Неужели был прав козявка Нюй, что предрекал Октавио Громдевуру всяческие беды? Сначала крестьяне эти, хитрецы доморощенные, - то тролли у них шалят, то гоблины расплодились, потом чернокнижник, колдующий посреди горной дороги… Когда Октавио попытался проткнуть колдуна копьем, тот вдруг подпрыгнул вверх; и конь, не сбавляя хода, угодил в синюю дыру, вдруг образовавшуюся в том месте, где стоял маг. Потом… что было потом, Октавио плохо понял. Его подхватило и закружило потоком расплавленного ярко-синего света, и вдруг выбросило на каменистый склон. Он, помнится, еще не удержался в седле - вернее, не удержался умбирадец[7], тоже испытавший на своей конской шкуре воздействие магии, упал на колени, скатываясь по склону вниз, а Октавио тяжело и неловко вывалился из седла, чтоб не придавило.
Отряхнув пыль и оглядев расцарапанные ладони, Октавио с удивлением убедился, что медальону Ангелики падение не повредило. Нет, всё так, как говорил придворный маг: если сосредоточиться, то можно увидеть золотой медальон, прячущийся за золотистыми замысловатыми рисунками. А стоит приказать медальону спрятаться - так и нет его. Всего лишь ладонь с рисунком, похожим на цинскую татуировку.
Некоторое время - Октавио сам не мог сказать, сколько именно, но усталость навалилась зверская, - он блуждал по степи, не зная, как отыскать человеческое жилье. Какой-то заколдованный круг снова и снова выводил его на ту же гору - хотя называть эту возвышенность «горой» означало оскорбить вершины Восточного Шумерета, - где и закончилось его «магическое перемещение». Потом какой-то козел встретился - увы, не настоящий, а то бы пообедал, а человеческий, наглый и самоуверенный, так что его пришлось проучить да сбросить с холма вниз, чтоб не выпендривался. Прошлой ночью, когда он набрел на растерзанное монстрами тело, Октавио даже, чего скрывать, обрадовался появлению людей.
Удивился, откуда у них такое нелепое оружие, почему они так странно одеты, но и обрадовался - сейчас он узнает, где спрятался маг-чернокнижник, который так зло подшутил над ним, Октавио Громдевуром…
Ан нет. Вместо этого Октавио отвели в странный дом, где лысый низкорослый крепыш по прозванию Лукин долго объяснял ему, что тот попал в «параллельный мир». Фр… придумает же человек подобные байки… хорошо хоть, накормили… А то он так проголодался за время блуждания по горам…
Как вкусно пахнет свежая кровь… - вдруг медальон в ладони нагрелся. Еда… Мр… вкусно…Мой живот наполнится теплым мясом… и я буду спать на нагревшихся каменных глыбах…
- Началось, - Октавио сжал плечо Волкова.
Убедился, что Волков сбросил мечтательность и готов к решительным действиям. И, осторожно подобравшись к Прытковецкому - тот, будто загипнотизированный, следил широко открытыми блестящими глазами за только ему видимой точкой на небосводе, - повторил процедуру пробуждения. Не спать! Монстры идут!
Волков приник к прибору ночного видения. В зеленоватом сумраке колыхались очертания какой-то крупной твари, раздирающей сурка на части. Большая, да. Это единственное, что было понятно. А вот количество ног… или это хвост? Какие странные движения! Может, если подойти поближе, будет понятнее? А аппетитная, должно быть, зверушка… - подумалось Волкову, как будто он сквозь сон слышал далекое радио, - Хмм… а я так голоден… Надо подойти поближе…
- Куда! - ухватил Октавио Волкова за куртку и оттащил обратно в укрытие. Резко ударил всё еще спящего с открытыми глазами Прытковецкого под ребро: - Чего заснул, убогий? Стреляй промеж глаз! Сказано - стреляй, пока не улетел!
Федотушка замешкался, заворочался в тесном для его богатырского сложения убежище, и поедающая приманку тварь забеспокоилась, учуяла что-то, притаилась, ожидая нападения.
Первый выстрел был сделан впопыхах, и лишь раззадорил ночного гостя. Второй раз Прытковецкий успел поймать цель в окуляре прицела. Открыв от удивления рот, Федот несколько раз нажал на спусковой крючок. Звук выстрелов - почти не различимый из-за глушителя - и противный чавкающий отклик попавшей в плоть пули. Всё?
