его беспокоило, это смутные воспоминания о недавнем сне, казавшемся по прошествии времени еще более бредовым. За все время, проведенное здесь, лишь один раз ему снился кошмар, но это было скорее исключением из правил, потому как во сне ему везло значительно больше, нежели в реальной жизни. Если этот ад вообще можно было так назвать.
Вспыхнувшая спираль лампочки вновь наполнила комнату блеклым светом, а заскрипевший засов возвестил о прибытии нового посетителя, которым, конечно же, оказалась Мелен. Не теряя времени на излишние церемонии, она быстро спустилась по лестнице и, сев напротив Карла, закурила дамскую папиросу.
– Ну что, я выполнила твою просьбу. Теперь твоя очередь.
Ее поведение казалось довольно странным. Определенно, она не только нервничала, но даже, как показалось Карлу, была слегка напугана. За все их недолгое знакомство он впервые видел ее такой. До этого ему казалось, что некоторые области ее мозга, отвечающие за эмоции, попросту атрофированы.
– Не тяни время, у нас его и так нет.
– «Да, определенно, она не в себе».
– Это ты с ней за мной наблюдала. Что она сказала?
– Ничего особенного. Она просто ненормальная. Раньше я это только подозревала, а теперь в этом полностью уверена. Я не знаю, что ты ей сделал, но в погреб она отказалась спускаться категорически. А под конец и вовсе закатила истерику.
– Но что-то конкретное она рассказала? Ты даже не представляешь, как это важно.
– Она сумасшедшая, а ты скоро станешь мертвым. И если сейчас же не закончишь препираться, то я уйду и последним, кого ты увидишь перед смертью, будет…
– Все, все, хорошо, – сдался Карл. – Я тебе все расскажу. Только для начала хочу предупредить. То, что ты сейчас услышишь, может показаться не совсем реальным… Но как бы то ни было – это чистая правда и если ты дашь высказаться до конца, я все объясню. Единственно, – он сделал небольшую паузу, ища нужное слово, – обосновывать придется тебе самой. Потому что причины ты наверняка знаешь лучше меня.
– Ладно, как-нибудь разберусь. Ты давай начинай, только без премудростей.
– Я не Карл Маер.
– Неплохое начало. Что дальше?
– В его теле я нахожусь чуть больше месяца. С момента того боя, в котором ЕГО чуть не сбили.
– Его? – Мелен как-то странно засмеялась, при этом начав аплодировать. – Вы только послушайте. ЕГО.
От этой ее реакции Карлу стало немного не по себе.
– Ты обещала, что дашь высказаться.
– Я ничего тебе не обещала, – Мелен швырнула в импровизированную пепельницу в виде ведра очередной окурок, после чего, подкурив новую папиросу, продолжила. – Ты думаешь, нас можно так вот легко одурачить? Узнал о сумасшедшей цыганке, специально к ней послал, а теперь чушь тут городишь. Ну, учти, у вас этот номер…
– Замолчи, – прокричал Карл, не зная, как заставить ее слушать.
– Неужели так трудно молча послушать десять минут, не перебивая? Я не заставляю тебя мне верить. Я просто прошу выслушать. А о доле доверия ко мне ты будешь судить, когда я закончу.
Его слова, наконец-то, возымели действие. Мелен заметно остыла и стала выглядеть намного спокойней. Карл же от счастья еле сдержал улыбку. – «Все идет как надо, только спокойствие, и она твоя. Правду она знает лучше меня. Просто не хочет в нее верить. Ей надо помочь. И тогда я буду спасен».
– Все произошло в тот день 29-го мая.
Уже который час Карл сидел в темном подвале. – «Сколько времени прошло? Двенадцать, восемнадцать часов? Да, по сути, и не важно». За время, проведенное здесь, он с ним почти сроднился. Причем до такой степени, что совершенно перестал замечать зловонный запах вместе с отсутствием света и связанными руками. Такие кардинальные перемены произошли только благодаря тому, что его переполняло неописуемое чувство счастья, сравнимое только с тем, что ощущает скиталец, нашедший после долгого пути оазис в пустыне. Или с тем, что переживает бедолага, помилованный прямо на эшафоте. – «Определенно, я добился своего… И хотя до конца она мне не поверила, тем не менее, сомнение я зародил крепкое».
Во время его краткого рассказа Мелен интенсивно курила, пытаясь на лице изобразить полное спокойствие, что, впрочем, давалось ей с большим трудом. Под конец у нее и вовсе осип голос, когда, попросив Карла привести несколько событий из ближайшего будущего, она услышала нечто такое, что явно не умещалось в сознании каждого нормального человека:
– Немцы войну проиграют.
– Это ты уже говорил. Мне нужны события этого лета… Или то, что произойдет до конца года.
– Я же не исторический справочник, который может ответить на любой вопрос.
– Но ты же столько рассказывал, что это самая кровопролитная война всей истории человечества. Что-то ты должен помнить?
– Конечно же, я помню. И не «что-то», а даже больше… Но история – не мой конек. А от дат и вообще увольте.
– Ну хоть что-то? – На лице Мелен стали появляться первые признаки отчаяния.
– Хорошо, хорошо, дай подумать.
Но как он ни старался, мозг ни в какую не мог вспомнить нужной информации. Мелен тем временем начинала все интенсивней терять терпение, что, в свою очередь, еще больше мешало ему сосредоточится. И тут неожиданно перед глазами всплыл образ деда.
– Я вспомнил.
– Что?
– Только не мешай. Мой дед погиб на Курской дуге. Это одна из самых решающих битв Второй мировой войны. Она началась. Подожди, дай вспомнить. – Даты прыгали в голове как угорелые, не давая сконцентрироваться. – 5 июля, да, точно. 5-го. Там, под Прохоровкой, произошло самое великое танковое сражение в мировой истории.
– Ты с датой не ошибся? Это через полторы недели. Подумай.
– Нет, не ошибся. В любом случае, эта информация никому не поможет. Советская разведка будет заблаговременно знать о планах немцев. К тому же накануне битвы будут взяты в плен немецкие саперы, которые укажут точное время наступления. И тогда Ставка примет превентивную меру.
– Какую меру?
– Ну, – попытался объяснить он значение термина «превентивный удар». – За полчаса до наступления, советское командование нанесет мощные артиллерийский и авиационный удары по наступательным группировкам Вермахта. В результате немцы понесут значительные потери, вследствие чего отложат начало операции на несколько часов. В дальнейшем они так и не смогут развить наступление на Курском выступе. Уже через неделю оно выдохнется, и Красная Армия предпримет контрудар. Для немцев это будет второй Сталинград, даже хуже. После Курской битвы они так и не смогут восстановить силы, потеряв последнюю надежду на победу…
– Вермахт будет отступать потом до самого Берлина, – с нарастающим напором продолжал Карл, – а мощь Красной Армии с каждым годом будет все возрастать. Промышленность, эвакуированная за Урал, начнет работать на полную мощь, и к концу войны соотношение сил по технике будет превосходить уже в два-четыре раза. Правда, сейчас стали появляться высказывания немцев, что, мол, «они нас взяли численностью в той войне». Но я могу сказать одно: плохому танцору «балетные туфли» мешают. Это все отговорки проигравших. Наполеон тоже на погоду жаловался. А что касается численности, то уже под Москвой всего довоенного потенциала Красной Армии почти не было. И соотношение сил по мощи и технике там было фактически 1 к 3. Так что здесь надо говорить не о численности и погоде, а о желании и умении…
На секунду прервав «выступление», Карл понял, что пора сбавлять обороты, потому как все сказанное произвело такое неизгладимое впечатление на его «слушательницу», что теперь та сидела, словно неживая, устремив свой взор куда-то сквозь него.
– Меня, кажется, слегка занесло, – спохватился он. – Это из– за деда. Он – наша семейная гордость. Две Красные Звезды как никак и две Славы. Поэтому я о Курске немного почитываю.
Последние слова не возымели ровным счетом никакого действия. Мелен по-прежнему продолжала вести себя, как египетская мумия, не подавая признаков жизни. Ему даже захотелось ее ущипнуть, и он бы так и поступил, если бы не связанные руки.
– «Неужели я был так убедителен? А может…»
– А что-то еще ты помнишь? – как-то уж очень осторожно произнесла она.
– Ну, наверное…
– Меня интересует то, что произойдет здесь. Ближе к Западу.
– …наверное, да, – Карл немного был сбит с толку, потому как не мог вспомнить какой-нибудь малозначительный факт Второй мировой войны, связанный с Западной Францией.
– Летчики, – ответ пришел по определению. – На Восточном фронте воюет эскадрилья французских пилотов – «Нормандия– Неман». Я даже фильм про них смотрел.
По выражению лица собеседницы он понял, что это не тот ответ, который от него ждали. И никакой важной информации в нем нет.
– Да, я про это тоже слышала. А еще что?
– Ещ-е-е, – протянул он опять, начав судорожно теребить память. Но как ни старался, а «тренировка» Жана, видимо, дала свои плоды, поэтому в голову ничего не приходило…
– Да, конечно, как я мог забыть. Высадка союзников в Нормандии. Это же ваш «красный день календаря»…
Шутка явно не нашла понимания, поэтому после короткой заминки он был вынужден продолжить.
– В первой декаде июня 44-го года начнется десантная операция на побережье Нормандии. Она пройдет удачно. Так что ждать вам осталось недолго. И еще – «Тегеран-43». В конце осени в Тегеране пройдет конференция «большой тройки». Сталин, Черчилль и Рузвельт договорятся об открытии Второго фронта, который и начнется с Нормандии. Ты можешь все проверить. Ведь вы работаете под Англией. – Его опять начинало заносить. – Я это из книг и теле…телевизора по большей части узнал, – промямлил он, как будто для нее это что-то значило.
Мелен выглядела так же, как и накануне. Даже хуже. Наблюдая ее такой, Карл всерьез стал задумываться над тем, стоит ли ему продолжать дальше.
– А еще в сорок третьем году в Италии произойдет военный переворот. Муссолини свергнут, и макаронники капитулируют. После этого там высадятся союзники, которые в дальнейшем захватят всю страну… К сожалению, когда это случится, я не помню. Возможно, даже в ближайшее время.
Последняя новость вывела Мелен из оцепенения. У нее, наконец, созрел вопрос, но Карл не дал возможности его задать, продолжая оправдываться.
– Муссолини потом выкрали диверсанты Скорцени. Правда, его потом тоже… – он хотел жестом показать, что случится с Муссолини. Но связанные руки не дали этого сделать. – Это я тоже из книг узнал. Из художественных, правда.
Предположение о том, что нацист вроде Карла Маера за такое короткое время мог перевоспитаться, выглядело абсурдно. Да и кто бы этим здесь занимался?! В то же время она не могла вот так просто принять тот факт, что перед ней сидит другая личность, поселившаяся в теле Маера. Да еще какая – из будущего!
– Из какого ты, говоришь, года сюда попал?
– Из 2002-го. А родился в 73-м…
Мелен сейчас совершенно не была похожа на ту беззаботную плутовку, которую он знал до «более близкого» знакомства. Теперь перед ним стала открываться ее «сумрачная» часть характера, о наличии которой он не имел ни малейшего представления.
– Ты точнее можешь вспомнить дату Нормандской операции?
– Нет, навряд ли.
– А то, что про Италию говорил… Ты что-то еще помнишь?
– Нет. Но, может, потом. Я ведь не робот.
