Пхэк!
Он умеет ждать.
Он небрежно приветствовал вытянутой рукой появившегося из ниши генерала Тханга. Проходи же скорей, жирная черная жаба! Я жду не тебя.
Он сдержанно улыбнулся Тё, ступившей на циновку своими крошечными ножками. Проходи же скорей, бездушная сандаловая кукла! Я жду не тебя!
Заметь меня, брат! Я очищал для тебя страну от хито, я очищу ее для тебя от черных мундиров. Заметь меня, улыбнись мне, дай незаметный знак, я соберу не один, я соберу три корпуса, я вымету из Сауми всех, кого следует будет вымести. Заметить меня, брат, ведь это я приближал твое будущее!
Пхэк!
Он скрипнул зубами.
Заметь меня, брат! Я очищу для тебя землю. Зачем тебе доктор Сайх, зачем тебе генерал Тханг? В сущности, они тоже хито.
Он скрипнул зубами.
— Хито — враги. Хито — извечные враги. Хито — враги другого. Хито предали революцию. Хито следует обуздать. Хито не понимают другого. Хито следует уничтожить.
Заметь меня!
С испепеляющей сердце ревностью он следил за каждым движением Кая. Он знал, что сейчас может случиться, он не раз, он много раз думал об этом. Щека его снова дернулась, он слегка отвернулся, чтобы свет не падал на его лицо. Он смотрел только на Кая, ему не надо было оборачиваться, чтобы видеть, чем заняты солдаты за ширмами, или журналисты под аркой, или Садал, медленно двинувшийся навстречу генералу Тхангу, навстречу Тё и доктору Уламу — навстречу другому.
Хито враги. Хито извечные враги. Хито предают другого.
Не слыша себя, не понимая себя, весь во власти этого великого сжигающего непонимания, он сделал шаг вперед, ведь он видел, он чувствовал, он ощущал — Кай заметит его, он заметит его прямо сейчас, он даст ему знак!
И услышал выстрел.
Задыхаясь, крича, он бросился к падающему Каю. Он отталкивал черных солдат, как грибы вырастающих над ширмами, он кричал: “Не я, брат! Не я!..”
Н.ХЛЫНОВ: Цан Улам, разве мы, люди разумные, не стараемся по мере своих сил улучшать жизнь всего человечества, разве мы не готовы в решительный момент пожертвовать даже жизнью ради торжества справедливости? Почему вы считаете, что у нас нет и не может быть будущего?
ДОКТОР УЛАМ: Доктор Сайх учит: истинно лишь истинное. Доктор Сайх учит: победу приближает лишь правильный ход. Я долго думал над правильным ходом. Более половины всяческих патологических изменений в организме современных людей обусловлено именно нарушениями в структуре и функциях наследственного аппарата. Практически каждый человек носит в себе некоторое количество потенциально вредных генов, передающихся потомству вместе с генами, контролирующими нормальные признаки. По самым скромным подсчетам, из-за генетических нарушений одно из ста зачатий прерывается уже в первые дни, из каждый сорока новорожденных один появляется на свет мертвым. Наконец, в соответствии с имеющимися подсчетами, каждые пять из ста новорожденных имеют те или иные генетические дефекты, связанные либо с мутациями хромосом, либо с мутациями генов. Ничто не обещает естественного улучшения нашей породы. Понимаю, вам нелегко согласиться, еще труднее принять это как категорический вывод, но рано или поздно вы вынуждены будете осознать: будущее за другим, будущее за Каем. Он другой. Он совсем другой. Он не нуждается ни в хито, ни в остальных. Он явился в мир, готовый его принять. Все остальное не имеет значения.
Д. КОЛОН: Но он же одинок, этот ваш Кай!
ДОКТОР УЛАМ: Доктор Сайх учит: земля кормит людей. Доктор Сайх учит: земля кормит не всех людей. Доктор Сайх учит: земля должна принадлежать другому. Он, другой, любит детей. У другого будет много детей. У его детей тоже будут дети.
Н.ХЛЫНОВ: Но кровь его детей бесследно растворится в крови многих и многих миллионов ничем не выдающихся представителей человечества. Они будут полностью ассимилированы, цан Улам. Их мало, цан Улам.
ДОКТОР УЛАМ: Существуют парадоксы, суть которых я не намерен обсуждать.
Н.ХЛЫНОВ (настойчиво): Я настаиваю на вопросе, на который вы нам не ответили: есть ли у другого враги?
ДОКТОР УЛАМ: Не имеет значения. У Кая есть друзья. Это важнее. Кай говорит: я понимаю людей. Кай говорит: я глубоко чувствую ближних. Вряд ли кто из присутствующих может сказать то же самое со столь большой долей уверенности.
