“Я во многом преуспел…”
Он даже повернул голову, чтобы кивнуть Садалу и Тавелю, он чувствовал, что они этого ждут, но Тё, шедшая чуть в стороне, вдруг споткнулась. Циновка под ее ногами сбилась, Тё невольно оперлась о руку генерала. Он удивился: почему у Тё испуганный вид?
Он похолодел. На одно мгновение, на какое-то одно ничтожное мгновение он утерял контроль над окружающим и окружающее уже не подчинялось ему.
Он успел прыгнуть вперед, прямо на Садала, но ему помешали солдаты, выскочившие из-за ширм. Падая, он уже ничего не видел, но слова Кая дошли до него.
“Дай его мне!”
И почти сразу ударил выстрел.
Н.ХЛЫНОВ: Цан Улам, известно, что годы эмиграции доктор Сайх провел в странах Европы. Он знаком со всеми высшими достижениями ее культуры, истории, философии. В то же время реформы, проводимые в Сауми военной Ставкой, нельзя назвать иначе как покушением на национальную и общечеловеческую культуру. Связана ли программа так называемого Нового пути, разработанная доктором Сайхом, с появлением в Сауми другого человека?
ДОКТОР УЛАМ: Не имеет значения.
Д.КОЛОН: Цан У лам, повлияли ли на вашу работу чьи-либо труды, идеи, высказывания?
ДОКТОР УЛАМ: Доктор Сайх учит: полагаться следует только на свои силы. Доктор Сайх учит: побеждает лишь тот, кто выбирает правильный путь к победе. Я, конечно, следил за работами Мёллера, Мьёенна, Дельгадо, Синшеймера, даже Гейтса и Энгуса, но ни один из них не пошел дальше частностей. Как всем остальным им просто не хватило смелости. Доктор Сайх учит: перестраивая мир, мы вовсе не перестраиваем человека. Доктор Сайх учит: перестраивать следует не мир. Доктор Сайх учит: перестраивать следует человека. В этом отношении я не знал никаких учителей и не опирался ни на чьи работы.
Д.КОЛОН: Цан Улам, как ведутся операции на генном уровне?
ДОКТОР УЛАМ: Подобные операции ведутся при помощи ряда специфически действующих ферментов. Это, собственно, главный инструмент молекулярной химии, хотя и не единственный. Одни ферменты, подобно скальпелю, рассекают молекулу ДНК на части, другие, как ножницы, удаляют ненужное, третьи, подобно игле, сшивают фрагменты в новую более сложную структуру. Входя в состав хромосом нового хозяина, молекула ДНК, носительница чужеродного гена, становится неотъемлемой частью наследственного аппарата воспринявшей ее клетки и сообщает ей такие наследуемые свойства, какими прежде она не обладала. Грубо говоря, это дает нам возможность искусственно создавать абсолютно новые, никогда прежде не существовавшие в природе живые объекты, скажем, банан, мякоть которого имеет вкус мяса…
Д.КОЛОН (с вызовом): …или политика с чистыми руками!
ДОКТОР УЛАМ (сухо): …или другого человека.
Д.КОЛОН: Вы действительно считаете, что появление другого человека означает наш конец, конец остальных?
ДОКТОР УЛАМ: Доктор Сайх учит: толпа не знает, в какую сторону ей полезно двигаться. Доктор Сайх учит: человечество нуждается в поводыре. Доктор Сайх учит: поводырь необходим только в дороге. Какое-то время, может быть даже длительное, путь Кая и путь остальных, путь другого и путь хито будет как бы одним общим путем. Какое-то время, может быть даже длительное, эта смешанная толпа будет двигаться рядом с Каем, рядом с другим. Потом хито отстанут, они не могут не отстать. Доктор Сайх учит: хито — это враги. Доктор Сайх учит: хито — это извечные враги. Доктор Сайх учит: хито предали революцию. Доктор Сайх учит: хито следует уничтожить. Но они отстанут сами, они не могут не отстать. А оставив в минувшем хито, другой оставит — и остальных. Придет тот желанный час, когда рядом с Каем не будет возбужденных нечистоплотных толп. Тогда, обретя покой, Кай, другой человек, сможет присесть на отмели Большой реки в тени пышного дерева и спокойно, ни на что не отвлекаясь, обдумать судьбу своей свободной планеты.
Д.КОЛОН: Цан Улам, не проще ли было бы оставить явление другого в тайне? Зачем вы открылись нам?
ДОКТОР УЛАМ: Чтобы чуду поверили, чудо должно быть массовым.
— Я всегда попадаю туда, где господь бог нуждается в истинном профессионале, — Колон сказал это без иронии.
Хлынов усмехнулся:
— Вы уверены, что вели себя правильно? Я имею в виду Тавеля Улама.