Удивленный взгляд заставил разъяснить свою оплошность.
– Я хотел сказать – я не машина…
Впрочем, ответ ее не интересовал. Мелен снова погрузилась в себя, что-то скрупулезно обдумывая. К счастью, это длилось недолго. Вскоре к ней вновь вернулось былое спокойствие, и черты лица стали прежними.
– Хорошо, я знаю, что делать, – решительно направляясь к двери, произнесла она. – Я скоро буду.
– А что со мной?
– Сейчас я пришлю Жана, и он тобой займется, – бросила она, даже не оборачиваясь.
– Только скажи ему, чтобы перчатки не брал.
Но она его уже не слышала.
Где-то вдалеке послышался скрип лестницы, а затем приближающиеся шаги возвестили о новом «госте». После легкой заминки дверь отворилась, и на пороге возник Жан. В одной руке у него был эмалированный синий кувшин с горячей водой, а в другой – белое махровое полотенце и китель Карла.
– Ну и кто мне хоть что-нибудь объяснит? Что это всье значит?
Не дождавшись ответа, он стал, не торопясь, спускаться по лестнице.
– Ти там, что, в рот воды набраль?
Поставив кувшин возле ведра, Жан сел напротив. По-видимому, его так и подмывало звездануть Карла раз-другой для «профилактики ». Но что-то значительно большее, нежели данное слово, сдерживало его, не давая выпустить гнев наружу, осуществив тем самым свое сокровенное желание.
– Неужели я пропустиль что-то важное? – не унимался он.
Карл продолжал молчать, как партизан, хотя партизаном, по сути, был его собеседник.
– Вот и Мелен убежала, как чумная, ничьего тольком не объяснив. Ви что здесь, всю ночь проболтали?
Чуть не сорвавшись, Карл было хотел узнать, который час, но в последний момент передумав, продолжил свою словесную блокаду.
– Сказала мнье, кстати, привести тьебя в божеский вид. Но тьебе, судя по мольчанию, так больше нравится?
Карл с жадностью посмотрел на кувшин, тепло от которого ощущал всей левой стороной тела.
– Может быть, ты меня тогда развяжешь? Или хочешь поухаживать?
– наконец сдался он.
– Поухаживать! – Жан громко рассмеялся. – У нищих слуг нет.
Встав со стула, он вытащил из-за пояса револьвер, приставив его к голове Карла.
– Только, смотри, без фокусов. А то живо тьебе третий глаз нарисую.
– Ты, наверное, до войны был не только чемпионом по боксу с соперниками, привязанными к стулу, но и по стрельбе в той же категории?
– Слушай меня внимательно, щенок, – Карлу показалось, что своей последней выходкой он слегка перегнул палку, сильно задев воспаленное похмельем самолюбие Жана. – Я не знаю, что ти там ей наплел, но мьеня вокруг пальца ти не `обведешь. Рано или поздно я… Именно я буду тем человеком, которого ти увидишь в своей жизни последним. Ти меня поняль?
Дуло пистолета больно уперлось в то самое место, где Жан обещал проделать дополнительное отверстие для глаза, от чего желание острить пропало само собой.
– Я не слышу ответа?
– Да.
– Громче.
– Да, да.
– Вот так би и раньше. И смотри у мьеня…
Убрав пистолет в сторону, Жан очень медленно развязал узел, после чего, пятясь, отошел к ближайшей бочке. Видимо, он по– прежнему ожидал от Карла какого-то фокуса, что было совершенно напрасно в связи с полной неспособностью последнего на какие-либо действия.
Как только веревки ослабли, Карл тут же почувствовал тепло приливающей крови, но длилось это недолго. Очень скоро мышцы занемели, словно сперва по ним пропустили разряд электрического тока, а затем, залив быстро застывающим цементом, сковали намертво. Как в дальнейшем выяснилось, кроме чувствительности, напрочь пропала и координация. Почесать рукой нос оказалось невыполнимой задачей, которую, впрочем, удалось разрешить при помощи плеча.
– Если ти еще пару раз почешешься, вода совсем остынет. А я за ней больше не побегу.
Жан по-прежнему стоял в стороне, держа Карла под прицелом.
– Может быть, ты уберешь эту штуку куда-нибудь в сторону? Или хотя бы будешь целить в другое место?
– Обойдешься.
Кинув еще один взгляд на револьвер, Карл принялся умываться, ожидая в любую секунду выстрела в спину. Вода и вправду, как «накаркал» Жан, почти остыла, став по температуре почти комнатной. Но это нисколько не огорчило его, потому как после двух ведер ледяной воды все происходящее казалось верхом цивилизации.
– Присаживайся, – указал пистолетом Жан на злосчастный стул, когда тот привел себя в порядок.
– Я, пожалуй, лучше постою.
– Ну, смотри.
Тем временем наверху послышались чьи-то шаги. Моментально изменившись в лице, Карл сразу насторожился, а заметивший это Жан довольно оскалился черными от вина зубами.
– Вот и пришоль твой час…
Но Жан ошибался. Когда дверь отворилась, на пороге показалась Мелен в сопровождении пожилого мужчины, больше походившего на детского ортопеда, нежели участника Сопротивления. В руках он держал кожаный саквояж, а одет был в нелепый серый костюм, показавшийся старомодным даже Карлу.
– Почему ти так дольго и что он здесь делает? – обратился к ней Жан почему-то по-немецки.
– Мне надо кое-что проверить.
– Что проверить? Уже время поль-одиннадцатого. Ти, что, забила, что все уже должно бить закончено?
– Ты хочешь обвинить меня в том, что вчера опять нажрался, как скотина?
Жан, не зная, как выразить эмоции на немецком языке, перешел на родной, при этом обильно жестикулируя то в сторону Карла, то в сторону незнакомца с саквояжем. Спокойно все выслушав, Мелен, взяв его под локоть, стала уводить в дальний конец погреба, где из-за слабого освещения почти ничего не было видно. Уже через пару минут оживленной «беседы», они так увлеклись собой, что совершенно позабыли про Карла, а затем и вовсе скрылись за дальней бочкой.
В этот момент Карл поймал себя на том, что в голове импульсивно бьется только одна мысль: «А не воспользоваться ли сейчас моментом и не сигануть к двери?».
Но как бы то ни было, что-то удерживало его от этой рисковой затеи. Во многом причина было в том, что он совершенно не знал расположения комнат наверху. И что более важно, сколько человек там находилось. Из-за всего этого его попытка вырваться на свободу могла закончиться где-то в коридоре или в одной из комнат первого этажа. – «И если после этого они сразу же меня не пристрелят, то уж точно не поверят ни единому слову… ».
– «Ну, так что? Надо решать». – Он уже напряг правую ногу, приготовив ее для толчка. – «У меня есть шанс, причем неплохой. Два рывка, и я наверху. Дед не помеха. А там закрою дверь на засов, и будь что будет. Ну, ну же. Надо решать…» – «Но если я это сделаю, то пути назад уже не будет и мне до конца войны придется быть на стороне немцев. Причем не просто быть. Но и…» Неожиданно Карла встретился взглядом со стариком. Тот сильно нервничал, периодически поглядывая то на него, то в сторону ругающихся псевдосупругов. Заметив на себе чужой взгляд, старик тут же отвернулся, а после небольшой паузы стал как-то украдкой, но с интересом разглядывать его. Эта перемена поведения произвела на Карла странное действие, полностью откинув предыдущую затею о побеге.
– А ты молодец.
Обернувшись на голос, Карл обнаружил Мелен, стоящую в нескольких метрах от него. Повернувшись к «супругу», она что-то поучительно добавила на французском, после чего дала команду, и из двери вышел здоровяк с одним из близнецов.
– Вот мы тут спорим. А ты сам скажи. Почему не сбежал?
– Мы с тобой не уладили один важный вопрос, – кинул в ответ Карл, даже не задумавшись.
– Я ж тебе говорила, – снова обратилась она к Жану.
– Это ничьего не значит. Он мог попросту струсить. Вот и всье.
– После такой ночки отсюда не то что трус, а и безногий калека на культях убежит.
– Все равно, я не верю ни слову из того, что ти наплела. Он просто питается спасти свою шкуру, пользуясь твоей слабостью в этой… – Жан покрутил пальцем у виска. – А ти ненормальная, я тьебе это давно говориль. И тьеперь об этом буду знать не только я, но и в «Центре».
Неожиданно резкий оклик Мелен перепугал даже Карла. – «Если мне еще пару дней придется провести в этом подвале, то я спокойно смогу говорить на их языке. Или, по крайней мере, ругаться». – Мелен, быстро закончив с Жаном, снова обернулась к Карлу.
– Это доктор… – представила она незнакомца, начавшего после ее представления издавать странные звуки, которые были ни на что не похожи и которые трудно было с чем-то сравнить. Прав
да, несмотря на все шероховатости, он все же добился своего. Все обратили на него внимание.
– Не волнуйтесь, доктор. Наш Карл умеет хранить тайны, как могила. Не так ли, дорогой? – спросила она. – Или сам в ней окажется.
– Будем вас звать просто Кристиан. Вы не против?
Доктор одобрительно замахал головой. И как-то даже немного успокоился. Как будто это безликое имя и вправду могло защитить от неприятностей, которых он так боялся.
– Это психиатр. Хороший психиатр, – снова переключившись на Карла, произнесла Мелен.
– Он тьебе уже не поможет, да и ему тоже, – выкрикнул Жан, не дав ей закончить свою мысль.
– Если ты скажешь еще хоть слово, то… ……………………..Tu sauteras comme le
bouchon du champagne[19], – ……………………….закончила………………. ………………она…………… …………..по…………-………..французски..
Решив больше не накалять обстановку, Жан пошел к знакомой бочке, что-то недовольно бубня себе под нос. Мелен же, одарив его еще одним фирменным взглядом, вновь повернулась к Карлу.
– Мне нужны доказательства того, что ты говоришь правду.
– И что с его помощью ты собираешься проверить? Мою вменяемость?
– Не совсем.
– Как мне тебя понимать?
Она переглянулась с доктором, после чего стала осторожно изъяснять цель своего плана.
– Доктор введет тебя в состояние транса и задаст несколько вопросов, чтобы убедиться в том, что ты говорил правду.
– Нет. Я не согласен. – Тут же запротестовал Карл. – А кто мне даст гарантию, что кроме вопросов, интересующих вас, он не будет ковыряться там, где ему этого делать совершенно не следует?
– То есть?
– То и есть, – замялся Карл, не зная как бы более правильно сформулировать свой протест. – Ну, я не знаю, что-то личное или еще что-нибудь.
Мелен улыбнулась, вскоре ее примеру последовал и доктор.
– Еще что-нибудь нас совершенно не интересует. Свои секреты можешь оставить при себе… К тому же, я не понимаю, откуда это упорство? Мне кажется, глупо мешать людям, которые пытаются помочь тебе. Ведь казнь-то еще никто не отменял.
Все вдруг стало на свои места, и дальнейшие препирательства оказались бессмысленны.
– Но я никогда не общался со всеми этими гипнотизерами, экстрасенсами и прочими шарлатанами. Как он что-то со мной может сделать, если я во все это не верю?
– Твоя вера ему совершенно ни к чему. Ты всего-навсего не должен сопротивляться, и выполняй все требования врача. Вот и все.
– Да что ти с ним церемоньишься? Дай, я ему в рыло дам – сразу паинькой станет.
