"Уже скоро, — ухмылялась Кэт. — Пусть начнут рассказывать страшилки, кто-нибудь да проболтается".
Из пятёрки парней она уверенно выбрала самого крепкого и красивого — Степана с чёрной копной и белозубой улыбкой. Такие парни обычно составляют отличную пару королеве класса, а при случае и в ухо дадут. Они сидели в лесной мгле вдвоём на куске полуразрушенной кроваво-кирпичной стены.
Однако, толкинг не клеился. Кэт щёлкнула зажигалкой "Дафидофф" и виртуозно прикурила длинную изящную "More". Обычно от одного такого жеста самцы всегда во все стороны кипятком, но Степан этот, как сидел памятником, так и сидит.
"Вот же фак! И зяка, походу, его не вставляет. Вот урод".
Кэт сбросила ему на руки тяжёлую куртку, оставшись в чёрно-розовой облегающей майке и шёлковых лосинах. Взбив спутанную шевелюру, она оглянулась на парня.
"Чё за щит"?
Степан с молчаливым интересом всматривался в ночную темень, будто там-то и происходило всё самое интересное. Туман призраком полз по траве.
"Колхозный гей, — мрачно определила девушка. — Будет фанни, когда я опущу его пред всем классом".
— Слушай, Катерина… — вдруг разволновался он.
— Я Кэт! — оскалилась она.
— Хорошо… ладно, пошли со мной, кое-что интересное покажу. Если не боишься.
Кэт фыркнула, набросила куртку и затоптала окурок.
Клетчатая спина Степана одно время мелькала впереди, в плотной темноте, а потом вдруг пропала. Девушка выругалась и встала, как вкопанная. Пошарив руками вокруг, она позвала на всякий случай:
— Э! Э, ты куда делся? Не смешно ни разу, слышь? Алё…
Звуки беспомощно глохли во мраке. Ветер зашептал ветвями сосен, где-то рядом безрадостно рассмеялся козодой, и Кэт насквозь пробрал липкий страх. Она лихорадочно нашарила в кармане зажигалку и торопливо защёлкала. Огонёк вспыхнул не сразу, газу осталось не так много, но когда желтоватое пламя осветило развалины, девушка онемела.
В детстве Кэт больше всего любила разглядывать мух, попавшихся пауку в сети. Они так смешно бились, беспомощно дёргая крылышками, не в силах освободиться и понять, что обречены. А теперь сама она напоминала себе муху — растерянно барахтающуюся в липких тенётах. Грязно-желтые стены были сплошь исписаны одним только именем: "Кэт, Кэт, Кэт Кэт Кэт Кэт Кэт Кэт Кэт" углем на старой известке. Кэт покачнулась. Холодный пот покрыл спину.
"Они ждали… Они знали…"
Туман окутал и без того затянутые маревом развалины, Кэт охватила паника. Она кружила по мокрой траве, не зная куда броситься и откуда ожидать угрозы. Пальцы увязали в липких клочьях, что застревали в груди, дыхание сбилось, вязкая дымка пеленой висла на ресницах. Со всех сторон слышались непонятные слова, шарканье шагов, глухие смешки, словно сквозь толстый слой ваты. Тысячи Кэт забавлялись глупой мухой, попавшейся в сети. То и дело из мглы выныривали нечёткие контуры кладки и ухмыляющиеся лица одноклассников, искажённые до неузнаваемости призрачным светом луны, вернувшейся из-за туч ради такого дела.
"Они смеются надо мной… Все они смеются… Только это не смех, что-то другое, нечеловеческое, страшное… И рожи, эти рожи чертовы…"
— Кэт! Кэт. Кэт? Кэээт… Кто ты, Кэт, кто ты, Кэт? КтотыКэт?.. Ктотыкэтктотыкэтктотыкэт…
Смех заскрежетал, царапая нервы, диким воем взвился к чёрному, как грех, небу и перешёл в ультразвук. Кэт прижала грязные ладони к ушам, по подбородку текло горячее. Всё вокруг обратилось безумной каруселью, слившись в однообразное бело-красное пятно, поплыло. Кэт отчаянно закричала и провалилась во мглу.
Было так тепло, уютно, что случившееся казалось диким кошмаром. Одеяло пахло чем-то непривычным, душным. От печки несло извёсткой.
Кэт села в кровати и уставилась на родителей. Они стояли рядом и, как всегда, переминались с ноги на ногу. Из окна сонно сыпался рассвет.
