— Мать… мать мне…
— Мать, мать, — прикрикнул на него старый солдат. — Заладил одно и то же! Давай побыстрее!
— Мне мать дала этот перстень и сказала, что если я притронусь к твоей одежде и произнесу заклинание, то тоже смогу стану большим начальником… потом когда-нибудь… — единым духом выпалил мальчишка и со страхом воззрился на генерала, ожидая неминуемой трепки.
Однако Брегант сосредоточенно смотрел на служку и некоторое время молчал, видимо, обдумывая что-то.
— Она у тебя колдунья, что ли?
— Нет, — шмыгнул носом мальчуган, чувствуя что самое худшее для него, пожалуй, уже позади, — ей кто-то сказал об этом.
— А, все равно, — махнул рукой генерал. — Возьми свое кольцо, давай сюда вина и еды, а потом слетай на конюшню и скажи, чтобы заложили экипаж. И разбуди Эсканобу! И чтобы мигом!
Служка соколом вылетел за дверь, несказанно обрадованный, что так дешево отделался.
«Заклинание! Вот чего не хватало в рассказе Эсканобы! — Брегант даже вспотел от своей догадки. — Если этим кольцом прикоснуться к кому-нибудь, предположим, к королю, и сказать заветное словцо, или там, пару слов, то… Но тогда почему Этельстейн подарил мне перстень, а не сделал этого сам? — опять засомневался генерал. — Или граф чего-то не знал? А может быть, и заклинания никакого не надо? Пожал руку Конану — и его нет… и меня тоже… — хмыкнул Брегант. — Дешево и сытно. Экий мерзавец, рога Нергала ему в глотку! — старый солдат сжал кулаки. — Хорошо, не на того напал, знатный недоносок!»
Брегант рассчитывал узнать еще кое-что у бежавшего из Тарантии купца, но, когда они с Эсканобой подъехали к дому его приятеля, то услышали печальную новость: кто-то воткнул Баргишу кинжал в бок, когда тот возвращался к себе на постоялый двор.
— Очень некстати! — присвистнул Брегант. — Ох, неспроста все это!
«Перстень! — промелькнуло у него в голове. — Все из-за него! А вдруг граф решит, что кольцо осталось у меня дома и захочет воспользоваться им сам или через кого-то другого? Что мне сделать, чтобы не допустить этого?»
— Вот что, — повернулся он к Эсканобе, — я должен еще пару дней проторчать здесь, пока эти бездельники-писаря не составят, наконец, ответ, Нергал им в задницу! А ты возьми пару человек и как можно быстрее возвращайся в Тарантию. Поедешь прямо ко мне домой. Там сейчас только кухарка и дворецкий. Или, еще лучше, поезжай к Альгиманту! Нет! — снова передумал генерал. — Не надо его впутывать в эти дела. Значит, поедешь в мой дом и будешь охранять мою спальню — чтобы никто туда не мог войти. Понял?
— Понял, что ж тут непонятного? — ничуть не удивившись странному приказу, ответил офицер. — Сидеть в спальне и никого не впускать, чего проще! А твои люди впустят меня в дом?
— Я напишу дворецкому послание, но ты лети в Аквилонию стрелой! Может быть, от скорости твоего коня зависит сейчас жизнь нашего короля. Опоздаешь, и все пропало!
— Не беспокойся, — заверил его Эсканоба, — конь у меня великолепный, домчит, как ветер!
«Лишь бы не было поздно, — с тревогой подумал Брегант, — но что я могу еще сделать? Теперь жизнь Конана в руках богов… или в копытах коня Эсканобы!»
Торжества в королевском саду удались на славу! Сначала приглашенные вкушали множество яств, приготовленных умелыми руками поваров, и за длинными дубовыми столами не смолкал оживленный гомон, перемежавшийся стуком ножей и громким голосом дворецкого, возвещавшего очередную перемену блюд.
Вино и пиво лилось рекой, и даже самый изысканный знаток мог найти для себя все, что он мог бы пожелать: и аргосское «Сердце золотой лозы», и зингарское «Поцелуй красотки», и особенно любимое королем барахтанское — только Щелкни пальцем, и расторопный слуга тут же наполнит бокал дополна живительной влагой.
Постепенно разговоры становились оживленнее, смех громче, и к тому моменту, когда дворецкий известил, что представление начинается, и все гости, оставив столы, перешли на лужайку, где были расставлены в несколько рядов длинные скамьи, веселье било во все стороны словно струи буйного фонтана.
Королевские шуты разыграли целое представление, где в масках действующих персонажей каждый мог узнать недавних врагов короля: Арпелло Пелийского, Амальруса и Страбонуса, и даже кое-кого из ныне действующих правителей соседних стран. Каждая шутка актеров встречалась громовым хохотом, от которого примостившиеся на ветках ближайших деревьев птицы беспокойно взлетали вверх и, покружив некоторое время над садом, вновь успокаивались, однако ненадолго, потому что через несколько мгновений следовал очередной взрыв веселья.
Затем шутов сменили танцовщицы и фокусники, и их выступление также сопровождалось смехом и одобрительными криками изрядно раззадорившихся гостей.
Слуги беспрерывно сновали меж гостей с подносами и кувшинами с вином, и каждый в меру своих сил и желания мог вновь освежиться прохладным пенистым вином из королевских подвалов.
Когда ночь окутала дворец и сад своей темнотой, и только пляшущий свет факелов и желтоватые лучи масляных ламп едва выхватывали из мрака верхушки вековых деревьев, гости разделились и разбрелись по лужайкам: те кто помоложе и пободрее, вняли призывным звукам труб королевских музыкантов, возвещавшим начало танцев, старики же собрались поближе к столам — продолжить выпивку и обменяться последними новостями в спокойной обстановке, пожилые дамы и почтенные матери семейств образовали несколько кружков, чтобы без помех посплетничать и посудачить — всем нашлось место и занятие по вкусу.
— Этот, как его?.. — обернулся Конан к Паллантиду. — Ну да, Паймор… Совсем неплох оказался, даже поискуснее, чем покойничек, бывший наш дворецкий. Знал бы, что эта обезьяна такой праздник закатит, придушил бы Гаримета еще раньше, — безыскусно пошутил король.
— Я рад, что тебе понравился прием, — улыбнулся командир Черных Драконов.
Они, вместе с канцлером, сидели втроем на небольшом возвышении в окружении нескольких десятков гостей и наблюдали схватку двух карликов, которые тузили друг друга деревянными мечами. Коротышка Публий, успевший изрядно нагрузиться вином, все время норовил сползти с кресла вниз, так что если бы не киммериец, время от времени встряхивающий его за шиворот и подтягивающий на сиденье, канцлер, несомненно, давно преуспел бы в этом своем намерении. — Слабы что-то у меня придворные, — усмехнулся варвар, в очередной раз водружая канцлера на его место.
— Что ж тут удивительного, мой король, Публий никогда не умел особенно хорошо пить. Некогда ему — весь в делах. Вот если бы под стол с такой дозы свалился военный, я понял бы твое недоумение, — в кои-то веки не согласился с киммерийцем Паллантид. — Но странно кое-что другое: я замечал, что чем человек толще, тем больше он может выпить, а вот наш канцлер…
— Э, не скажи, — опрокидывая в себя очередной бокал вина, в свою очередь, выразил свое несогласие с мнением командира Черных Драконов Конан. — Помню, был у меня в юности, в бытность мою в Шадизаре приятель Ши Шелам, тощий обглодыш такой, в чем только душа держится, а выпить мог целый бурдюк, и ни в одном глазу…
— Я не смыкаю глаз на твоей службе, мой король, — по своему истолковав последние слова киммерийца, внезапно пискнул как раз очнувшийся Публий, очумело тряхнув головой. — И мне как раз пришла в голову мысль, что неплохо бы…
— Только не сейчас, не приведи боги, опять начнешь про дела, — махнул на него рукой король. — Ценю я тебя, ценю, только помолчи, неугомонный ты наш, — он хлопнул канцлера по плечу, отчего тот глубоко погрузился в мягкое кресло. — Если уж так неймется, завтра поговорим! Кстати, а кто эта девушка? — сменив тему беседы, вновь повернулся Конан к командиру Черных Драконов. — Ты всех должен знать.
— Служба у меня такая. В темно-вишневом платье? — Паллантид проследил взгляд киммерийца и, получив утвердительный кивок, ответил — Падчерица Этельстейна. Удивительная красавица, странно, что ты не запомнил эту девушку, ведь в свое время граф представлял её тебе, мой король.
— В самом деле? — удивился варвар. — Странно обычно я не забываю таких красавиц. А эту что-то не узнал, старею, наверное… — и он снова повернулся в сторону дубасящих друг друга карликов.
Мелисса, о которой шла речь, только что ускользнула от окружавших ее поклонников и, стараясь остаться незамеченной, направлялась к беседке в глубине сада, чтобы посидеть немного в уединении. Она до сих пор чувствовала себя виноватой перед Альгимантом за свое непростительное поведение на празднике у Саморы, которое могло стать причиной гибели юноши. Девушка до сих пор не могла понять, какой демон ее попутал.
Молодой офицер с тех пор, когда им случалось встречаться, лишь вежливо приветствовал девушку. Мелисса сильно переживала охлаждение своего преданного поклонника и несколько раз, понимая, что сама во всем виновата, хотела подойти к нему первой, но гордость и уязвленное самолюбие все же не позволяли ей снизойти АО такого поступка.