Жан было хотел выполнить свою угрозу, но хрупкая рука Мелен остановила его. В этот момент Карлу показалось, что она имеет над ним какую-то непонятную власть. Впрочем, не над ним одним. Все окружающие неукоснительно и беспрекословно подчинялись ее воле, и дело тут было не столько в привлекательности и женском шарме, сколько в чем-то другом, что понять и объяснить Карл пока не мог.
– Ми просито хотим вам помочь, – немецкий доктора был еще хуже, чем у Жана, от чего Карл, не сдержавшись, тут же ему ответил.
– Просито мне уже помогли. Причем задолго до вас.
– Карл, что за детские выходки! Прекрати сейчас же. Если тебя заставить говорить по-французски, то мы посмеемся ничуть ни меньше.
В воздухе повисла зловещая тишина, которую периодически нарушало монотонное капанье вина из плохо закрытого Жаном крана.
– Продолжайте, Кристиан.
– Во-первых, – начал доктор – мне надо, чтобы ви расслабились.
– Одну минутку, доктор, – остановил его Карл. – Мелен, у меня к тебе будет одна просьба. Убери отсюда Жана.
Он кивнул в конец погреба, где тот стоял между бочек и, потягивая вино, с издевкой наблюдал за всем происходящим.
– Я не могу расслабиться, когда он там стоит.
– Я не против, – поддержала его Мелен.
Повернувшись к Жану, она что-то добавила на французском, и после недолгого сопротивления тот был вынужден подчиниться.
– Можете начинать, – произнесла Мелен, когда Жан скрылся за дверью вместе со своими дружками.
– Итак, для начала расслабьтесь.
Слова доктора прозвучали, по меньшей мере, издевательски, потому что Карла вновь усадили на тот самый стул, который после проведенной ночи стал для него сродни «электрическому».
– Доктор, на нем нельзя расслабиться.
– Не слушайте его, – вмешалась Мелен, – продолжайте, доктор.
– Расслабьтесь. Вот так. Ваше тьело свободно и легко…
Болтовня доктора почему-то совершенно не раздражала Карла, а даже, наоборот, как-то успокаивала. Казалось, что его больное тело и безо всякой на то помощи могло погрузиться во что угодно.
– Смотрите внимательно вот сюда. Сейчас я досчитаю до…
Прямо перед лицом Карла возникли дорогие золотые часы, притягивавшие взгляд не только своим блеском, но и стоимостью.
– Пьять, шесть…
Очнулся Карл, как и стало в последнее время для него привычным, от боли. Лежа на каменном полу подвала, он подпирал головой до боли знакомое ведро, при помощи которого еще совсем недавно его приводили в чувство. Вокруг было много народу, и к уже присутствующим Мелен и доктору присоединились Жан вместе со всей своей бандой. Молча глядя сверху вниз, они даже не пытались помочь ему встать, ведя себя так, словно сами пребывали под гипнозом.
Голова жутко болела. Эпицентр боли находился где-то в районе затылка. – «Неужели эти гады воспользовались моим состоянием для того, чтобы еще раз избить?»
После небольшой заминки первой отреагировала Мелен, помогая ему подняться.
– Подонки, что вы со мной опять сделали?
– Мы здесь не причем. Ты так быстро упал со стула, что мы даже не успели прийти на помощь.
– А по голове вы меня тоже из гуманных соображений стукнули?
– Я еще раз повторяю. Тебя и пальцем никто не трогал. А голова болит от ведра – ты упал прямо на него. Мы же не думали, что это вызовет у тебя такую реакцию.
– Что это?
Мелен как-то сразу осеклась, слегка смутившись.
– Под конец мы спросили, как ты сюда попал? Ты начал рассказывать про полет, и тут влез Жан и…
– Причем здесь я, – тут же откликнулся виновник случившегося.
– Я просито сказаль, что самолета нет и ти падаешь вниз. Я же не виноват, что ти такой доверчивий. – Жан довольно заржал, вмиг заполонив пустоту галереи своим громогласным хохотом, правда, на этот раз без аккомпанемента дружков, которые так и продолжали изумленно стоять в стороне.
– В данном состоянии он все воспринималь буквально. И ваша шалесьть могля для этого молодого человьека стоить жизни,
– констатировал доктор, пытаясь заглушить хохот Жана.
– А что он вообще здесь делает? Он ведь должен был отдыхать в коридоре?
Упрек Карла был адресован в первую очередь к Мелен, потому что, судя по ее легкому смущению, именно она была во всем виновата.
– Ну, я думаю, тебе надо немного отдохнуть. Ты, наверное, голоден?
– Не так уж чтоб очень. Но…
– Я к тебе скоро загляну.
Мелен жестом показала присутствующим, что пора удалиться, что молча все и проделали. Вскоре на двери опять щелкнул засов, и Карл вновь остался в погребе совсем один и без света.
– Я не крот! Включите свет!
Как ни странно, но просьба была услышана, и свет опять зажегся. Оглядевшись по сторонам, он остановил свой взгляд на ближайшей откупоренной бочке с краном, напоминавшим крюк Бабы-Яги. – «Да, работы непочатый край».
– Вы еще пожалеете, что меня развязали.
– Так, собирай свои манатки и за мной.
– А собирать-то, собственно говоря, и нечего.
Сняв с гвоздя китель, Карл покорно направился к выходу.
– Ты, что, пил? – спросила Мелен, когда тот проходил мимо нее.
– Я только чуть-чуть попробовал из каждой бочки. Надеюсь, это не сильно ударит по вашему семейному бюджету?
Взяв под руку, Мелен повела его в ближайшую комнату, где на тумбочке стоял старый, видавший виды телефон. Положив его на кровать, она несколько раз нажала на рычаги, после чего принялась ожидать свободной линии коммутатора.
– Попроси соединить с номером 34-98, – категоричным тоном произнесла она, протянув трубку.
– Алло, алло, вас не слышно, – раздался в трубке приятный, женский голос.
– Соедините меня, пожалуйста, ик, прошу прощения, с номером…
– 34-98.
– 34-98.
– Обождите минуту.
– Скажешь, что на тебя напала шпана, тебе крепко досталось и что в часть ты попадешь только завтра. Можешь соврать еще что-нибудь от себя. Только сильно не увлекайся.
– Ты думаешь, мне поверят?
– А это уж от тебя зависит.
У нее в руках появился крохотный пистолет, который по своим размерам был скорее похож на детский, нежели дамский.
– Это так на всякий случай, – ответила она на его пьяный, немой упрек.
– 34-98, соединяю.
– Дежурный по… – после первой же фразы Карл убрал трубку от уха, потому что от громкости доклада можно было оглохнуть.
– Это 26-й полк ПВО? – переспросил он.
– А с кем я говорю? – в свою очередь поинтересовался дежурный.
– Это оберлейтенант Маер.
– А это ты, Карл? Ты чего это прямым текстом по городской линии заговорил? Хорошо, что старик тебя не слышал.
– Извини, я еще не совсем привык, ты ведь слышал, что со мной произошло? – Откровенничал Карл с человеком, которого даже в глаза ни разу не видел.
– Да, да, мне Рихард говорил. Слушай, что ты, собственно говоря, хотел, а то сюда…
Дежурный прикрыл трубку ладонью, но Карлу все равно было слышно, что он кому-то начал рапортовать.
– Вы еще что-то хотели, – перейдя на сухой официальный тон, снова обратился он к Карлу.
– Да, хотел, чтобы мне продлили увольнение до завтрашнего утра. Я тут попал в небольшую переделку и мне надо время, чтобы «зализать» раны.
– Подождите секундочку, – дежурный опять прикрыл рукой трубку, принявшись снова кому-то докладывать.
– Карл, что у тебя там стряслось? – на этот раз на том конце провода послышался знакомый голос Бренеке.
– Какая-то шпана, господин майор, напала. И мне слегка подправили физиономию.
– А что послужило причиной?
– Да черт его знает, они пьяные все были. Если бы не проходившие мимо солдаты, то вообще неизвестно, чем бы все закончилось.
– Может быть, тогда тебе лучше в санчасть? Скажи куда, и я пришлю машину.
– Нет, не надо, я у Мелен, а она лучше любой санчасти.
Мелен, судя по всему, не очень понравилось то, что было раскрыто ее инкогнито. Но было уже слишком поздно, чтобы что-то менять.
– А, вот в чем дело, ну тогда отдыхай. Я дам распоряжение, чтоб тебе продлили увольнение.
– Спасибо, господин майор.
– Не за что. Да и еще. Карл, ты не обращался в полицию или комендатуру?
– Пока нет.
– И не надо. У нас и так восемь нарушений в этом месяце. И не забудь, завтра в 15:00.
– Я понял.
– Все, конец связи.
– А ты еще тот фрукт, – произнесла она, когда Карл положил трубку.
– Стараюсь.
Взяв свободной рукой телефон, она поставила его обратно на тумбочку.
– Ты это все правду говорил про сорок пятый год и про пятьдесят миллионов погибших?
– Не помню, чтобы я про это тебе говорил, но это все чистая правда.
– Тогда у меня к тебе есть много вопросов. Пошли.
Убрав пистолет, она увлекла его по коридору в глубину дома.
– Еще раз… – опять инструктировала его Мелен.
Она это делала раз пятый за всю дорогу, от чего Карл давно все знал наизусть. К тому же тех четырех часов, отведенных на сон за последние двое суток, было явно недостаточно для обострения его внимания.
– Ты меня не слушаешь. Мне нужны планы полетов и…
– Да, я помню, вся прочая документация, которую смогу найти по материальной части нового «Мессершмидта» серии G-4… На счет документации по поводу самолета я что-то, возможно, и нарою. Бренеке постоянно таскает мне горы всякой секретной макулатуры. А что касается планов полетов, то если я что и найду, то только старье. Ведь они, как правило, летают по тревоге и без всяких планов. Это же перехватчики, а не бомбандировщики. Так что я вообще не понимаю, зачем они тебе?
– Вот и хорошо.
После резкого ответа Мелен Жан, довольно оскалившись, смачно сплюнул в окно.
– Что значит, хорошо? – обернувшись к Мелен, переспросил Карл. У него почему-то появилось предчувствие, что сейчас она держит направленным на него ствол своего «игрушечного» пистолетика, и хотя он не в состоянии был пробить толстую спинку «Ситроена», тем не менее, легкий дискомфорт все же ощущался.
– Тебе лучше этого не знать, на тот случай, если тебя поймают.
– Поймают? – тут же повторил он. – А я над таким вариантом еще не задумывался.
– Тогда не теряй времени, пока оно есть.
– Замолчи, Жан, – быстро отреагировала Мелен.
Только сейчас Карл по-настоящему задумался над тем, что же ему могут сулить будущие перемены. И будут ли вообще они что– то ему сулить? – «Из огня да в полымя»
– Не слушай его. Ты, главное, веди себя спокойно, не торопись и не нервничай. И все у тебя получится.
– Да, да. Я помню.
Из-за поворота показались очертания знакомого 3-го КП. Рядом со шлагбаумом стояло несколько офицеров, в одном из которых легко было узнать майора Бренеке. Машина остановилась метров в двадцати, не доезжая до шлагбаума, после чего Жан залез в бардачок и достал оттуда люгер Карла.
– Только, смотри, без глупостей, – произнес он, медленно протягивая пистолет. – А то далеко не убежишь, – в его руках появился черный английский стен21, который он вытащил откуда-то из-под сиденья. – «Интересно, а как он там уместился?».