Проклятая тварь, утробно рыча от боли, бросилась вверх по склону. На то, чтобы одолеть расстояние до убежища охотников, ей потребовалось всего дюжина ударов сердца - тварь была сильна, непередаваемо, нечеловечески, неестественно сильна и подвижна. Не успел стихнуть отзвук последнего из выстрелов Прытковецкого, как громадные когтистые лапы зверя уже скрежетали по камням, за которыми притаились Волков и Октавио.
Закричав от вспыхнувшей в крови ярости, Волков разрядил в атакующую тварь полную обойму - зверюга неуловимо быстрым движением, играючи, ушла в сторону, и выпущенные из пистолета пули прошли мимо, не задев даже крыльев. Крылья! У этой твари есть крылья! - но глаза не поспевали за блестящими вспышками выстрелов, и понять, правда ли это, не представлялось возможным.
Тварь наседала, метя страшными когтями по людям, шипя и воя от боли; заорал Прытковецкий - Волков буквально собственной шкурой почувствовал удар, распоровший охраннику плечо… Двухметровый богатырь использовал снайперку как дубину, раз за разом бил прикладом в оскаленную пасть чудовища; Волков бросился с ножом, стараясь попасть под левое крыло - и тут же упал, сбитый с ног какой-то плетью… перекувыркнулся, еле удержался на осыпающемся каменном склоне, увидел расплывчатое пятно, мелькнувшее на фоне более синего неба…
Потом услышал глухой удар и мучительный, полный смертельной тоски, вой.
- Сдохни, зараза, - посоветовал Октавио, поворачивая копье в шее твари. Раздался хруст позвонков; зверюга дернула длинным, похожим на плеть, хвостом, заелозила по земле всеми четырьмя лапами, несколько раз ударила воздух двумя большими, больше орлиных, крыльями, и умерла.
- …, - от души высказался испачканный брызгами чужой и собственной крови Прытковецкий. Он зажал здоровой рукой распоротое когтями твари плечо, и морщился, разглядывая поверженного монстра, явно не в силах поверить собственным глазам: - Что это?
Волков достал из рюкзака с припасами фонарь. Пятно белого света выхватило темно-бурую шерсть, львиные очертания спины, мускулистые плечи, крылья, очень странные передние лапы - бугрящиеся узлами мышц, повернутые под неестественным для звериных конечностей углом, и чересчур длинными, похожими на человеческие пальцами; ненормально высокую, долгую шею и необычную голову.
Голова не была ни вытянутой, как у лошади или собаки, ни круглой, как у кота. Она была продолговатой и высоко посаженной, как человеческий череп, с открытым, широким лбом и большими глазами. А также острыми кошачьими ушами, расположенными близко к темени, мощной, совершенно львиной пастью и выпирающими саблевидными клыками. В темноте, разгоняемой светом звезд и сиротливым фонариком, очертания головы казались вполне человеческими и одновременно до жути звериными.
Темная, похожая в слабом свете звезд на застывшую ртуть, кровь стекала из оставленных пулями ран по львиному туловищу; большие, почти черные перья вывернутых крыльев тоже перепачканы, сломаны во время агонии; в левом плече зверя темнеет полузажившая язва. Но страшнее всего именно голова - копье Октавио вошло в верхнюю часть корпуса, там, где соединялись мышцы плеч и шея, и в темноте казалось, что у ног охотников лежат два существа - безголовый крылатый лев и покрытая редкой слабенькой шерсткой отрубленная голова… львоподобного человека.
- Что за тварь? - с отвращением повторил свой вопрос Прытковецкий. - Или я совсем с панталыку сбрендил, что мне такая дрянь чудится? Я ведь вроде как совсем не пил…
- Не видишь, что ли? - с отвратительным чавканьем достал копье из раны странного создания Октавио. - Обыкновенный сфинкс. Эх ты, простак человек. Вампиров ждал? Так ведь сфинксы, пожалуй, опаснее будут.
- Опасней человека твари нет, - совершенно неожиданно возразил Федот. - Мне так один умный старикан как-то сказал…
- Старики дурного не скажут, - согласился Октавио, с простодушной улыбкой вытирая сфинксову кровь с лезвия наконечника копья.
После короткого совещания - нести мертвого сфинкса к машине, или попытаться внедорожник перегнать повыше, - попробовали компромиссный вариант. Сверкающий в темноте белой повязкой на руке Прытковецкий, постоянно приговаривая, какие, оказывается, чудеса в мире происходят, подъехал ближе, а Октавио и Волков свалили мертвую тварь вниз. Подобрали остатки сурка, бараньей шкуры, свалили все неопрятной грудой, плеснули бензином и подожгли.
