— Да нет.
— Тогда чего тянуть?
Мы говорили уже так, словно вопрос в принципе был решен — я переезжаю. Осталось обсудить детали. В частности, как она представляет мое присутствие в их доме рядом с братом.
— Боюсь, нам с Федором у вас будет тесно. Еще не поделим что.
— А ты не бойся. Делить не придется, уж я позабочусь.
Я не совсем понял, что она хотела этим сказать. То ли вселяла надежду, то ли душила в зародыше. А скорее всего ни то, ни другое. Она просто выполняла волю отца. Он ведь тоже хотел, чтобы я перебрался на время к ним жить. Так нужно было для задуманного им эксперимента. Только ради этого.
И я спросил:
— Ты можешь меня просветить?
— Могу, — согласилась, даже не узнав, что меня интересует.
— Что показывают ваши приборы? Мы с тобой — пара?
Вот тут она и замялась.
— А разве ты не чувствуешь?
— Это не ответ.
— Ты должен сам почувствовать.
Я тогда много что чувствовал. И не верил ни одному своему чувству. Боялся обмануться. Сомневался даже, мои ли это чувства? Не навеяны ли, не внушены? Во всем мне чудился тотальный обман, грандиозное надувательство. Меня во что-то втягивают и уже, считай, втянули, а во что — не говорят, одни намеки. Как бы все устроилось, если бы хоть раз, пусть даже невзначай, Ольга обмолвилась: «А знаешь, Севцов, ты мне нравишься». Потом меня хоть голыми руками бери.
Итак, я в отпуске. Отношения с Долиным более-менее определились. Брыкался, брыкался и в одночасье сложил лапки. Не сегодня - завтра переезжаю. Теперь вот с Федором... Надо как-то ему объяснить, почему я решился на это. Да еще после всех заклинаний.
Версия первая: уступаю ради него. Раз ему нужно, чтобы я был рядом, а Долин упирал именно на это, то, пожалуйста, я готов. Такое объяснение внешне выглядело правдоподобно и пристойно. Брат заботится о брате.
Версия вторая: соглашаюсь, потому что уверовал в парасвязь и решил помогать, чем могу. Тоже пристойно, хотя не очень правдоподобно. Зная меня, Федор вряд ли поверит.
Однако подлинная собака — и в этом я боялся признаться даже самому себе — была зарыта в другом месте. Случилось то, что должно было случиться. Я втюрился в Ольгу. Уже не мог без нее.
Но как сказать об этом Федору?
Подкараулил его на выезде из Космоцентра. Это в двадцати километрах от города. Специально приехал, чтобы встретить, наверняка, и битый час торчал на дороге недалеко от ворот.
Заметив меня из машины, он съехал на обочину шоссе, заглушил мотор. Не стал дожидаться, пока я подойду, сам вышел из машины. У нас не принято было здороваться за руку, а тут протянул. Ладонь источала тепло и ласку. Или мне показалось. Хотелось думать, что Федор рад мне.
Мы не виделись больше недели. Жадно уставились друг на друга, ища перемен. А я, по правде сказать, и не помнил, как он обычно выглядел. Когда каждый день впритык, особенно не вглядываешься. Говорят же: примелькалось. Сейчас я смотрел на него, как после нескольких лет разлуки — со смущением и неловкостью. Что вид заезженный, так это понятно, не на курорте. Но помимо усталости, в лице брата угадывалось еще что-то, тревожащее меня, — не то угрюмость, не то тоска. Долин не преувеличивал — с полковником Севцовым было не все ладно. Что-то его угнетало.
— Пройдемся, — предложил он и первым сошел с асфальта.
Мы двинулись по тропе, вилявшей рядом с шоссе. Какое-то время молчали. Потом он сказал:
— Остался ровно месяц.
Я невольно сжался. За мелочными перипетиями последних дней стало как-то забываться, что приближался срок старта. Жил так, словно меня это не касается. Больше волновали вещи, которые были ничто по сравнению с неотвратимой и скорой уже разлукой. До чего я докатился!
Я взял Федора под руку.
— Теперь мы будем вместе. Долины предложили пожить у них, я согласился. Ты не против?
— Смотри сам.
— Старик намекнул, что это нужно для тебя.
— Да, он так считает
— А ты?
— Дело не во мне, — сухо сказал Федор и уточнил: — Не только во мне.
— Значит, и в Ольге?
Спрашивая, я чем-то выдал свое волнение. Брат догадался, что меня тянет поговорить о ней. Может, для того только и подловил его на загородном шоссе.
— Кстати, она довольна тобой. Ты делаешь успехи.
Я удивился:
— В каком смысле?
— Ну, у тебя с ней получается лучше, чем у меня. Вы уже почти настроились друг на друга, стали полноценной парой. Еще немного — и будет полный синхрон. Сможете свободно летать. Это самое главное для парасвязи.
— Что значит «летать»?
— Вспомни, как было в машине...
Оказывается, он уже знал и о том, что мы с Ольгой сидели в кафе, и о том, что случилось потом. Когда-то успела доложить. Впрочем, чему тут было удивляться — они же «сживались». У них не существовало друг от друга секретов. Вот только со мной, несмотря на «успехи», она почему-то была не столь откровенна.
— Может, мне все-таки повременить с переездом? — засомневался я. — Вдруг невольно окажусь между вами, помешаю?
— Какие глупости! — буркнул брат.
Действительно — глупости. Как я мог помешать тому, чего не было. С пристрастием вслушиваясь в интонации брата, я пытался угадать — не втрескался ли он? И убедился, ничего похожего. Мы говорили об Ольге, как о чем-то разном. Я о ней — исключительно в женском роде, а ему все равно в каком роде, будто речь шла о чем-то бесполом. И «пара» тоже значило для него не больше, чем левый, правый — два сапога. Во всяком случае, я не улавливал даже намека на сакраментальное двуединство «Он» и «Она».
Все же я жаждал полной ясности. Не удержался, спросил:
— Скажи откровенно: ты спишь с ней?
Ляпнул и голову в плечи — сейчас он взорвется. Нет, ответил спокойно: