— Хорошему человеку грех не помочь, — Баргиш почесал переносицу, изображая сомнения. — Но ты не боишься, что я подменю кольцо, и сам воспользуюсь его силой?
— Нет, не боюсь, — усмехнулся Фрей. — Во-первых, я разбираюсь в людях и понял, что ты человек честный, а во-вторых, кольцо теряет свою силу, если находится в чужих руках. Только мы, потомки святого Эпимитриуса, можем использовать его. И в-третьих, — северянин снял перстень и протянул его купцу. — Я сомневаюсь, чтобы кто-то мог сделать подобный.
«Да оно еще лучше, чем я думал, — Баргиш надел кольцо на средний палец и повертел кистью, любуясь игрой света в крупном, с ноготь величиной, камне. — Даже если не заколдованный, все равно стоит бешеных денег. Любой нобиль за него ухватится, такого и у самого короля нет. Впрочем, этот варвар не большой любитель украшений, да и не о нем думать надо».
— Я согласен, — кивнул он головой. — Только не обещаю, что выполню твою просьбу прямо завтра. Приемы у короля не каждый день бывают, да и потом я слышал, что весь двор отбывает на праздник к барону Саморе.
— Я ждал долго, — ответил Фрей, — подожду еще. — Только я еще не упомянул про одно условие: перед тем, как прикоснуться к его величеству, ты должен произнести про себя заклинание.
— Заклинание? — явно засомневался Баргищ.
— Да ничего особенного, — успокоил его северянин. — Скажешь вот, — он вытащил из кармана клочок пергамента, и шевеля губами прочел, что там написано. — «Чья сила, того и действие», вот это и скажешь.
— Ну да, конечно, — важно согласился купец, — при серьезном деле так и должно быть. А ты что по бумажке читаешь, не можешь запомнить такое простое заклинание?
— Много дел нынче, да и память начала слабеть, — пожаловался Фрей. — А заклинание надо произнести слово в слово, иначе ничего не получится.
— Что ж, бывает, — усмехнулся Баргиш. — Я-то эти слова запомню, слава богам, ум еще не отшибло. Но дней десять тебе придется подождать.
— Я так тебе благодарен! — красноносый северянин молитвенно сложил руки на груди. — Пяти сотен будет достаточно за твои труды?
— Пятьсот золотых? — купца аж бросило в жар, и если бы он не сидел на мягком диване, а стоял, то непременно рухнул бы на пол от неожиданности. — Но… но… ведь перстень не стоит больше полусотни… может быть, сотни монет!
— Конечно, — согласился Фрей. — Если бы это было простое, хотя и очень старинное кольцо. Но я же говорил, что камень в нем — магический. Необходимо возвратить его силу, и для нас, потомков святого Эпимитриуса, цена значения не имеет. Мы люди не бедные! И потом, я же тебе его не на продажу даю…
«Да уж вижу, — купец даже вспотел от такой приятной неожиданности. — Пятьсот монет… это сколько же я должен продать товара, чтобы вышла такая прибыль? — у Баргиша от предвкушения огромного барыша даже слегка закружилась голова. — И делать, в общем-то, ничего не надо. Гаримет устроит на прием, и полтысячи золотых мои. Конечно, придется еще сунуть в лапу этому проходимцу, но надеюсь, на десяти-пятнадцати монетах сторгуемся. Говорят, он обычно берет примерно столько. Правда, последнее время ходят слухи, что он сильно заважничал, но за хорошие деньги сделает все».
— Приезжай через десять дней, к этому времени я все устрою, — пообещал он, — для хорошего человека чего не сделаешь.
— До встречи, — гость поднялся с дивана, собираясь уходить. — Ты не представляешь, как вся моя родня будет тебе благодарна, — произнес Фрей, и глаза его вновь увлажнились. — Ты наш спаситель!
«А на это мне наплевать, — подумал, прощаясь с северянином, Баргиш. — Пятьсот золотых… а какая благодарность может сравниться с пол-тысячей монет!»
