— Это Тавель, — кивнул он на спящего в кресле. — Он изменился. Я помню его другим.
Колон вдруг заторопился:
— Идем. Их развлечения — это их дело. Мы прилетели в Сауми ради другого. Слишком большая роскошь лететь так далеко, чтобы беседовать с алкоголиком.
Ширмы, расставленные без всякого порядка, делали зал Биологического Центра похожим на лабиринт.
Бессмыслица, возведенная в абсолют.
Бессмыслица ли?
Из узкой боковой щели, из полутьмы, бесшумно выскользнул, заковылял к журналистам прихрамывающий маленький человечек со злым сморщенным лицом, собранным в кулачок.
— Цан Су Вин!
Карлик, бесшумно ступая, подошел загадочно, загадочно и вежливо улыбнулся. Колон, в белой рубашке, расшитой нелепыми нейлоновыми розочками, возвышался над ним как башенный кран. Цана Су Вина это нисколько не смутило. Цан Су Вин ожидал вопросов, он готов был ответить на любой вопрос. Он глядел сразу на обоих, его раскосые глаза держали в поле зрения сразу и Хлынова и Колона.
— Цан Су Вин, — негромко спросил Хлынов. — Вы действительно уверены в том, что другому не угрожает никакая опасность?
— Доктор Сайх учит, опасность внутри нас. Доктор Сайх учит: хороший человек всегда побеждает опасность, — заученно и вежливо ответил помощник Улама.
— А это? — спросил Колон.
Он вынул из кармана картонку, найденную под дверью номера. Он впился глазами в карлика.
Цан Су Вин не спросил, откуда у них картонка. Хиттон пуст, сказал он, но в таком большом городе, в таких больших руинах вполне могут укрываться отдельные хито — вредные элементы. Хито — враги, бесстрастно пояснил цан Су Вин. Хито — извечные враги. Но их существование не предлог для волнений. Особенно для другого.
Не имеет значения, сказал он.
Бесконечно сузившиеся косые глаза цана Су Вина не выражали ни беспокойства, ни интереса. Если он что-то и знал, это оставалось его знанием. Своей вежливостью и бесстрастностью цан Су Вин ставил журналистов на место. Они приглашены в Хиттон, но это еще не значит, что они могут понимать, что происходит в Хиттоне.
Вслух он сказал:
— Не имеет значения.
— Кай Улам становится популярной фигурой, — грубовато заметил Колон. — Не бывает так, чтобы не нашлось маньяка, желающего пальнуть в популярную фигуру. — Цан Су Вин ему откровенно не нравился. — Когда мы увидим другого?
Он, Су Вин, точно не знает. Но Кая Улама ждут. Когда Кай Улам придет, они, несомненно, его увидят.
— Знает ли генерал Тханг о подобных картонках?
— Не имеет значения.
— Разве подобные знаки не означают опасности?
— Не имеет значения.
Бесшумный, серый, как летучая мышь, цан Су Вин и чувствовал обстановку как мышь. Серый и маленький, вежливый и незаметный, он отступил в нишу.
Колон усмехнулся:
— Не оборачивайтесь, Хлынов. Я вижу хозяев. Это Тавель Улам. Удивительно, но он вполне в форме. Еще утром он валялся в разбитом баре при сгоревшей свече, а сейчас он бодр…
И предупредил Хлынова:
— Он идет к нам.
— Он узнал вас?
— Думаю, да… Лет девять назад мы были хорошо знакомы… В то время Тавель Улам командовал офицерским корпусом и выглядел заметно эффектнее.
Оттолкнув плечом не успевшего отскочить в сторону солдата, задев качнувшуюся, но не упавшую ширму, в круг света, отбрасываемого светильниками, шагнул человек. Черная форма сидела на нем плотно и аккуратно. Улыбка уверенная, левая рука спрятана в накладном кармане. Жесты точные, рассчитанные. Он кивнул сразу обоим и отдельно улыбнулся Колону:
— Я узнал вас, Джейк. В свое время мы беседовали в прессцентре доктора Сайха, вы помните? Я всегда с интересом следил за вашими репортажами из свободной Сауми. Вы были вполне лояльны, Джейк. Очень многие поливали нас грязью, но вы были вполне лояльны, Джейк. — Он нехорошо усмехнулся: — Любезность за любезность, Джейк. Как вы смотрите на то, чтобы поучаствовать в охоте на сирен, а? Я могу задержать вас в Сауми на все время охоты.
Он перевел холодный взгляд на Хлынова:
— Пора изловить этих сирен. Я не люблю, когда бамбуковые клетки стоят пустыми.
— Они действительно пустуют? — Колон выпрямился. Теперь он на две головы был выше Тавеля.
— Ну, — усмехнулся Тавель, — если одна или две заняты хито, нам это не помешает. — Взгляд его помрачнел. — Хито — враги, хито — извечные враги, хито следует уничтожить.
— Какова вероятность того, что эти сирены впрямь существуют?
— Вероятность? — удивился Тавель. Чувствовалось, что ему не нравится смотреть снизу вверх. — Если она и не равна единице, то все же отлична от нуля.
Прекрасный ответ. Но он, Джейк Колон, профессиональный журналист, он знает цену словам, но он предпочитает иметь дело с фактами. В свое время он, как и многие, был настроен несколько романтично, в свое время он сам напрашивался на подобную охоту.
— В то время нам было не до сирен.
О, да. Он, Колон, согласен. В то время им было не до сирен, но когда отряд монахов и охотников уходил в джунгли, его Колона, не взяли. Сирен, кстати, тогда все равно не встретили. Почему же сейчас сирены выйдут навстречу охотникам?
— Вы отказываетесь? — поразился Тавель.
Узкие щеки его странно дрогнули, нижнюю губу перекосило.
— Садал! — крикнул он.
Из-за ширмы, опять оттолкнув нерасторопного солдата, поднялась странная сгорбленная фигура. Человек был бос, худ, длинные свалявшиеся волосы неаккуратно падали на серый воротничок невероятно истрепанной куртки. Руки он прятал в карманы, и как ни была истрепана курточка, все же это была вещь, сработанная машинами — за одно это он должен был давно попасть в категорию хито, вредных элементов. Но он находился в Правом крыле Биологического Центра Сауми, он стоял рядом с Тавелем Уламом, от него несло алкоголем, на его плечах была курточка, сработанная машинами, — почему же он здесь? Почему он не выслан в южные провинции? Почему он не убит за городом как вредный элемент, как хито, как враг нового пути и нового порядка?
— Садал, — негромко сказал Тавель и щеки его вновь дрогнули. — Ты хочешь услышать голос?
Тот, кого назвали Садалом, медленно поднял глаза. Они были полны равнодушия. Пусто, как телекамера, он прошелся по лицам журналистов, потом кивнул Тавелю.
— Ты услышишь голос, — пообещал Тавель.