Н.ХЛЫНОВ: Цан Улам, известно, и, кажется, этого не скрываете даже вы — внутренние дела Сауми в полном упадке. Промышленность разрушена, сельское хозяйство отброшено в доисторические времена… Возможно, люди вообще и могут обходиться без электроэнергии, без искусственных материалов, без техники, без инструментов, без точных знаний, но как без всего этого может работать серьезный ученый, серьезная лаборатория, серьезный научный центр? Другими словами: кто и как снабжает Биологический Центр Сауми всем необходимым?
ДОКТОР УЛАМ: Великие результаты всегда являются итогом великой подготовки. Специальная особая группа при военной ставке Сауми в любое время готова обеспечить Биологический Центр всем, что может нам понадобиться.
Д.КОЛОН (быстро): Кто возглавляет специальную особую группу при военной Ставке Сауми?
ДОКТОР УЛАМ: Генерал Тханг.
Н.ХЛЫНОВ: Означает ли это, что Биологический Центр полностью находится в ведении военных?
ДОКТОР УЛАМ: Не имеет значения.
Н.ХЛЫНОВ (настойчиво): Означает ли это, что Биологический Центр будет существовать и тогда, когда в Сауми не останется вообще ни одного станка, ни одного инструмента, ни одной книги?
ДОКТОР УЛАМ: Доктор Сайх учит: все сущее начинается с одной точки, с одной идеи, с одного толчка. Доктор Сайх учит: важен лишь тот путь, который ведет к победе. Начиная свою работу, мы действительно никак не могли обойтись без Биологического Центра. Мы даже закрывали глаза на то, что Биологический Центр сам по себе является очагом возникновения все новых и новых хито, но пришел час, назовем его нулевым, когда мы твердо можем сказать: и это теперь не имеет значения.
Д.КОЛОН (возбужденно): А дальше, дальше, цан Улам?
ДОКТОР УЛАМ: Вы хотите повторений? Хорошо, я повторюсь. Будущее принадлежит другому.
Д.КОЛОН (раздраженно): Но когда оно наступит, это будущее? Через десять, через сто, через тысячу лет?
ДОКТОР УЛАМ: Через десять лет или через тысячу, не имеет значения.
Сумрак, масляные светильники, тени за ширмами, неясные шорохи — все это. была не ночь, но даже такое напоминание о ночи раздражало генерала Тханга. Он не любил ночь. Бессонница, далеко не всегда приятные размышления, утомительное ожидание рассвета, наконец, сны…
Чаще всего генералу Тхангу снился один и тот же участок острова Ниску: оплавленная до глянца базальтовая стена, мертвые скалы, спекшийся в стеклянные лепешки песок. За песком в смутном мареве угадывалась горная цепь, отроги ее, выглаженные ветрами, походили на бронзовое литье. Кое где над песком торчали бесформенные обломки — все, что осталось от бывшего поселка.
Голый, мертвый, пустой мир.
Если ближе к морю, в трещинах скального массива, бактериологи находили хотя бы микроскопические нити вездесущих сине-зеленых водорослей, то выше остров был мертв, абсолютно мертв. Генерал Тханг не раз видел пустыни, порожденные массированными бомбовыми ударами — язвы воронок со скопившейся в них гнилой водой, раздавленные взрывами бугры, мертвое отчаяние мертвого мира, но тут, на Ниску, вообще не осталось никакой органики, выгорело все, что могло выгореть. И в темной глубине сна, пытаясь укрыть свое грузное тело между редкими оплавленными камнями, едва торчащими над песком, генерал Тханг с тупым животным ужасом вслушивался в темный гул идущих над островом самолетов.
Один.
Другой.
Третий…
Генерал Тханг знал, хватило бы и одного. Генерал Тханг знал, еще секунда, и вспышка, затмевающая Солнце, высветит самые дальние уголки подсознания, убьет самую тайную тень, даже сам воздух разложит на атомы. Гул нарастал, он заполнял все пространство, он болезненно пульсировал в мозгу, болезненно сжимал сердце. Генерал Тханг тщетно вжимался в песок, ничто уже не могло спасти его от удара.
Поздно.
И уходя от мертвого ужаса, от страшного ожидания, перед которым ничто не имело значения, генерал Тханг пытался закричать, захрипеть, разжать сведенные судорогой челюсти — проснуться.
Проснуться.
Смахнуть с лица едкий, как кислота, пот.
Дотянуться до чашки с водой, настоянной на горных травах.