— Катерина… — начала мать, краснея от удовольствия, — мы тут подумали…
— Нам тут нравится, — улыбнулся отец. — Мы решили остаться. Банька, огород… ты привыкнешь. Ребята тут хорошие, привели тебя. А твои-то городские, бросили бы, знаем…
Кэт попыталась заорать, но вышел лишь жалкий всхлип. Она откашлялась, покраснела от злости и бахнула кулаком по подушке:
— Они не люди! Они меня… обманули! Напичкали чем-то! Они… смеялись надо мной… издевались!
— Да ты что, Катерина? — всплеснула руками мать. — Хорошие же ребята… Не пьют, не колются. Они тебя хвалили так, мол, какая девушка интересная…
— Я говорю, они нелюди!! И в школе тоже никто не списывает, не дерётся! Это ненормально! Так не бывает!
Родители переглянулись и поджали губы. Кэт осеклась и замолчала. Отец почесал подбородок и вынес вердикт:
— Вот что, Катерина. Остаёмся и точка. Может, они из тебя человека сделают, раз у нас не получилось.
— Я… я вам докажу, — с какой-то фанатичностью пообещала Кэт, скидывая одеяло. — Я всех тут выведу на чистую воду…
— Ты куда так рано?
— Они там! — бледный палец уткнулся в сторону окна. — Там они все! Колдуют своё вуду! Я сразу поняла, нельзя этим лохам доверять…
Натягивая джинсы, она замерла. Мать смеялась тем самым лающим смехом, что гремел ночью на развалинах. Мало того, отец подхватил этот мерзостный гогот, что раскатился от кухни до комнаты волчьим воем. Было в нём нечто жуткое, звериное…
"Они и их заколдовали… твари… вот почему они тут остаться захотели…"
Кэт захолодела, поспешно влезая в майку. Не зная как, прыгнула в кроссовки, набросила тяжёлую куртку и, впервые в жизни, не заботясь о макияже, выскочила на улицу.
Солнце ухмылялось над угрюмым лесом. Ноги сразу промокли от росы, в волосы лезли какие-то жуки. Девушка вяло отмахивалась, стараясь не сбиваться с шага.
"Ржут… Издеваются… Предков-то за что?! Я им покажу. Я им всем покажу, они меня не знают…"
Что именно делать, Кэт слабо представляла, но острая решимость гнала вперёд, в школу. Всю жизнь она правила, верховодила, была королевой, но сейчас на власть посмели покуситься.
"Как они смеют… Я им всем щас наваляю… уродам… Они точно там… Все в сборе…"
Она зло пнула ворота калитки, преодолела тропинку, взлетела по ступенькам. Коридоры ещё пустовали, отдалённо пахло хлоркой, однако, кто-то уже, пыхтя, волок пыльные книжки. Из-за высокой стопки лица не было видно, лишь снизу убогая синяя юбка болталась над тощими ножками в дешёвых колготках. Кэт узнала её, нагнала в два шага и резко поставила подножку. Девчонка споткнулась, упала ничком, книжки посыпались, теряя страницы.
— Что, сучка, кто теперь смеётся? — мстительно прошипела девушка. — Ну, говори, где остальные!
Школьница неловко поднялась, вытерла нос тыльной стороной ладони и, узнав обидчицу… молча улыбнулась. Кэт остолбенела.
"Она должна плакать! Реветь! Рыдать! Сопли по роже размазывать!"
Девочка снисходительно улыбалась. Казалось, вот-вот и она засмеётся тем самым лающим смехом, что гремел ночью в лесу. Кэт подумала, что сходит с ума, с трудом унимая дрожь в коленках. Она рванула вверх по лестнице, перепрыгивая ступеньки, и вихрем ворвалась в кабинет русского языка и литературы.
Они были там все. Сидели себе спокойно за партами с любопытством разглядывали её, будто лабораторную мышь. Кэт задохнулась от ярости. Швыряя с первых парт учебники и тетради, она выла и рычала, словно раненый зверь.
— Вы мне за всё ответите! Я сюда ментов… журналистов!.. Ублюдки!.. Что с предками моими сделали, а?! Что, я спрашиваю!! Твввари!..
Они почти не реагировали, смотрели, улыбались. Наверное, именно это взбесило ещё больше. Пришлось от всей души врезать Крысе с чёрным хвостом на передней парте. Кулак даже успел почувствовать кость скулы под кожей, но большего сделать не удалось. Степан скрутил первым, швырнув на пол, и чуть не сломал нос. Остальные придавили ноги.