— “Побеждает лишь победитель!” — Колон презрительно хмыкнул. — Не надо быть провидцем, этот парень окончательно проиграл. Если откровенно, я рад этому. Не так уж приятно сознавать, что чья-то жизнь, пусть даже не твоя, впрямую зависит от этой стареющей, но все еще злобной обезьяны.
— Он не вечен.
— Как? Как вы сказали? Что значит это ваше — не вечен?
— Ну, Джейк, не придирайтесь к словам. Считайте, что это всего лишь антитеза.
— Другому?
— Наверное, — пожал плечами Хлынов. — О ком нам еще говорить?
— Вечен, не вечен… Оставьте эту терминологию… Что-то я никогда не слыхал, чтобы человек, объявленный вечным, жил дольше того краткого срока, что отпущен ему современниками. Вы что, не знаете, как просто уничтожается органика? Достаточно дослать в ствол патрон… Любители таких дел сыщутся где угодйо.
— Даже здесь, в Хиттоне? Даже здесь, в Биологическом Центре?
— Почему нет? — искренне удивился Колон. — Что вы знаете о солдатах, спрятанных за ширмами? Может, именно сегодня до кого-то из них дойдет, что это он, именно он убил своего отца, отправил в спецпоселение свою мать, надругался над сестрой. А что вы знаете о том же Тавеле? Может быть именно сегодня до него дойдет, что всю жизнь ему мешал именно другой. А что вы знаете о том же Садале? Человек-дерево! Может все же он больше человек, чем дерево? А?.. Да любой из присутствующих здесь без всяких раздумий вздернет на суку хоть самого доктора Сайха!
— Доктора Сайха. Но не Кая, Джейк!
— Не вижу разницы, — сухо заметил Колон. — Мне приходилось брать интервью у бывшего императора Бокассу. Уверяю вас, разница между ним и любым членом его клана была не столь уж велика, а ведь там речь шла о каннибализме… Вечность другого! — он презрительно хмыкнул. — Я не дам за нее и цента, пока рядом с другим ходит Тавель, пока его окружают солдаты Сайха, пока рядом с ним растет этот человек-дерево.
— Вы, правда, верите, что другому грозит опасность?
— Я верю в объективную ситуацию, — Колон нехорошо усмехнулся. — Когда появляется такая притягательная цель, как этот другой, пистолет непременно выстрелит.
Хлынов рассеянно кивнул. Он следил за Садалом.
Над ширмами, в полумгле, под балками перекрытий, кое-где обвитых лианами, сумрачно колыхаясь, клубилась тьма, неосязаемая, но плотная.
“Он тоже неосязаем…” — подумал Колон. Он, как и Хлынов, следил за Садалом. Но Садал его не интересовал. “Кай, другой — кто он? Он, правда, добр? Он, правда, честен?..”
Он усмехнулся.
Надоели лжецы. В конце концов, с честным человеком, другой он или нет, разговаривать проще. В разговоре с честным человеком не обязательно задаваться мыслью, лжешь ли ты сам. В разговоре с честным человеком это не имеет значения.
Другой…
Колон потер пальцами шрам. Он так и не решился на пластическую операцию. Иногда, впрочем, шрам помогал ему — отталкивал или наоборот привлекал людей.
Другой…
Плевать на доктора Сайха, плевать на доктора Улама, плевать на Новый путь — это все известно. Нищее детство, послушничество в монастыре, левые убеждения, какой-нибудь бамбуковый заговор, унизительная высылка из страны… Доктор Сайх взял свое за годы унижений и нищеты. Доктор Сайх определил направление удара. Хито — это враги. Хито — это извечные враги. Хито предали революцию. Хито следует уничтожить.
Все сходится, хмыкнул Колон.
И все повторятся, хмыкнул он.
Пружину нельзя сжимать беспредельно, рано или поздно она сорвется, рано или поздно бесчисленные хито, гниющие в южных болотах, прозреют и ударят по Хиттону. История убедительно доказывает, что остановить подобную лавину нельзя. Доктор Сайх, генерал Тханг, изворотливый карлик Су Вин, черные солдаты — все они будут сметены. Кай, другой человек, тоже будет сметен. Доктор Улам утверждает, что у Кая останутся дети, что они тоже другие. Но ведь им, детям Кая, жить с толпой и в толпе, они растворятся в толпе тощих, хитрых, анемичных, болтливых, жадных современников, они будут болеть их болезнями, страдать их пороками, бороться за их, низкую, жажду жизни.
Колон рассеянно тер щеку. Перед ним что-то брезжило. Кажется, он что-то нащупал, он что-то понял.
Он оглянулся на Хлынова. Другой, — он любит каждого или всех? Я непременно задам этот вопрос другому. А если он ответит: каждого, я непременно спрошу: и тех, кого забили мотыгами у Южных ворот, и тех, кого заживо сгноили в спецпоселениях, и тех, чьи черепа украшают улицы брошенных и пустых поселков?
Забавно, если другой ответит: да.