– Ну, все выходим, – похлопала его по плечу Мелен.
Пока Карл, аккуратно взявшись двумя пальцами за край затвора, пытался попасть пистолетом в кобуру, Жан непонимающим взглядом неотступно следил за каждым его жестом. И только когда тот, застегнув кобуру, стал стирать остатки копоти с пальцев, додумался посмотреть на свою руку. Быстро сообразив в чем дело, он тут же решил в отместку вытереть свою грязную ладонь о его китель.
– Мы уже не в подвале, – остановил его Карл, показывая взглядом на Бренеке, который стоял неподалеку, о чем-то беседуя с дежурным.
На Жана это подействовало, он опять полез под сиденье, достав на этот раз кусок ветоши. – «Я его, кажется, достал», – торжествуя, произнес про себя Карл. – «Ну, хоть одна радостная новость за последнее время. Спасибо вам, фельдфебель Хандорф».
– Прекратите ребячиться, – вмешалась Мелен. – Карл, выходи из машины.
Повторять дважды не пришлось. В мгновение ока он выскользнул из машины, после чего галантно помог проделать то же самое Мелен.
– Мое почтение, мадам, – приветствовал Шеф, когда они подошли к шлагбауму.
21 Стен – пистолет-пулемет, состоящий на вооружении в английской армии во время второй мировой войны.
– Здравствуйте, Густав, – тут же кокетливо заулыбалась Мелен.
– Что-то в последнее время вы совершенно перестали нас посещать. Надеюсь, дело не в моей кухне?
– Нет, ну что вы. Скорее в моей неосторожности, – произнес он, поднимая вверх трость.
– А что с вами случилось?
– Да так, оступился, – отшутился тот, не желая вдаваться в подробности.
– Будьте осторожны, мне бы очень не хотелось потерять своего лучшего клиента.
В ответ на любезность Шеф расцвел, как ландыш, и от души прильнул к ручке Мелен.
– А что произошло с моим подопечным? – поинтересовался он, указывая на искореженное лицо Карла, для которого ссадины и синяки в последнее время стали нормой жизни.
– О, это отдельная история, – с восхищением произнесла она,
– если в вашем полку все остальные пилоты такие же рыцари, как мой Карл, то война закончится совсем скоро.
– Что же он такого сотворил, что заслужил от вас такие похвалы?
– Вел себя, как настоящий джентльмен. И отстоял мою честь.
– Но вы, я смотрю, ему за это с лихвой отплатили. Смотрите, как он светится. Не хочешь, наверное, обратно в полк? А Карл?
Последние слова были адресованы Карлу, и он не смог промолчать.
– Конечно, нет, господин майор. Я даже готов еще раз этих мерзавцев повстречать. Вы бы видели, как она за мной ухаживала, двое суток от постели не отходила.
Не успел он договорить, как что-то острое впилось под правую лопатку. – «Надеюсь, на острие булавки не было ее яда, иначе я обречен». – Мелен между тем, продолжая мило улыбаться, свободной рукой принялась гладить Карла по плечу, вероятно, для того, чтобы тот не завопил от боли.
– Я не сомневаюсь, – совершенно не о том подумав, заулыбался Бренеке. – Но мы на войне, Карл, и об этом не стоит забывать.
– Да, господин майор.
– Карл, ты тут прощайся, а минут через двадцать зайди ко мне. И не забудь у дежурного отметиться.
– Хорошо, господин майор.
Попрощавшись с Мелен, Бренеке поковылял в сторону аэродрома.
– Не мог без самодеятельности?
– Это самая малость того, чем я мог отплатить за твою доброту. И вообще…
– Все, давай прощаться, – прервала его она. – Ты не забыл, что я тебе говорила?
– Нет.
– Ну, тогда я пошла. Если надо будет срочно встретиться, позвонишь в бар и скажешь, что соскучился. У тебя номер есть?
– Да, в блокноте.
– И не подведи меня, пожалуйста. Из-за того, что я тебе поверила, под удар стала вся наша организация, так что рискую не только я, но и…
– Я все понимаю.
– Тогда, – Мелен поцеловала его в щеку, – до скорого.
– Ну, так не пойдет. Мы же с тобой любовники, а не родственники.
Не дав опомниться, Карл тут же прильнул к ее губам. И уже через несколько секунд с сопротивлением было покончено. Для Карла этот поцелуй был особо приятен. И не только потому, что Мелен была мастерица своего дела, но по большей части из-за того, что, заглянув ей за спину, он увидел ревнивые глаза Жана, которые сейчас казались ничуть не меньше фар его «изящного» автомобиля.
– Береги себя, дорогой, – произнесла Мелен, выскальзывая из объятий, пока он еще чего-нибудь не отхлобучил. – Не забывай звонить.
Ее испепеляющий взгляд, который видел сейчас только он один, выражал совсем не то, что говорили ее нежные губки. Но Карлу на это было уже глубоко наплевать.
– Многое бы я отдал за то, чтоб очутиться в твоей шкуре, когда эта козочка резвилась с тобой, – нагло улыбаясь, произнес незнакомый офицер, который был никто иной, как капитан Фреш, начальник «Особого отдела» 26-го полка ПВО. Все это время он стоял в стороне. А когда Карл направился к базе, решил составить компанию.
– Не завидуй, это плохое качество. Вдруг еще сбудется, – спокойно ответил он вместо того, чтобы съездить наглецу по роже.
– Скажешь тоже, – еще шире заулыбался тот.
2 августа 1943 г.
Киль. Германия
– Черт, что они за машины делают? – в который раз выругался морской офицер в чине капитан-лейтенанта, сидящий за рулем. Коробка передач с диким скрежетом протестовала каждый раз, когда он пытался изменить скорость.
Карл о нем почти ничего не знал, кроме того, что звали его Пауль Шлибен и что он возвращался из отпуска на службу в Шербур, где сейчас в доке стоял его эсминец.
– Не огорчайся, старина, воюют они еще хуже, чем машины делают. Так что благодари господа, что тебе в трофей достался их автомобиль, а не подчиненные из какой-нибудь там Флоренции или Венеции.
А это отозвался его второй попутчик – Гюнтер Кляйн. Прошу любить и жаловать. Впрочем, любить его было довольно трудно, можно было только жаловать. И дело даже не в том, что из-за изуродованного осколками лица на него страшно было смотреть, а скорее, из-за характера, который был столь необуздан и резок, что лицо становилось лишь неотъемлемым дополнением «приятного образа». Именно ему-то Карл и обязан был тем, что возвращался в полк на машине, а не в переполненном железнодорожном эшелоне.
Когда-то в далеком прошлом, когда Гюнтер учился в школе, они с Паулем были друзьями. Сейчас, смотря на него, трудно было поверить, что он когда-то посещал это заведение, но, тем не менее, это было именно так. Вчера они совершенно случайно встретились и, к своему изумлению, узнали, что теперь оба будут служить в одном городе.
Вообще-то Гюнтер был на редкость удивительной личностью. Карлу до сих пор было непонятно, как они вместе могли сойтись. Ведь в быту тот был просто невыносим, а когда выпивал и вовсе терял над собой контроль, становясь невменяемым. К тому же до недавнего времени он воевал с партизанами в лесах Белоруссии, а что там творилось сейчас, Карл знал как никто другой. Но, по воле судьбы, в палате, кроме них двоих, жили еще два румына, которых Гюнтер вообще за людей не считал, и напыщенный венгерский полковник, мнение о котором у него было ничуть не лучше, чем о первых двух «сожителях». Исходя из всего перечисленного, можно было сделать вывод, что «дружить» ему, как говорится, было не с кем. Поэтому за две с половиной недели общения в Карле он нашел неплохого собеседника, а главное, слушателя того, что пережил за последние три года войны.
– А у тебя-то они были?
– Кто? А ты об этом. Нет, бог миловал, но под Москвой они так драпали, что обгоняли наши танки на марше.
– Ну, вы там тоже вроде как не наступали, – широко улыбаясь, произнес Пауль, – теперь понятно, почему мы от Иванов бежим по всем фронтам. Оказывается, проблема в этом.
Судя по дернувшимся желвакам и блеснувшим глазам, фраза Пауля была предпоследней каплей в наперстке терпения Гюнтера, но тот сдержался и, отвернувшись в сторону, стал разглядывать панораму местности, пробегающей за окном.
Закончились пригородные постройки Киля, и машина выехала на шоссе, проходящее по скалистому берегу Балтийского моря. Взгляду открылся необъятный морской горизонт, и в машину ворвался дурманящий запах моря, который, быстро освежив мысли, заставил по-иному взглянуть на этот чудесный, как оказалось, мир.
В нескольких морских милях от берега шла небольшая эскадра, возглавляемая тяжелым крейсером или линкором. По обоим траверзам лидера следовало четыре эсминца, словно борзые, мотавшиеся из стороны в сторону в поисках притаившейся где-то на дне вражеской субмарины. Выполняя очередной противолодочный маневр, корабли все разом повернули на север, оставляя позади широкие полосы бурлящего моря.
– Что это за корыто гребет? – указывая в их сторону, спросил Гюнтер.
– Где? – обернулся Пауль.
– Да вон, – указал тот еще раз.
– Э-э-э, по видимому панцерник «Лютцов» или «Шарнхорст» – карманный линкор[20].
– А почему карманный? – как всегда некстати, подал свой голос Карл.
– Спроси у «адмирала», – кивнул Гюнтер в сторону Пауля. – Он тебе расскажет. – Судя по довольной улыбке, он был отмщен.
– Ты это серьезно? – вопросительно уставился на Карла тот через зеркало заднего вида. – Об этом знают даже дети.
– Не обращай внимания, Пауль, он и не такое не помнит.
– Неужели такое возможно?
– Карл, ты дочитал статью? – обернувшись, спросил Гюнтер.
Его изуродованное шрамами лицо расплылось в добродушной улыбке, если можно было так назвать этот звериный оскал. Карл молча протянул давно прочитанный и все это время лежавший в стороне журнал, с обложки которого загадочно смотрел завораживающе– гипнотический образ Зары Лиандер.
– А второй?
– Я еще читаю.
– Читатель, скоро твоя очередь вести машину. Я уже пятый час за рулем сижу.
– Хорошо, если ты устал, давай поменяемся, – без явного энтузиазма отозвался Карл. – Останови где-нибудь.
– Через пару километров будет переправа, там и поменяемся. А то, если нас обгонит колонна, придется всю дорогу за ними пыль глотать.
– Если Карл не хочет, то машину могу повести я, – опять вклинился в разговор Гюнтер, которому поездка в виде праздного наблюдателя явно наскучила.
– Ну уж нет. Тогда лучше я до самой Нормандии рулить буду. Сиди, вон, на своем месте впередсмотрящего и не дергайся. А то с твоим циклопьим зрением нам дорога как раз до ближайшей канавы.
– Дать бы тебе промеж глаз, самотоп несчастный, – без всякой обиды парировал Гюнтер. – Да руки заняты, – он не обманывал. У него действительно руки были «слегка не свободны», да и не только руки. На его коленях лежал весь периодический запас печати, который он прихватил из палаты для того, чтобы в дороге не было скучно, и по большей части, чтобы насолить румынским «братьям по оружию».
Пауль ударил по тормозам. Машину резко повело, и они чудом «не въехали» во впереди едущий автобус, который, в свою очередь, совершил примерно такой же маневр.
