Камил сидел на диване, болтал ногами и наблюдал, как мать мечется по квартире и собирает вещи.
— Мам! — позвал он. По своему несовершеннолетию он еще не понимал, что оторвать женщину от укладки чемоданов — это все равно, что попытаться отнять у тигра начатый кусок мяса. Конечно, не так опасно, но настолько же бесполезно.
— Мам! — снова позвал он. Реакция нулевая.
— Мам, ты слышишь? Меня в замок пустят?
— Отстань, ради бога… — сдавленно выдохнула мать.
Нажав коленом на крышку чемодана, она проявляла недюжую силу, пытаясь его закрыть. Или раздавить. Если посмотреть со стороны, то, пожалуй, вернее было второе.
— Пустят… — процедила она. — И меня пустят, всех пустят…
Замки, наконец, щелкнули, зафиксировав чемодан в бегемотообразном состоянии. Она сдула с мокрого лба челку.
— Билеты у нас уже куплены, — сказала она, — так что не беспокойся, в вагон мы сядем и никуда я без тебя не уеду.
— Вагон? — Камил опешил. — Какой вагон? Да нет, мам, я тебя не про поезд спрашиваю! Даже смешно, будто я маленький, чтобы такое спрашивать! — Он соскочил с дивана и сунул ей буквально под нос открытку. — Я про замок! Вот посмотри… Видишь? Меня туда пустят?
— Замок? — она отрешенно скользнула взглядом по открытке. — Ах, Козинский замок… — Больше она ничего не сказала, потому что ее глаза уже вцепились в следующую жертву — желтую кожаную сумку.
— Ну так мам… — вновь заканючил Камил.
— Пустят, пустят… — отмахнулась от него мать. Сумка начала полнеть своим ненасытным кожаным брюхом. — Костюмчик теплый, тебе на вечер, там ночи холодные, село… Куда это тебя пустят?!
— Да в Козинский же замок! И не пихай ты его — не замерзну! Лучше меч мой возьми.
— Ну нет уж! Я твоими войнами по горло сыта! Деревяшку ты себе и там выстругаешь! — и сумка жалобно захрипела, поглощая злополучный костюм. Затем последовали: свитер, джемпер, пара рубашек, ее блузка, юбка, две кофточки, брючный костюм…
— Мама, — завороженно спросил Камил, как обычно делал в таких случаях папа, — мы что, на Северный полюс едем, да?
— Не мешай! — рассердилась мать. — Лучше займись-ка своим делом! — Она начинала нервничать, потому что желтая сумка уже превратилась в округлого упитанного монстра, а рядом высилась — груда еще не упакованных вещей.
Камил немного подумал, какое у него может быть сейчас свое личное дело, и снова осторожно спросил: — Мам, так меня все-таки пустят в Козинский замок или нет?
— О, господи! — простонала она и это в равной степени относилось как к сыну, так и к желтому чудовищу, начинающему проявлять признаки несварения желудка. — Пустят!!! Я-сама-тебя-туда-выпру-в-три-шеи-только-от-стань-ты-сейчас-от-меня!
Камил тихонько примостился на диване и положил себе на колени открытку. Козинский замок был чисто славянским, без знаменитой западно-европейской мрачности, угрюмых неприступных стен и строгих высоких сторожевых башен. Приземистая низкая стена из серо-рыжего сланца, а за ней немного сумрачные постройки — вот и все сооружение. Стась, наверное, скажет: “Подумаешь, замок! Разве это замок?” А сам будет отчаянно завидовать. А потом смирится и открыв рот будет слушать его, Камила, рассказы. Об отважных рыцарях, защитниках крепости, о дерзких набегах алчных и кровожадных крестоносцев… Ну, и, естественно, его, Камила, похождениях.
К тете Аге они приехали в полдень. От станции до поселка им пришлось тащиться пешком, что-то около двух километров. Было воскресенье, и о попутной машине нечего было и мечтать. К концу первой же стометровки мать забрала у Камила меч и, в доходчивой форме объяснив, что такому лоботрясу давно бы пора перестать играть в рыцарей-разбойников, сломала его и забросила в кусты, а в руки ему всучила кое-что из своих многочисленных авосек, сумок и чемоданов. Вдобавок она в сердцах сорвала с его головы газетную треуголку и отправила ее вслед за мечом.