Ветер практически стих, и языки огня подпрыгивали отвесно вверх, бросаясь искрами. Потянуло вонью сгорающей шерсти… Волков курил, сосредоточенно глядя внутрь пламени, а Прытковецкий нервничал.
- А что ж мы… Алексей Палыч, наверное, от счастья бы запрыгал при виде такой зверюшки, - наконец, шепотом спросил Федотушка.
- Ага, - согласился Волков. - Потому и жжем. Чего стоишь? Подбрось дровишек.
Прытковецкий посмотрел по сторонам.
- Да какие ж в степи дрова, Константин Сергеич?
- Ну, бензину добавь, чтоб сгорело быстрее.
Охранник выплеснул остатки из запасной канистры, и рыжее пламя всплеснуло вверх и покачнулось, будто играя, из стороны в сторону. Казалось, что мертвый сфинкс протянул руку-лапу к своим победителям. Играючи пошевелил кончиком хвоста. Подмигнул залитым закипающей кровью глазом…
- Осторожнее, - буркнул Октавио, отодвигая парня подальше от костра, - сфинксы не любят охотиться и умирать в одиночку…
В ответ Прытковецкий четырехэтажно выразил «восторг» привычками сфинксов.
«Одному - пуля, другого - ножом», - повторил Волков. Он опустил руку на пояс, чтобы вытащить оружие.
Кобура оказалась расстегнута и пуста. Почувствовав опасность, Волков застыл, напряженно и настороженно вглядываясь в лица «сержанта Октавина» и Прытковецкого. Случайность? Неприятность? Страх от схватки с непонятным крылатым монстром действительно прокатился по жилам огненной струей, но не псих же он, чтоб пистолетами разбрасываться. Значит, не случайность… Кто из них, тоже гадать не надо. Федя - простак… а этот… протеже, его мать, нашего «доброго доктора»! какой еще подлянки нужно от него ожидать? Надо бы исхитриться достать спрятанный второй, запасной пистолет, а на поясе нож… должен был быть…
- Что-то потеряли, господин Волков? - насмешливо спросил Октавио, перешедший на другую сторону костра. В его левой руке, игриво подмигивая звездам, блеснуло лезвие волковского ножа. Копье, которым он сразил страшное чудище, было прислонено к соседнему валуну.
А пистолет Константина Сергеевича лежал в пяти шагах от кострища, наполовину утопленный в серой степной пыли. Как он там оказался? И чему улыбается этот хитрый пришелец из другого мира? Он что, смеется над ним, над Волковым?
Что он задумал?
Ах, Евгений Аристархович, вы не представляете, что я с вами сделаю после того, как разберусь с вашими пациентами!
Волков метнулся к автомобилю и выхватил с заднего сидения винтовку.
- Да что же… Стоять! - крикнул Прытковецкий. Чтобы сориентироваться в ситуации и выхватить из кобуры свой собственный пистолет, ему хватило половины минуты; как назло, сейчас, стоя приблизительно на полпути от машины до костра, он мешал Волкову прицелиться в Октавио.
- Спокойно, дружище, спокойно, - «сержант Октавин» поднял руки, демонстрируя искренность намерений. Нож исчез, словно по волшебству. Копье же спряталось в тени, отбрасываемой широкой октавинской спиной. Хитер, гад!
Ну да ничего. Эта допотопная деревяшка, будь «сержант Октавин» даже чемпионом ближайшего леса по ее метанию, не сможет ничего сделать против современного оружия.
А уж против самого Волкова - и подавно.
- Стреляй! - скомандовал Волков, очень медленно обходя кострище - огонь, бросая искры в темноту, мешал прицелиться.
- А… в смысле, почему… - растерялся Прытковецкий, наверное, единственный раз за всю жизнь решившись обсудить приказ.
- Подумай сам, - предложил Октавио. - Я ведь вам нужен был, чтобы сфинкса поймать. А сейчас он перед тобой, в огне догорает. Какой еще с меня хлеб? Значит, выходит, не так уж я вам и нужен. Только вот, разобравшись со мной, он ведь за тебя примется, простой ты человек.
- Не слушай! - закричал Волков, но Прытковецкий снова не подчинился. Он как-то нехорошо взглянул на Константина и застыл, держа «Октавина» на прицеле, но не спеша нажимать на курок.