– Ну что там еще стряслось? – раздался раздраженный голос Гюнтера. Из-за резкого торможения вся просмотренная и аккуратно уложенная макулатура обрушилась на него с приборной доски, рассыпавшись по всему салону.
– Свежие новости? – съехидничал Пауль, глядя, как Гюнтер пытается свободной рукой собрать их с пола.
– Иди к черту, Пауль. Ты как раньше был гамнюком, так им и остался. Нет, чтоб помочь, так еще издеваешься.
Гюнтер и вправду нуждался в помощи. Из-за его неуклюжести газеты с колен полетели на пол и под диван сидения, куда с его «грацией» было явно не пролезть.
– Ладно, ладно, не дергайся, – сжалился Пауль, принявшись помогать Гюнтеру в его нелегком деле. – Зачем ты только эту дрянь читаешь? И так ничего почти не видишь, так еще больше зрение себе портишь.
– А кто тебе сказал, что я там что-то читаю? Может быть, я просто картинки смотрю.
– Ты это серьезно?
Собственное упрямство завело Гюнтера в тупик, поставив в дурацкое положение.
– Я стараюсь уяснить суть, не прочитывая всего текста.
– То есть ты читаешь только начало и конец?
– Нет, ну почему же…
– «Опять началось», – подумал Карл. За сегодняшний день его порядком утомили эти постоянные склоки из-за ничего. Эти двое уже явно переобщались друг с другом, хотя до вчерашнего дня не виделись целых три года.
– Я пойду, подышу свежим воздухом, – обратился он к двум спорщикам, но те были так увлечены «беседой», что никак не отреагировали на его реплику.
Выйдя из машины, Карл направился в сторону лесополосы, откуда открылась идеальная панорама окружающей местности. Начиная от их машины, выстроилась здоровенная пробка, плотно закупорившая всю дорогу до самой понтонной переправы. Даже с такого расстояния было видно, что в ней не хватало одной секции, которую отнесло ниже по течению, и теперь группа саперов с помощью ремонтного тягача и катера пыталась вернуть ее на место. Такие же группы, но гораздо меньшей численности, работали еще в нескольких местах, засыпая воронки и убирая поваленные телеграфные столбы с дороги.
По-видимому, еще совсем недавно тут поработала стратегическая авиация союзников. Впрочем, другая здесь и не летала.
– «Надо же, ткнули пальцем в небо, и попали. Хотя в этом случае, наверное, наоборот – пальцем в землю. Сбрасывали-то бомбы километров с 7–9-ти, а оттуда и переправы-то толком не видно»
Взгляд Карла остановился на ближайшей группе солдат, вытаскивающих из огромной воронки телеграфный столб и от того, что он там увидел, защемило в груди. Несомненно, эти люди с каменными лица и в шинелях, несмотря на августовскую жару, и были теми, кто, как ему казалось, могли понять и помочь в этом чужом и до конца непонятом мире. Сомнений быть не могло, это – советские военнопленные.
Не веря происходящему, Карл сперва замер, не в силах пошевелиться, а затем, резко сорвавшись с места, помчался прямо на них, будто стеклянная стена, стоявшая между ними, рухнула. Когда же он остановился у края воронки, пленные как по команде прекратили работать и стали с настороженностью озираться в его сторону. Только сейчас, увидев в глазах непонимание и тревогу, он осознал всю горечь сложившейся ситуации, где, в первую очередь, не ему нужна была та самая помощь, а вот этим вот измученным людям, которых он считал решением всех своих проблем.
Потянувшись в карман кителя, Карл вытащил дрожащими пальцами мятую пачку «НВ» и попытался прикурить. В этот момент, встретившись взглядом со стоящим неподалеку молодым пареньком, он, словно вспомнив о правилах хорошего тона, жестом предложил ему сигареты. Но вместо того, чтобы принять предложение, тот, словно ошпаренный, резко шарахнулся в сторону. Казалось, сейчас он готов ожидать был чего угодно: окрика, пинка или же выстрела, но вовсе не этого. Не меньше были удивлены и его товарищи, которые, находясь все там же, на дне воронки, лишь изредка, исподлобья изучали своего слегка странноватого добродетеля.
– Берите, – произнес Карл, протягивая сигареты. Но никто не решался подойти, пока молодой паренек первым не подал пример остальным.
– Оставьте пачку себе, – произнес он, когда сигареты брал последний из пленных.
Повторять второй раз не пришлось. Пачка быстро исчезла в нагрудном кармане гимнастерки красноармейца, и на его лице появилось подобие улыбки.
Карл попытался вспомнить хоть слово по-русски, но почему-то кроме дурацкого «ура» ничего в голову не приходило. Даже то, что ему уже так редко снилось и что он так усиленно пытался сохранить в памяти о прежней жизни, сейчас как будто кем-то нарочно было вытерто. А эти непонимающие взгляды, за которыми скрывались презрение и ненависть, еще дальше отдаляли его от них.
Справа послышался приближающийся топот и характерное металлическое лязганье. Обернувшись на звук, Карл увидел две фигуры солдат в форме ваффен «SS»[21], которые с карабинами наперевес приближались к нему. Пленные при виде конвоиров быстро принялись за недавно оставленную работу, стараясь не обращать внимания на растерянного Карла, который стоял все там же у края воронки и смотрел на надвигающуюся угрозу каким-то совершенно отрешенным взглядом.
– Что здесь происходит? – прокричал один из солдат, на ходу пристегивая штык к карабину.
Второй, даже не останавливаясь, ударил прикладом молодого пленного точно промеж лопаток, после чего послышался хруст костей, и тот кубарем покатился на дно воронки. Коснувшись земли и изогнувшись в параболу, он стал корчиться от нестерпимой боли, а подоспевшие товарищи, как ни старались, были бессильны чем-либо помочь.
– Что вы здесь делаете? – выкрикнул второй конвоир.
Штык на его карабине застыл прямо напротив солнечного сплетения Карла, обдавая вероятную точку соприкосновения знакомым леденящим пламенем.
– Уберите руку от кобуры и отойдите в сторону, – властно приказал все тот же обер-ефрейтор.
Карл послушно убрал непонятно как очутившуюся руку с кобуры и отошел в сторону.
– Шубер, – обратился он к своему напарнику, – а ну дуй за лейтенантом, а я пока эту пташку покараулю.
Ожидая свое начальство, оберефрейтор принялся нервно изучать внешность Карла, рассматривая то черты лица, то знаки различия на униформе.
– Может быть, вы опустите свое оружие, ефрейтор, я ведь не пленный.
Ефрейтор моментально отреагировал, переведя дуло карабина с груди на голову.
– Не разговаривать, сейчас придет наш лейтенант и с вами разберется.
– Главное, чтобы к его приходу было еще с кем разбираться, – Карлу показалось, что ефрейтор совершенно не слышит его слов, с упорством «ворошиловского стрелка» продолжая метить промеж глаз.
Тем временем, со стороны дороги стала приближаться еще одна группа солдат во главе с тем самым лейтенантом, о котором упоминал ефрейтор. Карл еще раз посмотрел на пленных. Сейчас они выглядели совершенно по-другому. В глазах была только затравленость и отрешенность.
– «Хотел как лучше, а получилось как всегда. Еще неизвестно, чем обернется мое проявление гуманности», – Карл снова посмотрел на того, кому от его «доброты» досталось больше всех.
– Ваши документы?
Перед Карлом стоял молодой белобрысый офицер лет двадцати.
– Вот, – протянул он кипу проездных документов.
– Куда вы направляетесь?
– В Сен-Ло. Это в Нормандии.
– Я знаю, где находится Сен-Ло, – не отрываясь от документов, обрезал лейтенант.
– Откуда следуете?
– Там же все написано, из госпиталя. Как его там 97/…? «Бриз». Да, санаторий « Бриз».
– Кто еще может подтвердить вашу личность? Сопровождающий или еще кто-либо?
– А разве документов недостаточно?
– Нет, недостаточно, вы нарушили устав, причем очень серьезно, так что вам придется проехать со мной в комендатуру. Пусть «SD»[22] дальше ломает голову над тем, кто вы такой.
– Но постойте, лейтенант, я ведь не сделал ничего дурного. Я просто угостил их сигаретами.
– Вам не хуже моего должно быть известно, что всякие контакты с военнопленными запрещены. А в особенности с этими,
– пренебрежительным взглядом указал он в сторону воронки.
– Так что вам придется проехать со мной до выяснения личности. Ротеннфюрер[23], отведите его к машине. Да, и оружие сдайте, пожалуйста.
– Мне так кажется, что все это лишнее, – раздался откуда-то сзади громогласный голос Гюнтера.
Уже через мгновение перед лейтенантом выросла двухметровая глыбина, и от неожиданности тот даже опешил. По-видимому, он совсем не ожидал, что дело примет такой оборот и его оппонентом вместо заблудшего, блеющего ягненка будет настоящий, матерый волчище, который при случае и сам не прочь им закусить. Ведь, судя по шеврону на рукаве, тот был не кем-нибудь, а ветераном дивизии «SS» «Мертвая Голова»[24], причем бывалым. Особенно это подчеркивали шрамы и наградные планки, количество которых было больше, чем всех наград в его взводе, считавшемся боевым после полугодового пребывания в Сараево.
– Штурмбанфюрер[25] «SS» Клейн, – кратко представился Гюнтер, даже не думая при этом подтверждать свои слова удостоверением личности.
Лейтенант, никак не отреагировав на приветствие Гюнтера, продолжал, как завороженный, пялиться в одну точку на кирпично– пепельных бороздах шрамов, которыми небрежно, глубоко была перепахана левая щека и часть крупного, выдающегося вперед подбородка штурбанфюрера.
– Если в том приюте, в котором вы воспитывались, Вас не научили правилам хорошего тона, то это должна была сделать армия. И мне не понятно, как вы с таким багажом «достоинств» вообще попали в «SS».
– Прошу прощения, господин штурмбанфюрер.
– Прощение будете просить у своей фройляйн. А передо мной, – Гюнтер сделал небольшую паузу, – надо сперва представиться.
– Унтерштурмфюрер ваффен «SS» Радель. Командир 3-го взвода, 2-й роты особого батальона части 56/3475.
– И чем же вы такие особенные, что за часть?
– Фильтрационный лагерь для пленных.
– Понятно, значит тюремщики.
– Но…
– Никаких «но». По какому праву вы решили задержать оберлейтенанта,
– грубо прервал его Гюнтер, – у вас, что, есть на это полномочия? Насколько я знаю устав войск «SS», в ваши обязанности вменяются немного другие функции. – Гюнтер бросил взгляд на стоящих в воронке пленных.
– Господин штурмбанфюрер, этот оберлейтенант, в нарушение инструкции, разговаривал с Иванами. И даже больше скажу, что– то им передал. Мне показалось это подозрительным.
– Подозрительным? А о чем он вообще с ними мог говорить? Где были конвоиры? Я не для того по белорусским болотах их вылавливал, – Гюнтер еще раз покосился на пленных, – чтобы ваши олухи здесь прохлаждались на свежем воздухе, вместо того, чтобы службу нести.
– Виноват, они будут на…
– Это не вы виноваты, Радель, а ваши родители за то, что вы появились на свет. Если бы вы попались мне там, в Белоруссии… – находясь на пике гнева, Гюнтер резко замолчал, отсчитывая про себя до десяти, чтобы хоть как-то остудить пыл. – Где его документы?
