— Ваше высочество, я сама ее видела.
— Ты?!
— Я была сегодня ночью на кладбище.
Он долго молча смотрел на меня, что-то не укладывалось в его красивой благородной голове, что-то мешало ему поверить моим словам. Он хмурился всё больше.
— Расскажи, что там случилось.
И я рассказала, как из склепа вышла высокая черноволосая женщина и, озираясь, исчезла в кустах.
— Черт возьми! — сказал принц, нехорошо усмехаясь, — я должен это видеть!.. И если ты не врешь…
— Я вам клянусь!
Ночь была прохладная и звездная. Кладбище утопало в свете луны, и ни один кустик не дрожал на ветру, ни одна тень тревожно не колыхнулась. Вчера мне и в голову не могло прийти, что какая-нибудь сила заставит меня оказаться здесь снова! Но вот я была здесь, и теперь мы уже вдвоем сидели на могильной плите и наблюдали за воротами королевского склепа. Не знаю, чего я больше боялась: того, что она выйдет, или того, что её не будет, и, значит, я зря привела сюда принца.
Принц был внешне спокоен. Он сонно ежился и тоскливо смотрел на небо.
— Жанет, ты знаешь, как называется эта звезда?
— Не знаю.
— Так я и думал… Это же Вега. Запомни: Вега, самая яркая звезда на летнем небосклоне.
— А вы знаете, чья это могила, на которой мы сидим? Лемурской графини Ангелины.
— О! — засмеялся он, — как ты меня с небес на землю! Ну? И где же твоя королева?
— Надо ждать, — сказала я твердо.
Мы снова ждали, стало совсем холодно, поднялся ветер, и тени зловеще задвигались. Сердце стыло.
— Тебе холодно? — спросил Зарих.
— Нет, — соврала я, сама не знаю зачем.
— Тогда почему ты дрожишь?
— Наверно, от страха.
— От страха? А я-то подумал, что ты смелая девочка!
— Ну что вы, какая там смелая… Просто мне терять нечего. Мне даже жизни своей не жалко.
— У тебя такая безрадостная жизнь?
— Она у меня короткая. Позапрошлой зимой меня ударили по голове и сбросили с моста. И я всё про себя забыла.
— Кому же ты помешал, бедный лягушонок?
— Не знаю… говорят, я была тихая как мышь.
Зарих посмотрел, улыбнулся, снял плащ и завернул меня в него.
— На-ка укройся.
Я сидела где-то у него подмышкой и тихо дрожала.
— А вы не боитесь, ваше высочество?
— Призраков? Да что ты… Бояться нужно совсем другого.
— Чего же?
— Ну, например, того, что король Белогории стянул войска к нашим северным границам. А весь Лемур уже под властью Триморья. Я боюсь только одного — что мою страну разорвут на куски, и это случится очень даже скоро.
— Я никогда об этом не слышала, — сказала я удивленно.
— Об этом не принято говорить. Так легче веселиться!
— А разве принц Антуан не собирается воевать с Белогорией?
— Ни черта он не собирается, ваш принц!.. Впрочем, можно было обойтись и без войны. Я объездил полмира, Жанет, где я только не был! У меня были бумаги, с помощью которых я мог перессорить всех министров Тумании и натравить Триморское царство на Симур! Я потратил на это три года жизни…
— Где же эти бумаги? — спросила я упавшим голосом.
— Где? — Зарих крепко стиснул мои плечи, но сразу отпустил, потому что я охнула, — видишь ли, лягушонок, я имел глупость доверить их на хранение одной даме. Я не знал, что она никогда мне их не вернет.
— Так вот почему вы ее так ненавидите?
— Кого?
— Герцогиню Юлиану.
Он не ответил, только погладил меня по голове как ребенка. Одного я так и не поняла: почему Юлиана прятала бумаги, ей ведь не могла быть безразлична судьба Лесовии, тем более, что она собиралась стать королевой. Неужели из желания отомстить Зариху она готова была пожертвовать своей страной? Что же это за любовь такая?!
— Она вас так любит, — сказала я с грустью.
— О, да! — усмехнулся он, — этого у нее не отнять!
Ворота склепа тихо скрипнули. Зарих сразу весь напрягся, отодвинул меня и встал.
— Кажется, начинается, детка…
Я выглядывала из-за надгробного камня Ангелины Лемурской, и колени мои сами собой подгибались. Из ворот всё так же озираясь вышла высокая женщина в длинном темном плаще. Она шла прямо к нам! Лицо ее было бледно, а волосы черны как ночь. Зарих выпрыгнул на дорогу прямо перед ней и схватил ее за плечи. Тут раздался истошный крик, от которого у меня всё оборвалось внутри! Женщина вырывалась и вопила как сумасшедшая, пока Зарих не придавил ее к земле коленом и не зажал ей рот.