Вот и сегодня Альгимант даже не пытался заговорить с ней, а только отчужденно поклонился, когда они встретились у пиршественных столов, и тут же отошел в сторону. И странное дело, чем больше проходило времени, тем больше привлекательных черт находила Мелисса у этого человека, которого в свое время частенько встречала насмешками. Ей даже начинало казаться, Что она не сможет перенести разрыв с ним, и вместе с чувством вины девушка ощущала все нараставшую симпатию и даже, что было для нее совершенно непостижимо, нежность к молодому офицеру.
В сегодняшний праздничный день поведение юноши, который танцевал с другими дамами и даже не смотрел в ее сторону, окончательно расстроило Мелиссу, и королевский прием, которого она так ждала, стал казаться девушке пустым и ненужным, а липнувшие к ней кавалеры только раздражали своей болтовней и затертыми комплиментами. Даже Тасвелу, к которому девушка благоволила более других, она надерзила по какому-то пустяковому поводу и теперь жалела и об этом тоже. В общем, побыть немного в уединении Мелиссе было сейчас просто необходимо.
Кроме того, на днях произошло еще одно неприятное событие: разговор с отчимом, после которого у Мелиссы до сих пор иногда пробегала дрожь по телу. Началось все с того, что граф не терпящим возражений суровым тоном потребовал от падчерицы, чтобы она прекратила общаться со всякой шантрапой — девушка с изумлением поняла, что так Этельстейн назвал сыновей знатных нобилей, молодых офицеров и еще кое-кого из молодых людей, которые считали себя ее ухажерами.
— Но как же? — удивилась Мелисса. — Что в этом дурного? Все девушки из хороших семей должны рано или поздно выходить замуж, и это вполне естественно, если…
— Никаких «если», — перебил ее граф. — У меня другие виды на тебя. Ты достойна не таких молокососов, как твои никчемные воздыхатели, особенно, — он скривил губы в недоброй усмешке, — подобные Альгиманту простолюдины.
— Но почему ты не спросишь моего мнения? Я не твоя собственность! — вспыхнула девушка.
— А чья же? — граф крепко схватил ее плечо и тряхнул. — Вместе с замком твоей мамаши ты досталась мне по наследству — больше-то у нее ничего не было. Что захочу, то с тобой и будет. Ты меня знаешь, — с угрозой добавил он. — Если король не захочет взять тебя в жены, я подберу тебе другого мужа, или, — его усмешка стала зловещей, — отдам тебя в монастырь, куда-нибудь в Пуантен, чтобы служила Митре. А захочу, — глаза Этельстейна словно буравили ее насквозь, — отдам в наложницы какому-нибудь правителю. Ты вполне сгодишься для этого, — он причмокнул языком, в упор рассматривая ее, и девушка почувствовала себя так, будто он сорвал с нее одежду и она, нагая и беззащитная, стоит перед его похотливым взглядом.
— Но, граф… — попыталась возразить совершенно ошарашенная Мелисса.
— Запомни хорошо, что я сказал, — резко прервал разговор Этельстейн. — Осталось подождать совсем немного, и судьба твоя решится, — загадочно усмехнулся он. — Ступай…
После этого разговора они почти не встречались, хотя и жили в одном доме, потому что Мелисса старалась избегать своего отчима…
Девушка прошла мимо группы придворных, сидевших вокруг короля и наслаждавшихся каким-то дурацким представлением с участием карликов, и свернула на боковую тропинку, ведущую к одиноко стоявшей на берегу пруда беседке.
Изящное строение было оплетено густыми плетями вьющихся растений, и если бы сейчас там никого не оказалось, Мелисса могла рассчитывать хоть какое-то время посидеть в одиночестве вдали от шума и буйного веселья королевского праздника. Она легкими шагами уже направилась было к полукруглым ступенькам, ведущим под полог беседки, как вдруг явственно услышала идущие из нее голоса. Раздосадованная тем, что побыть одной не удалось, девушка повернулась, направляясь прочь, но внезапно голоса показались ей знакомыми а одна из четко произнесенных фраз заставила просто застыть на месте.
— Колдун обещает сделать так, чтобы он был один, и тогда, благодарение богам, мы завершим, наконец, это дело. — Голос, без всякого сомнения, принадлежал Этельстейну, ее отчиму.
«Что он замышляет? Уж не касается ли это меня?» — с тревогой подумала Мелисса и замерла на мгновение, а потом сделала несколько шагов вдоль по окружию беседки, чтобы не быть заметной со стороны выхода и лучше слышать, о чем говорят внутри.