– Вот, – лейтенант нервно полез в карман кителя, пытаясь их поскорее достать, но что-то там застряло, из-за чего произошла небольшая заминка.
– Энергичней, лейтенант, энергичней, – презрительно подгонял Гюнтер, специально называя того лейтенантом на обычный манер. Давая тем самым понять, что в «SS» ему не место.
Документы, наконец, попали в руки Гюнтера, а после того, как лейтенант увидел их благополучное возвращение к законному владельцу, предпринял последнюю попытку сохранить лицо.
– Но, господин штурмбанфюрер, этот офицер нарушил устав, и я должен его задержать до выяснения личности.
– Этот офицер, в отличие от вас лейтенант, воевал. Причем не где-нибудь, а на Востоке. С ними. – Гюнтер ткнул пальцем в воронку. – И в бою был ранен. В результате у него развилась амнезия или что-то вроде того. В общем, у него не все дома. Иногда он такое выкидывает, что удивляет даже меня. А я повидал многое, можете мне поверить.
– Но, господин штурмбанфюрер, это не снимает с него ответственности.
– Да, лейтенант, трудно с вами говорить. Хорошо, если хотите все по уставу, то я это устрою, и вам уж точно недолго придется ходить в этих погонах. На Восточном фронте в ваффенн «SS» сейчас большая нехватка ротных фельдфебелей, так что, думаю, вы будете востребованы.
Лейтенант хотел было еще что-то возразить, но, встретившись со стальным взглядом Гюнтера, окончательно понял, что тот не шутит. Взвесив все «за» и «против», он быстро пришел к выводу, что если этот «тевтонский рыцарь» дойдет до капитана Шверте, то у него, действительно, в скором времени появится реальный шанс убедиться в гостеприимности белорусских партизан, а этого ему, по правде говоря, явно не хотелось.
– Честь имею, – вскинул руку к козырьку лейтенант.
– Надеюсь, что это именно так, – продолжая на него презрительно смотреть сверху вниз, ответил Гюнтер. После чего, резко обернувшись, двинулся быстрым шагом в сторону машины. Карл же, стараясь не отставать, послушно засеменил следом.
– Проклятый молокосос, – лицо Гюнтера, сильно побелев, покрылось едва заметными красными пятнами.
– Что там случилось, – вышел им навстречу стоявший все это время возле машины Пауль.
Вместо ответа Гюнтер резко обернулся и взял Карла под локоть.
– Если тебе еще когда-нибудь захочется проявить свое великодушие, то сходи в зоопарк и покорми животных. От этого, по крайней мере, будет хоть какая-то польза. Отпустив Карла, он, рывком дернув дверь, сел на заднее сиденье автомобиля.
Находясь под впечатлением от произошедшего, Карл не торопясь занял место за рулем, не решаясь повернуть ключ зажигания. Все его тело до сих пор трясло мелкой дрожью, а перед глазами стоял парень, корчившийся от боли на дне воронки, да ненавистные взгляды его товарищей.
– «Вот так встреча, лучше бы ее вообще не было». Перед ним «догорал», как ему казалось, последний мост надежды.
С окончанием леса ландшафт сильно преобразился. Вместо вековых лип и платанов взгляду открылась холмистая местность, на склонах которой плотными рядами стояли балтийские сосны, отделенные от дороги густой изгородью кустарников. Окружающая обстановка завораживала, создавая впечатление, что именно здесь обязательно должны были водиться тролли или еще какая сказочная нечисть.
– А это еще что такое? – проснулся ненадолго задремавший Гюнтер.
– Это местные Гималаи, – вместо Карла отозвался Пауль. – Половина Нормандии этими кочками усыпана.
– А почему они такие мелкие? Мне нравятся повыше.
– Ну, раз жаждешь повыше, поезжай на юг. Там-то есть на что посмотреть.
– Ничего я не жажду, просто смотрю на все это в тактическом плане.
– В каком плане? – с еле скрываемым сарказмом тут же переспросил Пауль. – Что, опять возомнил себя Эрихом фон Манштейном?
– Иди к черту, здесь скоро тоже будет жарко. Ты еще попомнишь мои слова.
– Ну да, раз тебя перебросили с Востока, тогда уж точно, – Пауль уже не скрывал своей иронии, продолжая подтрунивать над другом.
В очередном дорожном знаке Карл узнал знакомую надпись «Сен–Ло 24 км», от чего внутри опять что-то заскулило. Возвращаться в полк почему-то так же не хотелось, как и уезжать отсюда. Он еще раз вспомнил об отпуске, которого его лишила обострившаяся обстановка на фронте. О той патовой ситуации, разыгранной еще до его отъезда, где союзники и потенциальные друзья ненавидели его, а враги считали хорошим парнем, принимая за своего. И, наконец, о неизбежном выборе, который ему предстояло сделать и цена которого для него так и оставалась неизвестной.
– Куда ты нас завез, что за лес дремучий? – вырвал его из размышлений голос Гюнтера. – Мне здесь не нравится, на шоссе было лучше.
– Да, мне тоже так кажется, – поддержал его Пауль.
– А знали бы вы, как я все это снова рад видеть, – подытожил Карл.
Впереди показалась знакомая сторожка третьего КП с одиноко стоящим часовым.
– Ну, вот я и дома.
Остановив машину, Карл вышел из нее, направившись к багажнику. Гюнтер и Пауль последовали за ним, чтобы попрощаться, а заодно и размять ноги.
– Ну, будешь в Шербуре, заходи. Вот адрес Пауля, – Гюнтер протянул клочок бумаги.
– Обязательно зайду, причем, надеюсь, довольно скоро.
– Не надо все так буквально воспринимать, Карл. Это был просто знак вежливости, и ничего больше, – изображая на лице озабоченность, произнес хозяин квартиры.
Все громко рассмеялись, заглушая смехом рокот взлетающего где-то неподалеку самолета.
25 августа 1943 г.
Бретань г. Сен–Брие
кафе «Lousanne».
– «Как можно быть таким непунктуальным?» – Мелен начинала беспокоиться. – «Еще пять минут, и я ухожу».
Подходили к концу заранее условленные пятнадцать минут ожидания. Ждать дальше было просто опасно.
– Еще что-нибудь будете заказывать? – откуда-то со стороны раздалась дежурно-заученная реплика официанта.
Обернувшись на звук голоса, она увидела не менее дежурную улыбку, которая не выражала ничего, кроме профессиональной обходительности.
– Пожалуй, больше нет. Принесите, пожалуйста, счет.
– Одну секунду.
Мелен, не дожидаясь, когда официант отыщет нужный чек в блокноте, положила на стол 20-франковую купюру.
– Сдачи не надо.
– Благодарю, мадам, – чаевые сделали свое дело, лицо юноши расплылось в улыбке. Но долгие месяцы тренировок не прошли даром, и эта улыбка ничем не отличалась от предыдущей.
– «Неужели что-то случилось? Но почему тогда не отменили встречу? А может, это ловушка?».
Неожиданно ее внимание привлек высокий сухопарый мужчина в черном костюме-тройке. Едва заметная седина на висках и очки-велосипеды нисколько не портили его элегантную внешность, а как-то даже, наоборот, выделяли из толпы. Ошибки быть не могло, ведь именно она когда-то отвечала за выполнение его вербовки, и был этот человек никто иной, как майор фон Ренс, помощник заместителя начальника отдела «С» армейской разведки 15-й армии, именуемой «Абвером».
– Фрау, здесь свободно? – негромким баритоном прозвучал его голос.
– Пока да, но скоро должна подойти моя подруга, – спокойно ответила Мелен отзывом на пароль.
Мужчина, отодвинув стул, сев напротив.
– Почему пришли вы? Где Майхлен?
– Он сейчас занят.
– Значит, надо было перенести встречу. Что я вас учу, ведь вы не хуже меня знаете…
– Эта информация не может ждать еще две недели. Да не волнуйтесь вы так. Я чистый, за мной хвоста нет.
– За вас я как раз и не волнуюсь. Меня больше беспокоят мои соглядатаи. Если подозрения не окажутся только подозрениями, то их наверняка заинтересует ваша персона.
– У вас проблемы?
– Пока нет, но скоро, возможно, будут. Хватит об этом. Зачем вы меня вызвали?
Фон Ренс обернулся, как бы невзначай посмотрев за спину, словно это могло что-то изменить в том случае, если ее подозрения были не напрасны.
– Здесь пленка с планами передислокации 39-й и 108-й дивизий. А также планы 17-го и 19-го секторов береговой обороны.
Он открыл серебряный портсигар, и Мелен быстро распознала знакомый «контейнер», закамуфлированный под папиросу. Отточено ловким движением профессионального иллюзиониста она совершенно незаметно поместила контейнер за манжет блузки, после чего, взяв из портсигара ароматизированную папиросу, приложила ее к губам.
– И как вам это так ловко удается? – изумленно произнес он, поднося зажженную спичку к кончику папиросы.
– У меня много талантов, – небрежно произнесла она, выпуская в сторону тонкую струйку дыма, – это все?
– Нет. По линии Люфтваффе грядут сильные перемены. Насколько я понял по донесениям из Берлина, в скором времени ожидается полная реорганизация всего ПВО.
– Это информация только по 15-й армии в Бретани?
– Нет, не только. Как я понял, это затронет и 7-ю армию в Нормандии. В общем, весь первый оборонительно-береговой рубеж Ла-Манша. К сожалению, полной информацией я сейчас не располагаю. Возможно, позже у меня на руках появятся документы, я очень надеюсь на один свой источник.
– Ладно, спасибо. Думаю, что если все так, как вы говорите, то по моим каналам тоже скоро что-то появится. Скажите лучше, что там с операцией «Циклон»?
– Пока без изменений. Радиоигры продолжаются. Резидент в Англии регулярно выходит в эфир. Так что все идет по графику. Думаю, сама операция начнется не раньше первой декады октября.
– Не забудьте меня известить о ее начале. Для меня это очень важно.
– Но зачем вам это? Вы свою миссию выполнили, теперь пусть «контора» сама этим занимается.
– У меня свои «интересы» в Люфтваффе. Глупо ведь посылать своих людей на верную гибель, не так ли?
– Понял, – фон Ренс едва заметно улыбнулся, выпустив изо рта густой клуб дыма. – Я вас обязательно извещу. Можете не беспокоиться.
– «Да, все-таки приятно с ним работать. Чувствуется профессиональная жилка», – еще раз подметила про себя Мелен.
– У вас еще что-то для меня есть?
– Да в общем-то нет.
– Ну, тогда нам лучше поскорее расстаться, а то на душе что– то кошки скребут. Да, и давайте договоримся на будущее обходиться без вашей рискованной инициативы. У вас есть связной, и пусть впредь каждый занимается своим делом. Не мне вас этому учить. Договорились?
– Как скажете.
Мелен уже потянулась к своей сумочке, собираясь уйти, но он, взяв за кисть руки, остановил ее.
– Скажи, ты обо мне когда-нибудь вспоминаешь?
– Вы это о чем, господин майор?
– Мы уже не виделись целый год и два месяца, и я…
– Ни за что бы не подумала, что вы такой сентиментальный романтик. Вам это качество не мешает на службе?
Его ладонь медленно разжалась, отпуская Мелен на свободу.
– Больше нет, – членораздельно произнес он.
– Вот и хорошо. Будем считать, этот вопрос исчерпан!