Наконец, долгожданный день наступил. Еще вчерашнего дня десятки щегольских повозок сопровождении верховых заполнили дорогу, вьющуюся по холмам над живописным берегом Хорота. Стояла глубокая осень, и в прозрачном воздухе кружились опадающие листья, их золотисто-багровый ковер устилал спускающиеся к дороге склоны, совершенно закрыв еще зеленую траву и мелкие каменные осыпи. Впечатление было такое, будто чудесный мастер соткал это разноцветное пышное одеяло и укрыл им землю до наступления холодов.
— Видишь? — обратился Брегант к сыну, указывая рукой на выступающие над лесом темно-серые верхушки башен, почти сливавшиеся с цветом блеклого осеннего неба. — Замок Саморы. Еще немного, и он покажется целиком. Уже недалеко.
Отец с сыном следовали верхом сразу же за королевским экипажем, в котором, впрочем, ехала только Белеза: король на огромном вороном жеребце скакал рядом, иногда наклоняясь к окошечку кареты, чтобы перекинутся парой слов со своей фавориткой.
Чуть позади Конана держался Паллантид, командир королевской охраны, а его солдаты цепочкой растянулись с двух сторон кортежа Его Величества. Их алые плащи, скрепленные на левом плече брошью в виде дракона, развевались от быстрой скачки, и гвардейцы были похожи на огромных птиц, закрывающих своими крыльями вереницу экипажей и всадников. За Паллантидом следовали советники, затем карета тучного Публия, который не слишком любил верховые прогулки, а за ними — бесчисленные повозки дворцовой челяди и приближенных к королю нобилей.
Альгимант время от времени отставал от отца и подъезжал к карете, в которой ехала красавица Мелисса.
Он терпеливо гарцевал около экипажа, ожидая, пока откроется занавеска и девушка выглянет наружу. Не один он пытался привлечь ее внимание: немало молодых людей кружило около экипажа падчерицы графа Этельстейна. Временами Альгиманту везло, и девушка удостаивала его улыбки и нескольких коротких фраз, но чаще она специально выглядывала с другой стороны, где в это время, как назло, оказывался Тасвел или еще кто-нибудь из претендентов на ее руку.
— Ты говоришь, что без меня жить не можешь? — капризно надув хорошенькие губки, спросила в один из счастливых для молодого офицера моментов Мелисса, прекрасно зная, какой получит ответ.
— Да, это так, — весь светясь счастьем, что она, наконец, обратила на него внимание, отвечал Альгимант.
— Ну что ж, посмотрим, — засмеялась красавица, — все вы часто так говорите, чтобы завоевать расположение бедных девушек, а когда доходит до серьезного разговора, так никого рядом и не оказывается.
— Как же никого? — отвечал Альгимант почти с обидой. — Ты разве не замечаешь, сколько вокруг тебя вьется кавалеров?
— Ну и что с того? — кокетливо взмахнула ручкой Мелисса. — Всех привлекает лишь то, что я падчерица графа Этельстейна — и ничего больше.
— Помилосердствуй! Как ты можешь так говорить? Мне совершенно наплевать на то, из какой ты семьи, — горячо воскликнул Альгимант, — даже если бы ты была простой крестьянкой, неужели ты думаешь, я бы стал относиться к тебе хуже?
— Крестьянкой? — в глазах девушки мелькнул огонек презрения. — Как ты можешь даже подумать о таком? Я — и крестьянка? Фи! Вот сыну барона Патриана такая глупость вряд ли пришла бы в голову. Не так ли, мой друг? — обратилась она к подъехавшему к ее карете Тасвелу, чей темно-зеленый камзол Альгимант заметил еще издалека, но мог только скрипеть зубами в досаде от появления соперника.
— Ты совершенно права, — склоняясь в галантном поклоне, ответил Тасвел, с превосходством глядя на Альгиманта, — не все могут понять нас, аристократов. Многим это не дано от рождения, что тут поделаешь!
— Ты не на меня ли намекаешь? — вспыхнул молодой офицер.
— О боги! — ехидно улыбнулся соперник. — Тебя-то я и не приметил. Нет, нет, дорогой друг, речь, разумеется, не о тебе, а о простолюдинах, к которым ты, насколько мне известно, ведь не относишься?
— Мы завтра посмотрим, кто к кому относится, — сжав кулаки, пообещал Альгимант и, стегнув коня, поскакал вперед.