Когда они ввалились на веранду к тете Аге, на матери, от жары и непомерной тяжести навешанных на нее сумок и чемоданов, уже давно не было лица, и тетя Ага, в ужасе всплеснув руками, бросилась вперед, чтобы успеть подхватить тело сестры. Охая и причитая, она усадила ее на лавку за чисто выскобленный стол и принялась отпаивать холодным компотом.
— Что же это ты, а? — причитала она, а сестра сидела белокаменной зачарованной статуей, поглощала компот и не думала розоветь.
— Вечно ты нагрузишься как верблюд и тянешь на себе все… Куда это годно?! Палки на тебя нет, мужика хорошего, чтобы твою дурь раз выбил — и навсегда!
Тетя Ага вошла в раж и даже показала (в воздухе, правда), как это нужно сделать.
— А то — муж… Разве у тебя муж? Вот он приедет, я ему все мозги повыкручу!
Камил на минуту оторвался от кружки компота и представил, как тетя Ага выкручивает папины мозги. Папа, значит, такой худой и длинный, стоит перед тетей на всех четырех и лицо у него жалкое и постное, а тетя Ага, грозная и. разъяренная, вытаскивает у него из головы эти самые мокрые и белые, как выстиранное белье, мозги и, играя своими фантастическими мускулами, начинает их выкручивать. Ему стало жаль папу.
— У папы дома дела, — авторитетно заявил он. — Он может быть вообще не приедет.
— А ты сиди, умник! Тебя не спрашивают! — огрызнулась тетя Ага. — Дела. Много ты понимаешь… Дела! Знаем мы эти дела!
Но тайфун миновал, и тетя Ага уже только ворчала. Ее многочисленные подбородки перестали яростно трепыхаться и вновь уложились аккуратными ступенечками, лишь изредка вздрагивая. Мама наконец-то порозовела, облегченно вздохнула, словно переварила проглоченный аршин, и устало облокотилась на стол.
— Что же это ты, — пожурила ее тетя Ага, — прямо как девчонка. — Она махнула рукой. — Себя не жалеешь. А вон у тебя малец-то какой!
Мать только вздохнула.
Камил допил компот и встал из-за стола.
— Спасибо, теть Ага.
— На здоровье, малыш, — вздохнула она и, встав с лавки, принялась разбирать узлы.
Камил выскользнул в дверь, но затем снова просунул на веранду голову и шепотом позвал: — Теть Ага, тетя Ага!
— Чего тебе еще?
Он поманил ее пальцем за дверь. Она посмотрела на сестру, но та сидела, уставившись в пространство, не замечая маневров сына, и тогда тетя Ага разогнула спину и вышла к нему на крыльцо.
— Что тебе, Камил? — с внезапной теплотой спросила она.
Камил нерешительно переминался с ноги на ногу.
— Ну, что, племянничек? Туалет? Вот тут, за углом…
— Да нет, теть Ага, мне не то, — смутился Камил и осторожно прикрыл за ней дверь. — Вы мне, пожалуйста, расскажите, как пройти в Козинский замок, — попросил он свистящим шепотом. — Только так, чтоб мама не слышала. Хорошо?
Камил при этом не испытывал никакой надежды — сейчас он получит затрещину — ишь, куда захотел, в замок! Посиди-ка дома! Но тетя Ага вместо этого вдруг расплылась в улыбке, широкой и добродушной, и он увидел, что вовсе никакая она не строгая, как показалось вначале, а очень даже добрая и веселая. Она тоже покосилась на дверь и заговорщицки подмигнула ему, при этом большая мохнатая родинка, прилипшая к левому уху, задрожала как пиратская клипса.
— Ну, это проще простого, — сказала она. — Главное — в тебе самом. Чтобы не было в тебе страха, чтобы ты ничего не боялся. Ты не боишься?
— А чего?
— А всего, мой милый рыцарь, — многозначительно улыбнулась тетя Ага. — Видишь ли, замок охраняют вооруженные до зубов отпетые разбойники и нет им числа… Может быть, ты сегодня не пойдешь?
Камил непонимающе посмотрел на свою тетку. Она быстро спрятала улыбку.
— Сейчас нет разбойников, теть Ага, — обиженно сказал он. За кого она его принимает? — Сейчас разбойниками пугают только маленьких детей, а они водились когда-то давным-давно, когда и рыцари, и сейчас их нет. А вы что, не знаете?
Тетя Ага поперхнулась. Тетя Ага одернула себя. Тетя Ага хрипло откашлялась.