Выбравшись из подвала, я прямым ходом на веранду.
— Дай испить.
Она отлила из кастрюли бокал.
— Горячий, не обожгись.
А мне как раз с огня и надо, чтобы унять дрожь. Прихлебываю, смакую. Про себя прикидываю: сейчас сказать, что угадал с компотом, или как-нибудь потом? Дело, сам понимаешь, не в компоте. Раз мне такая ахинея лезла в голову, то с Федором я не мог быть. Ни в сознании, ни в беспамятстве. Исключено. И тут она вставляет в строку:
— Ну и как?
— Божественный напиток! — говорю.
— Я о дежурстве.
— Не знаю, не помню.
— А я знаю. Не было ничего. Ты ведь со мной вязался. У самого училища пристал. Вместе вишню покупали.
Ну, я и заткнулся. А что скажешь, если так и было? Все вспомнил. Будто глазами видел, как она эту самую вишню с весов в целлофановый пакет ссыпала и в кошельке рылась, набирая мелочь. Продавец попросил: без сдачи, если можно.
— Еще? — предложила Ольга добавку. А когда я жестоко отрубил — сыт, мол, твоим компотом по горло, — усмехнулась. — Что так? Для тебя же старалась, ты захотел. Помирал от жажды.
Вот оно что. Оказывается, это по моему утробному заказу и покупалось, и варилось. Не ожидал я столь трогательной заботы. Ай, спасибо! Дай в щечку чмокну. Как мы спелись, а? Большего взаимопонимания и представить нельзя, не бывает.
Где уж тут Федору достучаться до нас. Не до тебя, братец, не до тебя. Недосуг нам — компотцу из вишни захотелось!
— Что если мы его, — кивнул я на кастрюлю, — куда-нибудь того... выплеснем?
Ольга не воспротивилась. Даже одобрила. Сунула мне полотенце и показала в дальний угол двора: тащи, мол, туда можно.
Люди!
Как вы относитесь к компоту? Так себе? Прохладно? А вот и напрасно. Нет в мире лучшего пойла. Вкусно, полезно и дешево. Варите компоты и пейте на здоровье!
Что наша жизнь? Компот. Кто любит жизнь, тот лопает компот. И наоборот.
Ваше благополучие — в кастрюле с компотом. Делаем компот сами! Это напиток бодрости, молодости, отличного настроения.
Вас что-то угнетает? Вам нездоровится? Вы не в своей тарелке? Не отчаивайтесь. Пейте компот — и все пройдет.
Настоящие мужчины употребляют только компот!
Верная жена компотом верна.
Обед не обед, если компота нет.
Хотите дружно жить — не ленитесь компоты варить. Семья компотом крепка. Рекомендуется на день рождения, к свадьбам, поминкам, на все престольные праздники и на каждый день. Ни дня без компота!
Любите компот, и весь мир полюбит вас.
Вы не забыли сегодня сварить компот?
Сказал же — дело не в компоте. Я сам себя выплескивал из кастрюли. Нутро свое высвобождая, утробу свою чистил, чтобы ничто больше не мешало сойтись с братом.
— Завтра, — заявил я Ольге, — пойдем в подвал вместе. Она не ответила. Взяла у меня горячую еще кастрюлю, сунула под кран. И мыла, мыла, пока я не ушел с веранды.
В том, что я не встретился с братом, вина не только моя. Ее тоже. Позволила привязаться к ней. Значит, думала обо мне. И не просто думала, а синхронно со мной. Я рвался к ней, и она встречно. Сошлись в желании. Не могла же она забыть, что мы с ней — пара. Накануне, когда сама шла на дежурство, заставила меня до ночи шляться, кием махать, чтобы не мешал. Помнила, значит. А раз помнила и тем не менее допустила, то виновата. Не меньше, чем я. При парасвязи больше-меньше не бывает. Все поровну, все на пару.
Потому-то и осенило — дежурить вдвоем. Ни я ее не буду искать, ни она меня. Объявится Федор, а мы «дома», его поджидаем. Не проскочит, увидит.
Долин выдрал бы себе бороду, узнай он, что мы надумали.
В подвале из мебели — только кресло-качалка и тахта. Кому на сидячее место, кому на лежачее? Я взглядом Ольге — выбирай. Пожала плечами: какая, мол, разница. Однако предпочла качалку.
Разместились, потушили свет. Не разговариваем. Ждем, когда настоятся темнота с тишиной.
Я чувствую близость Ольги. А она меня? Даю себе страшную клятву: если сделаю хотя бы шаг к ней — остригусь наголо, если же она подберется ко мне — ударю. И еще: в том и другом случае заявлю папаше, что выхожу из игры. В бункер больше ни ногой.
Не смейся, не смейся. Надо же было надеть на себя какой-то намордник. К тому времени я совсем озверел, внаглую лез к Ольге. Да и она не очень-то сопротивлялась. Где-то на небесах мы уже трижды были повенчаны. Но до земных страстей дело не доходило. Только тем — страшными клятвами — и удерживали себя.
Детский сад, конечно, ты прав. Однако забавы, согласись, детские.
Тебе доводилось когда-нибудь вот так: вдвоем, в одной комнате, без света? Она совсем рядом. Желанная и, главное, доступная ждет тебя. А ты — не смей.
Это даже не мазохизм. Хуже.
Я оставляю свои телеса на тахте, отлетаю. Сразу стало легче. Совсем легко. Нет плоти — и нет проблем. Посмотрел на себя со стороны — не узнаю, я ли это? Корчится какой-то малый, весь в испарине, а мне не жалко, до лампочки. Чужой он мне. На всякий случай предупреждаю: «Пока здесь побудь, я прогуляюсь». И только собрался упорхнуть, слышу:
— Включи свет.
Не успел до выключателя дотянуться, светло стало. Вижу стоит передо мной Ольга. Совершенно голая. И хоть бы что, будто так и надо.
— Пойдем, — говорит и хочет меня за руку взять.
Я руку назад, как от огня.
— Куда это идти? — спрашиваю.
— Как куда? — удивилась. — К Федору. Он давно уже ждет.
— Прямо так? — показываю, что она в чем мать родила, и вдруг обнаруживаю: я тоже не больше ее одет. Стоим нагишом, все у нас на показ. И не прикрыться, не спрятаться. Вокруг никого, пустота. Не понять даже, что и откуда светится. Светящаяся пустота.
А Ольга торопит.
— Ну, ты чего?