— Ха-ха-ха! — слышал он за спиной переливчатый смех Мелиссы. — До чего же вы все смешные, и всегда говорите одно и то же! Боги, как забавно…
Альгимант догнал отца и поехал рядом с весьма хмурым видом.
— Опять пытался любезничать со своей подругой? — сочувственно поинтересовался Брегант. — И снова она тебя отшила? — Старый солдат и выражался частенько по-солдатски.
— Да… — с неохотой сознался Альгимант.
— Бросил бы ты это занятие, — мягко сказал отец. — Вряд ли эта девушка будет тебе хорошей парой. Мы же простые люди, а она из графской семьи…
— Но король благоволит к тебе, — вспыхнул молодой офицер, — неужели он не может сделать своего советника графом или…
— Или герцогом? — перебил его с усмешкой Брегант. — Не в моих правилах выпрашивать себе титулы, сынок. Да и, честно говоря, не больно мне они и нужны. Успокойся и думай о другом: самое главное для тебя сейчас — победить на турнире. Может, тогда и твоя красавица сменит гнев на милость. Не буду врать, что мне будет о сердцу такая невестка, но что уж с тобой поделаешь, я же вижу, как ты сходишь по ней с ума… Кстати, мы почти доехали, — меняя тему разговора, кивнул он вперед.
Действительно, дорога сделала резкий поворот вправо, поднимаясь еще чуть выше на склон холма, и за поворотом открылся вид на величественный замок и раскинувшееся перед ним поле. Разноцветные флаги над длинным деревянным помостом, сооруженным для размещения благородных зрителей, слегка покачивались от ленивого течения почти неподвижного осеннего воздуха.
Поодаль виднелось множество шатров и палаток: гостей было столько, что все не могли разместиться в покоях баронского жилища, и для людей попроще, а также слуг нобилей было устроено нечто вроде походного лагеря. /
Увидев приближающийся королевский кортеж, стражники отворили ворота, и сам хозяин, барон Самора, предупрежденный слугами, выехал встречать своего повелителя. Его гнедой жеребец, управляемый опытной рукой, взвился на дыбы, как бы приветствуя приближающийся кортеж. Черные Драконы расступились, и королевская карета со скачущим рядом киммерийцем без помех покатила вперед к подъемному мосту, перекинутому через ров, окружающий высокие старые стены. Взревели трубы, и над высокой башней, венчающей въезд в замок, заплескалось полотнище королевского флага. Караван так растянулся, что когда Конан и его ближайшие сановники уже находились у замковых ворот, последние повозки еще только показались из-за окаймляющих поле деревьев.
— Привет тебе, благородный хозяин! — отвечая на поклон Саморы, прокричал Конан. — Наверное, найдется чем удивить гостей и на этот раз?
— Непременно, — довольно улыбаясь ответил барон. — Ждем только тебя, мой король, а чудеса уже готовы!
Варвар не напрасно задал такой вопрос, Самора слыл мастером на всяческие неожиданности, и гостям, ежегодно собирающимся на его праздники, всегда находилось чем позабавиться: то он вдруг устраивал гонки на верблюдах и ради этого специально привозил откуда-нибудь из Заморы или Турана как животных, так и ездоков, то для удовольствия благородных зрителей собирал целую толпу всяческих уродов или потчевал гостей неизвестными большинству яствами, доставленными чуть ли не из Кхитая — поэтому все с таким нетерпением ожидали дня открытия, когда барон доводил до всеобщего сведения свой очередной сюрприз.
— Все готово! — барон указал рукой на помост. — Но, может быть, ты желаешь сперва от дохнуть с дороги?
— Да ты за кого меня принимаешь? — расхохотался киммериец, спрыгивая с коня. — Неужели я похож на изнеженную барышню или на этого разряженного павлина? — он кивком головы указал на выбирающегося из кареты Публия, одетого по последней моде и увешанного множеством украшений — молодая канцлерша весьма ревностно относилась к тому, чтобы ее упитанный коротышка-супруг выглядел не хуже приборных щеголей. — Что-то ты бледен, дорогой, — счастливо обратился он к канцлеру, — не укачало случаем, в дороге? Смотри, береги себя, ты мне нужен, да и не только мне: Аквилония без тебя не обойдется! Давай, веди! — последнее относилось уже к барону, который спешился и почтительно ожидал королевских приказаний.