Он не ответил, а лишь отвернулся в сторону, давая понять, что разговор окончен.
9 сентября 1943 г.
I/JG 26.
– Смир-но, – скомандовал дежурный диспетчерской вышки управления полетами, молодой безусый лейтенант с почти детскими чертами лица и слегка оттопыренными ушами.
Все, кроме дежурившей вахты, вытянулись по стойке «смирно ». А майор Бренеке как старший по званию, вскинув руку к козырьку фуражки, хотел было начать рапортовать, но Кюстер его вовремя остановил, жестом давая понять, что можно обойтись без формальностей.
– Что тут у нас, Густав?
– Проводим плановый облет «зеленых».
– Кто в воздухе?
– Оберфельдфебели Хант, Эбербах и Гримм, – после небольшой заминки вычитал майор Бренеке фамилии из планшетки, лежащей рядом на рабочем столе.
– Это что, из вчерашней партии?
– Так точно.
Кюстер, взяв планшет, окинул его беглым взглядом, после чего не спеша подошел к широкому ветровому стеклу.
– А на «Аисте» кто? – указал он на небольшой учебно-тренировочный Fi-156, который плелся далеко позади группы «мессершмидтов ».
– Маер.
– Ууу, – протянул Кюстер, явно заинтересованный услышанным.
– Ну и как у него дела?
– Молодец, справляется.
– Кто у него инструктор?
– Энгельхард.
– Они друзья, не так ли?
– Да, кажется, одного призыва.
– Слушай, Густав, – Кюстер, взяв Шефа под руку, повел в дальний угол диспетчерской, где их разговор был не слышен остальным.
– Что ты мне можешь сказать о Маере?
– Парень молодец, пашет с утра до ночи. Каждый день в небе, ну и я с него, как и обещал, не слажу. Да вон, результат на лицо, –
Шеф махнул в сторону окна, – не прошло и месяца, как вернулся в строй, а я его на крыло уже поставил. Это уже пятый вылет.
– Нет, меня не это сейчас интересует. Как он вообще? – Кюстер махнул головой куда-то в сторону, расшифровывая свой вопрос жестом, который для непосвященного человека ни о чем не говорил. – С остальными как? И вообще. Может, ты заметил что– то странное в его поведении. Ты же, как я понял, с ним больше других времени проводишь?
Судя по всему, этот разговор оберсту давался с трудом. В нем одновременно боролись военная исполнительность с прямотой характера.
– Я не понимаю Вас, господин оберст. Вы…
– Фреш написал на него рапорт, – не дав договорить, прервал Кюстер. – Как я понял из его слов, им заинтересовалось «CD», поручив нашему особому отделу взять «под контроль».
– А что послужило поводом?
– Он мне ничего вразумительно объяснить не смог. Промямлил про какую-то анонимку и расплывчатый рапорт фельдполиции, который еще похлеще той самой анонимки, – Кюстер потянулся в карман за папиросами, – да что ты, сам не знаешь, как общаться с этими «невидимыми бойцами тайного фронта»? Все как от одного папы – мутнее некуда.
– Но в чем его подозревают, он что-то конкретное сказал?
– Ничего определенного, – откусив кончик мундштука, он прикурил папиросу. – Но есть подозрения в связи с… – Кюстер махнул куда-то в сторону, – с евреями.
– Дурь какая. Как Маер может быть связан с этим, – произнес Шеф, не решаясь произнести вслух того, что только что услышал от своего начальника.
– Вот и я о том же. Второй день голову ломаю.
– Может, они там чего напутали. Маер сейчас почти полностью восстановился. По крайней мере, не такой заторможенный, как в первое время после госпиталя. А изменения, – Бренеке на мгновение задумался, – если и есть, то в лучшую сторону. Живой он какой-то стал.
Между ними вдруг повисла все более затягивающаяся пауза. Каждый пытался осмыслить услышанное.
– Ну, ты в любом случае, – первым прервал молчание Кюстер,
– будь на чеку. И если что, сразу ко мне. Понял?
Бренеке, не ответив, лишь выразительно махнул головой.
Кюстер тем временем, посчитав разговор оконченным, повернул на 1800 и направился в центр диспетчерской, где стоял дежурный.
– Сколько они в воздухе?
– Двадцать восемь минут без малого, господин оберст, – мельком кинув взгляд на хронометр, отрапортовал дежурный.
– Сажайте их. Хватит керосин жечь.
– Борта 3, 7, 13 и полста семь. Задача выполнена. Заходите на посадку, начиная со старшего группы. У земли ветер юго-западный 7–9 метров…
– Как ты думаешь, Густав, мы ни в чем не ошиблись?
– Нет, я уверен в правильности нашего решения и в своих подчиненных,
– откуда-то из-за спины раздался негромкий голос Шефа.
– Хорошо.
Самолеты, между тем, перестроившись в колонну, стали по очереди заходить на посадку. По их периодичным пошатываньям легко читалась низкая техника пилотирования, которая была заметна невооруженным глазом даже людям, далеким от авиации.
– Хлебнем мы еще с ними.
Первый мессершмидт с бортовым номером 13 на малых оборотах заходил на посадку. Возле самой земли машину начало водить из стороны в сторону, и стало казаться, что авария неминуема, но, к счастью, все обошлось. Шасси, наконец, соприкоснулись с грунтовкой, и самолет, после нескольких небольших рывков, ровно пошел по ВПП.
– Ууу, чудо-воины, – с облегчением выдохнул Кюстер, – и о чем они там думают? Как вот с этими можно воевать?
– Никак.
– Вот-вот! И я о том же. О, а этот стрекозел чего так резво скачет с утра пораньше?
К диспетчерской вышке торопливым шагом семенил начальник медслужбы капитан Липперт.
– Жаловаться, наверное, бежит, – все так же из-за спины Кюстера ответил Шеф.
– По поводу?
– А он сейчас вам все сам подробно доложит.
Резко обернувшись, Кюстер, блеснув глазами, впился ими в Бренеке. Но тот, не обращая внимания на гнев начальства, больше не проронил ни слова, все сильнее разжигая чувство гнева к своему первому помощнику.
Капитан Липперт тем временем пересек зеленый газон лужайки, разбитой перед диспетчерской вышкой, и, несмотря на преклонный возраст, быстро преодолев все три этажа лестницы, предстал воочию перед «разогретым» оберстом.
– Разрешите доложить? – вскинув руку под козырек, Липперт протянул рапорт
– Что это? – недоуменно протянул тот.
– Мой рапорт на майора Бренеке, который, систематически нарушая устав, допускает обрелейтенанта Маера к боевым полетам. А между тем, медкомиссия ВГВ Шербура категорически запретила ему всякого рода деятельность, отложив окончательное освидетельствование до…
– Ну, не кипятись, Феликс, не кипятись, – Кюстер, выдавив добродушную улыбку, обнял капитана за плечи и подвел к окну.
– Сам посмотри.
Он указал на самолет с бортовым номером пятьдесят семь, который как раз делал очередной круг, дожидаясь своей очереди на посадку. Машина явно дисгармонировала на фоне впереди идущих мессершмидтов, напоминая какую-то нелепую стрекозу.
– Ну и где ты здесь видишь боевой полет? Мы с тобой на эту тему, кажется, уже говорили. Это простая обкатка пилота, тем более, что его не на истребитель посадили, как нашу «зелень», а на Fi-156 в паре с инструктором. Поэтому если разобьется, будет с кого спросить.
Липперт шутки явно не понял и с прежним упорством продолжал стоять на своем.
– Но ведь он может нанести вред не только себе, но и окружающим.
– Да?
– Ваша ирония здесь ни к чему. Я отлично понимаю, что майора Бренеке покрываете именно Вы. И если и на этот рапорт Вы не отреагируете должным образом, то я буду вынужден…
– Что? – Кюстер тут же отреагировал на рапорт Липперта резким движением, сделав из одного сразу два. Его добродушие в миг улетучилось, и перед медиком вновь стоял более знакомый по частым нагоняям тиран-начальник.
– Феликс, ты, что, забыл, кто вытащил тебя из той мясорубки под Севастополем? Я не посмотрю, что ты кузен моей жены и…
– сложив вчетверо рапорт, Кюстер еще раз размножил его, после чего вернул автору.
– Посмотри, кого они нам присылают, – указал он на неуклюже идущий по обводной полосе борт с номером семь. Их ведь даже садиться в учебке толком научить не могут, а ты предлагаешь отказаться от одного из самых перспективных пилотов полка. Да я за каждого зубами землю грызть буду, иначе скоро из-за твоих коллег-костоломов вообще летать будет не с кем… Да, и на будущее, чтобы вот этого, – он указал пальцем на остатки рапорта в руках Липперта, – я больше не видел.
– Борт 03-й, борт 03-й, у вас не до конца раскрылось правое шасси, – неожиданно громко раздался встревоженный голос диспетчера.
– «Поболтайте крыльями».
Пилот стал выполнять команду диспетчера, но было уже слишком поздно. Машина прошла тридцатиметровую отметку, начав быстро сближаться с землей. После маневра шасси непослушно стало выходить наружу, но, не успев зафиксироваться, разлетелось в щепки, как только соприкоснулось с поверхностью полосы. В этот момент показалось, что вот-вот произойдет необратимое, но, как ни странно, машина не стала валиться дальше вправо, а, выровнявшись, продолжила движение по ВПП. Очень скоро пилот, вырубив двигатель, принялся гасить скорость быстро несущегося самолета, и где-то на середине полосы заднее шасси соприкоснулось с землей. В следующее мгновение машину резко повело в сторону, после чего, завертевшись как волчок, она сделала боковое сальто и неподвижно замерла на месте.
– Ну что это за чалдон та… – слова Кюстера заглушил вой взвывшей пожарной сирены. Сразу две машины пожарного расчета с ревом на большой скорости понеслись к дымящемуся самолету, который в любой момент мог вспыхнуть.
– Кто это был? – послышался голос Кюстера, когда его снова стало слышно.
– Оберфельдфебель Гримм. – Тут же отреагировал дежурный.
– Гримм, сказочник хренов. Если он жив, приволоките его ко мне. Чья это машина? – обратился он к Бренеке.
– Маера.
– Опять Маера!
– И опять правое шасси, – констатировал Шеф.
– Капитальный ремонт. Ну, ничего, я им устрою хорошую жизнь. И ты еще хочешь, чтобы я вот с этим шел в бой?
Кюстер обернулся к капитану Липперту, но того уже и след простыл.
– Господин оберст, с КП докладывают, что из штаба прибыл полковник Флекенштайн в сопровождении какого-то майора. Через пять минут он будет здесь.
– А ему-то что надо?
– Борт полста семь. Полоса свободна. Можете заходить на посадку.
Fi-156, сделав еще один круг, стал выходить на прямую. Плавно снижаясь, он вскоре мягко соприкоснулся с землей и, идеально пройдя по ВПП, свернул на рулежку, медленно приближаясь к своему штатному месту стоянки.
– Спасибо тебе, Карл, – произнес Клаус, чмокнув того в темечко, когда завизжавшие тормоза возвестили об окончании полета.
– За что?
– За то, что мы не повторили подвиг этого «акробата», – указав на тягач, волочащий со взлетки останки самолета с бортовым номером «03», произнес он. – По статистике британских королевских ВВС, из четырнадцати тысяч пилотов, погибших в Первой мировой войне, семь тысяч погибло в результате тренировочных полетов.
