— Зарих.
Зарих в Лесовии был один. У меня стали медленно подкашиваться колени.
— Ты что задрожала? — засмеялся он, — я же не наследный принц, а так…
— Я сейчас… я позову… я мигом!..
И уже подбегая к домику, где остановилась эта дама, я с ужасом подумала: а кто же тогда она?!
В Приюте все были равны, таков был закон Святого Робина. Мы все были братья и сестры. Мы ели простую пищу, носили холщовую одежду, ходили босиком до самой поздней осени. Мы всеми силами старались забыть, кто мы, и что с нами случилось там, в миру.
Дама, которая прибыла к нам вчера в роскошном темно-красном платье, в жемчужной шапочке с вуалью и парчовых туфельках, сидела теперь в горнице за столом в белой холщовой рубахе, подпоясанной веревкой, босая, бледная, какая-то обреченная, и гладила кошку. Ее иссиня-черные волосы были распущены и распадались от середины высокого лба на два вороновых крыла. Глаза были то ли серые, то ли синие, огромные и впалые. Тоскливые глаза.
— Сестра моя, — позвала я тихо, словно боясь спугнуть ее глубокую печаль.
Она медленно повернула красивую голову и вздрогнула. Взгляд у нее стал безумный, губы задрожали, и я еще раз убедилась, что Святой Робин нормальных, здоровых людей не принимает. Да здоровый человек сюда и не поедет!
Женщина была больна, и говорить с ней следовало осторожно.
— Не бойтесь, — сказала я, — меня зовут Жанет, я прачка. Здесь вам вообще нечего бояться. Здесь хорошо. Тихо. Спокойно…
— Жанет, — повторила она, — подойди сюда, Жанет.
Я подошла.
— Ты искала меня? Зачем? — в голосе ее была тревога.
— Я должна передать, что вас за воротами ждет Зарих.
— Зарих?!
— Да, сестра моя.
— Ты его видела? Ты говорила с ним?!
— Конечно. Он ждет вас у сосны.
Я сказала это, и в первый раз сердце мое предательски дрогнуло. Женщина была очень красива. Он приехал из-за нее на край света! Он ее ждет!
— А Святой Робин не знает?
— Нет, принц остался за воротами.
— А… какой он? В каком настроении?
— Веселый, улыбается.
Она встала и оказалась очень высокой. Я еле доставала ей до плеча.
— Проводи меня, девочка.
Они говорили очень долго и, наверно, спустились к ручью, потому что их не было видно ни у забора, ни у сосны. Потом она вернулась вся бледная, дрожащая, и сразу направилась к Святому Робину. Я выбежала за ворота. Неужели он уехал?!
— Эй, прачка!
Он сидел на бревне, устало вытянув ноги и усмехался. Наверно, надо мной.
— Ты не меня ищешь?
— Вас… — я покраснела.
— Как там моя матушка? Не надумала возвращаться?
— Она… она, наверно, советуется со Святым Робином.
— Если он ей что-нибудь не то насоветует, я разнесу вашу богадельню к чертовой матери.
— Нельзя этого делать, ваше высочество, — проговорила я с отчаянием, — это святое место!
Он засмеялся, но как-то невесело, и огляделся по сторонам.
— Да! Место красивое!.. У вас коровы есть?
— Что?
— Коровы.
— Есть, ваше высочество. Три.
— Ну, тогда принеси молока. И хлеба.
****************************************************************
***********************************
Моя комната находилась рядом с покоями королевы. С того самого дня, как она увидела меня в Приюте Святого Робина, мы больше не расставались. Перед отъездом она позвала меня к себе, расспросила всё про мою болезнь, пожалела и предложила поехать с ней в Трир. Она была добра, так же добра, как ее младший сын, и сколько бы мне ни говорили, я никогда не поверю, что она могла быть жестокой, казнить без разбора и издеваться над людьми!
Комната была маленькая, наверно, в ней раньше был один из кабинетов. Там умещалась только моя кровать и шкаф. Возле кровати стоял маленький столик.
На столе я обнаружила огромный букет роз. Это было совершенно невозможно! Во-первых, во дворце уже год как не было ни одной розы, а во-вторых, я даже представить себе не могла человека, который захотел бы подарить мне цветы. Да, это было приятно! Это было роскошно! И пахли они изумительно, но такого быть просто не могло.
Я обняла цветы и прижала к груди. Мои розы! Красные и белые! А почему бы и нет? Почему бы и мне не получить хоть раз вот такой букет? Или я не женщина? Да, некрасивая, убогая, никому не нужная, ну и что? Будем считать, что это чудо!
Зеркало на шкафу было с трещиной, я долго смотрелась в него, стараясь найти в своем лице хоть что-то привлекательное, хоть что-то, достойное такого роскошного букета, но на меня по-прежнему смотрел жалкий пучеглазый лягушонок.
— Эх, ты, уродина, — усмехнулась я, повернулась к столу и закричала от ужаса: мои розы превратились в черный ссохшийся веник.