– Да иди ты к черту вместе со своими королевскими ВВС! Я и без тебя места себе не нахожу.
Подоспевшие техники быстро вставили колодки под колеса и, открыв дверь фонаря, помогли Карлу выбраться наружу. Спрыгнув на землю, он, к удивлению для себя, увидел приближающегося Хельмута, который в этот момент должен был находиться где-то в районе кухни.
– Спасибо, что сберег для нас Клауса.
– Не за что, – без всякого интереса отреагировал на шутку Карл, догадываясь о том, что последует дальше.
– А ты знаешь, что по статистике.
– Знаю.
Из кабины с диким хохотом в высокую, некошеную траву вывалился Клаус, изо всех сил превозмогая приступ истерического смеха.
– А чего вы все ржете, – недоуменно обвел их взглядом Хельмут.
– Ведь я еще не успел пошутить?
– Твое появление это уже само по себе хорошая шутка. К тому же, ты слегка опоздал. Я уже успел вкратце обрисовать ту познавательную лекцию о «доблестной» истории британских ВВС, которую нам вчера прочел Шеф, когда этот умник давил в бунгало подушку, говоря всем, что «грызет гранит науки».
Отвечая Хельмуту, Клаус продолжал лежать на спине в густых зарослях, так что из травы торчала лишь голова. Одновременно с еще не прошедшим приступом смеха он пытался расстегнуть карабины подвесной системы. Но у него это никак не выходило, что, судя по ритму методично содрогающейся головы, веселило его еще больше.
– Вот так всегда, все самое вкусное мимо меня проходит.
– Поэтому Шеф и ставит тебя чаще других на кухню, чтоб не похудел. Кстати, что там сегодня на обед? Опять подгоревшая каша?
– Если доживешь – сам узнаешь.
Клаус наконец одолел подвеску и теперь, поднявшись на ноги, последовал за Карлом и Хельмутом.
– Куда вы так гоните? Меня подождите.
Давая возможность себя догнать, они остановились на пару секунд, после чего продолжили путь к вышке.
– А что, вы попали под грозовой фронт? Или у вас в кабине установили калорифер? – Хельмут брезгливо вытер с лица Карла очередную струйку пота, выкатившуюся из-под гермошлема.
– Нет, Филин, как всегда, в своем репертуаре. Это у него от трепетного восторга.
– А чего вы меня все Филином зовете? – Карл резко дернулся, пытаясь огреть обидчика дружеской оплеухой, но Клаус вывернулся, и удар пришелся в мягкую подушку парашюта.
– Все дело в том, – обнял друга Хельмут, – что когда ты за штурвалом, то, к счастью, не видишь свои зрачки. Они у тебя в этот момент становятся, как тарелки наших полутораметровых прожекторов. Такие же большие и яркие.
На этот раз пинок достиг цели, несмотря на то, что в ловкости Хельмут ничуть не уступал Клаусу.
– Идите вы оба.
С летней ремонтной площадки возле третьего ангара, чаще используемой как плац для построений, послышалось «Вольно, разойдись», и все трое обернулись на звук голоса. После команды строй превратился в бесформенную людскую массу, а в сторону мерседеса образца 38-го года проследовало два офицера в черных кожаных плащах.
– А это еще что за делегация? – пристально вглядываясь, спросил Клаус.
– Будущее начальство Карла, если летать не научится. – Съязвил Хельмут, на ходу срывая травинку и засовывая ее себе в рот. – Некто майор фон Карнатски. Приезжал с агитационной миссией. Искал верных рейху арийцев с незапятнанной репутацией и чистой совестью. Для набора в свой штурмовой штаффель.
Глядя на Хельмута, Карлу было трудно понять, шутит тот или говорит серьезно.
– И что, много идиотов нашлось? – сразу понял, о чем речь, Клаус.
– Ну, раз уезжают одни – думаю не очень. Хотя если бы они увидели, как Карл браво воюет с облаками, то, несомненно, нашли бы общий язык.
– А что ему надо, этому фон Карнатски? – как всегда, не понимая о чем речь, переспросил Карл.
– Он уже полгода здесь колесит. – Хельмут приблизился к Карлу, продолжая медленно обгрызать соломинку. Его веселье вдруг куда-то улетучилось. – Смертников ищет.
– То есть?
– Слышал про японских камикадзе?
– Ну, кто же про них не слышал.
– Вот он тоже где-то услышал. А теперь ищет где[26].
– Ладно тебе стращать нас, – Клаус в очередной раз попытался поудобней перехватить вечно сползающие лямки подвесной системы парашюта. – Если бы ему повезло, и он приехал после обеда, то из-за твоей стряпни половина полка в добровольцы бы записалась.
– Не шути с огнем, краснокожий, – говоря с акцентом американского «колхозника» из дешевого вестерна, Хельмут поднес руку к кобуре. – И парашют тебя не спасет.
Последний незамедлительно полетел в его сторону, но Хельмут увернулся, от чего метательное оружие Клауса с диким звоном карабинов приземлилось на землю где-то далеко в стороне. А псевдоковбой с бешеным улюлюканьем понесся за быстро удаляющимся псевдокраснокожим.
– Я это сам не понесу, – прокричал им вслед Карл, на ходу вскидывая парашют на свободное плечо. – Дети великовозрастные.
2 октября 2002 г.
Санкт – Петербург
Варшавский вокзал.
Промозглый ветер гонял по перрону одинокий кленовый лист. Осень уже давно правила только номинально, по календарю, отдав инициативу ранней зиме с первыми заморозками и мелкими песчинками колючего снега, которые, как не отворачивайся, все равно летят в лицо, больно царапая кожу.
Глубже кутаясь в меховой лисий воротник, девушка с прямыми русыми волосами еще раз посмотрела в даль, куда очень скоро поезд должен умчать человека, который на этом этапе жизни был для нее всем.
Ее звали Арина. Под стать имени была и внешность. Ее нельзя было назвать красавицей. Но на нее хотелось смотреть, не отводя глаз: cлегка вытянутое волевое и энергичное лицо, нос с едва заметной маленькой горбинкой; умные стремительные глаза, как магниты, притягивающие к себе внимание. Ей было всего двадцать пять. Но, несмотря на молодой возраст, она была одной из ярых активистов Санкт-Петербургского общества «Поиск», работа в котором уже давно превратилась из хобби в образ и цель ее жизни.
Трудно было понять, почему три года назад она решила заняться этим делом. С ее блестящим экономическим образованием она могла найти себя в любом маломальском, энергично развивающемся предприятии. Но деньги ее никогда не интересовали, даже в студенческие годы. С момента совершеннолетия какой-то меценат ежегодно переводил на счет в банке солидную денежную сумму, которой с лихвой хватало на безбедное существование. Все попытки разобраться в том, кто все это делает, так и не увенчались успехом. Но, скорее всего, это был ее отец – «капитан дальнего плавания», который ушел в «длительный рейс», как только узнал, что ее мать беременна, и теперь с помощью этих денег пытался искупить вину за детство, в котором его не было.
– Ты меня дальше не провожай. Не люблю я эти прощания.
Отводя взгляд, Андрей, делая вид, что смотрит по сторонам, постоянно вертел головой, из-за чего перед ее взором с заметной регулярностью мелькал его исцарапанный лоб, напоминавший о недавней автомобильной аварии.
– Ты точно не передумаешь?
Ответа не последовало, лишь знакомый кивок головы дал понять бессмысленность дальнейших уговоров.
После небольшой мелодичной заставки по вокзалу разнесся приятный женский голос, извещающий о скором отправлении со второго пути пассажирского поезда № 063 «Санкт-Петербург– Варшава».
Только совсем недавно они стали очень близки друг другу, и вот он уезжал. Арина уже и не помнила, когда у него впервые появилась эта навязчивая идея посетить Аушвиц и Бухенвальд. Возможно, еще задолго до того, как они встретились. Неделю назад он поставил ее перед фактом своего отъезда, не давая и шанса для апелляционных доводов о переносе поездки на следующий год, когда она родит. Впрочем, об этом он еще не знал. А этот довод, как последний аргумент, она посчитала лучше ему не говорить. Пока.
– Ты меня ждать-то будешь? – заполняя образовавшуюся паузу, спросил он.
За все это время он так и не смог до конца разобраться в «загадочности» русской души, где искренность и откровенность переплетались с довольно странными нравами и обычаями. Хотя, когда они были вместе, ему так не казалось, и даже нереальность ситуации, в которую он попал, как-то незаметно уходила на второй план. Впрочем, это было скорее исключение, потому что все тут для него по-прежнему продолжало оставаться чужим и непонятным. Как этот октябрьский снег, казавшийся не менее фантастическим явлением природы, чем его межвременное пребывание здесь.
– Не знаю, я еще не решила.
Уловив момент, она с жадностью принялась всматриваться прямо в глаза, словно пытаясь запечатлеть их навсегда в своей памяти. И лишь непослушный локон волос, то и дело сдуваемый ветром, не давал насладиться этим последним, как ей казалось, мгновением.
Колеса взвизгнули и, тяжело качнувшись, состав нехотя двинулся с места.
– Мне пора, – произнес Андрей, чмокнув Арину в щеку. – Не волнуйся, через неделю я снова буду в Питере. – Ты даже соскучиться не успеешь. – Медленно пятясь назад, он стал приближаться к дверям вагона.
Неожиданно резким движением она схватила его за кисть руки, окинув встревоженным взглядом.
– Что случилось?
– У меня плохое предчувствие.
– Не волнуйся, это все глупости. Я уже давно во все это не верю, – соврал он, успокаивающе улыбнувшись. – Ты мне что-то хочешь сказать?
Нерешительно покачав головой, она освободила руку, давая возможность прыгнуть на подножку уходящего поезда.
Очутившись в тамбуре, Андрей тут же взглядом выхватил из общей массы провожающих хрупкий женский силуэт в длинном, черном пальто, который, как считал, и был для него тем самым лучом света в конце тоннеля.
Жан, он очухался. (фр.)
Вылетишь, как пробка из-под шампанского. (фр.)
Карманный линкор – по условиям Версальского мирного договора Германии разрешалось иметь только жестко ограниченное количество надводных военных кораблей (фактически только для нужд береговой обороны). Исключением из состава ВМС подверглись все корабли тяжелого класса (тяжелые крейсера и линкоры). С приходом к власти нацистов в Германии начинают строиться Panzerschiffe, или тяжелые крейсера («Дойчланд», «Адмирал граф фон Шпее» и «Адмирал Шеер»). Корабли этого класса по водоизмещению (12–16 тыс. т.) и скорости (28 уз.) были равны крейсерам, а по мощи вооружения могли смело противостоять линкорам.
Войска «SS» подразделялись на: ваффен «SS»– эсэсовские армейские части и подразделения охранной службы, а также черный «SS», или, как их еще называли,– «Черный легион», состоящий из посвященных (лиц, прошедших ритуальное посвящение).
«SD» – Служба безопасности.
Ротеннфюрер – оберефрейтор войск «SS».
«Мертвая голова» – элитная дивизия «SS», принимавшая активное участие в боевых действиях на Восточном фронте (Битва под Москвой, Курская Дуга.).
Штурмбанфюрер – майор войск «SS».
Немцам так и не удалось создать боевые летные соединения, аналогичные японским камикадзе, так как сама идея противоречила теории нацистов о сверхчеловеке. За все время до конца войны в Люфтваффе не было зафиксировано ни одного воздушного тарана, даже в небе над Берлином.