Бурцев первый раз готовил людей к бою. Раньше он готовил их на учения: тогда было совсем другое ощущение, другая ответственность. А этот бой для кого-то из них, стоящих в строю, может оказаться последним. От того, как метко будет бить их оружие, хватит ли им боеприпасов, как они будут подготовлены — зависит их жизнь.
— Почему так жестоко устроена жизнь, думал он. Вот стоит молодой парень, разговаривает с друзьями, улыбается, курит, дома ждёт его мама и девушка, а завтра его уже нет. Кому это нужно? Из-за амбиций политиков, сидящих в Кремле, которым и Афганистан по большому счету не нужен — (они и на карте его не сразу найдут) — гибнут молодые жизни. Они рождены для создания блага своей страны, семьи, для создания нормальных условий жизни старикам, детям, женщинам. Эти парни гибнут, не защищая свою землю, а ради какого-то нищего горного государства, общество которого, даже не общество, а его верхушка, не смогло найти между собой согласие, устроив между собой бойню. А эти кремлёвские мечтатели, которые захватили одну шестую часть суши планеты, не в состоянии у себя навести порядок, посылают этих мальчишек на смерть. У себя обрекли народ на нищету, зато тратят огромные ресурсы на ненужную войну. Зачем это всё?
Колонна бронетехники вытянулась вдоль дороги. Она остановилась, хотя хвост её ещё стоял на территории полка. Бурцев вывел свой батальон и сейчас шел по дороге, проверяя, вся ли техника вышла. Убедившись, что все на месте, он пошёл назад в голову колонны. Вдруг впереди услышал взрыв, затем увидел столб чёрного дыма. Там на обочине, возле спирали из колючей проволоки ещё висело чёрное облако. Когда рассеялся дым, он увидел рядом с воронкой тело солдата. Одна нога его валялась в стороне. Вокруг тела была кровавая лужа, вперемешку с грязью. К нему побежали солдаты.
— Назад! — он услышал команду командира первого батальона. — Там мины!
Минное поле, созданное войсками для защиты от нападения душманов, стало гибелью своего же солдата.
— Сапёров в голову колонны! — пронеслось по цепи.
Пока прибыли сапёры, пока разминировали, прошло много времени. Наконец достали солдата. Подъехала санитарная машина. Доктор пощупал пульс.
— Умер, — вынес свой приговор доктор. — Много крови потерял.
Труп загрузили в санитарную машину и увезли. Подъехал командир полка. Командир первого батальона доложил ему о случившемся «ЧП».
— Почему он туда полез? — спросил Лужин.
— Какать захотел.
— Ты как в детском садике — писать, какать. Почему не предупредил людей, что там минное поле?
— Молодой, два недели как прибыл.
— Эх, Бычков, ему-то как раз и надо больше всего втолковывать.
Лужин построил всех офицеров в голове колоны.
— Не на прогулку, ребята, едем, — начал он. — Надо быть внимательней к своим людям. Управлять каждым их движением. Предупредить, что на обочинах могут быть мины, засады. Без разрешения ни одного движения. Плохо ребята начали, очень плохо, плохая примета.
Офицеры разошлись по подразделениям. Вдоль по колонне раздавались выкрики о построении личного состава. Из люков и кабин начали выскакивать люди. Вдоль техники строились взвода, роты, батальоны. После длительных напутствий, колонна двинулась.
За Кабулом дорога напоминала о том, что тут идёт война. Вдоль дороги то и дело встречались сожженные грузовики и бензовозы, подбитые, обгоревшие БТРы.
— Аминовка, — сказал Бурцеву сержант.
— Что за Аминовка?
— Деревня такая, их бывший правитель Амин тут родился, которого Боря сменил.
Какой Боря?
— Бабрак Кармаль. Ребята из его охраны, говорили, кишмишовку пьет, как последний пьянчуга. Это такая самогонка из винограда. Вонючая, хуже нашей бурячихи, врагу не пожелаешь.
— А ты пробовал?
— Да. Надо же всё попробовать.
— А чего ж он её пьёт, — пошутил Бурцев, — что не могут казёнки прислать?
— Подкидывают, наверное, не хватает, а может, спился, поэтому и не дают. А мы должны, товарищ майор, с душманами драться, чтобы они эту пьяную рожу с трона не скинули. Чудно, я маленький человек и то понимаю, что это глупость, а что же они там, в Кремле, товарищ майор, слепые что ли?
Бурцев молчал, глядя на руины Аминовки. Домов, как таковых, не было совсем, одни развалины. Здесь когда-то жили люди, они были по-своему счастливы, рожали и растили своих детей. Просили у Аллаха плодородия, снисхождения, удачи. Нашёлся какой-то мудрый дядя, где-то там за тысячи километров от них, и решил их осчастливить. Загнать железной рукой в коммунистическое стойло. Разрушил их жилища, убил отцов и сыновей. Кто остался живой, взялся за оружие, будет мстить и на могилах своей родни вешать флажки отмщения.
Колонна шла без остановки. Под монотонный рокот мотора Бурцеву дремалось. Сержант что-то опять сказал, но он сквозь дремоту не расслышал. Осторожно потрогав Бурцева по плечу, сержант наклонился к уху и почти шепотом, чтобы не слышал экипаж, пробормотал:
— А спать нельзя, товарищ майор, мы не в Союзе на учениях. Сейчас «зелёнка» пойдёт, могут срубить.
Ты гляди, какой прыткий, командиру замечание делает, подумал Бурцев. Приеду, сменю на другого. И вдруг из зелёнки ударил гранатомёт. Колонна встала. Головная машина первого батальона была подбита.
— Не стой, не стой, — закричал водителю сержант. — Верти задом, убирай бок из-под обстрела. Ставь носом к «зелёнке».
Водитель быстро сделал манёвр. Заработал пулемёт, ударила пушка. В БМП запахло гарью. Из всех идущих в колонне машин ударил шквал огня. Где-то впереди появились вертушки и начали обрабатывать кусты на обочине. От пуль и осколков кусты шевелились, словно живые. Через полчаса всё стихло. Пехота прочесала «зелёнку», но там кроме стреляных гильз и крови никого не нашли. Бурцев посмотрел на сержанта. Тот обнажил белобрысый чуб, вытер рукавом капли пота с лица и широко улыбнулся.
— С крещением вас, товарищ майор.
Бурцев улыбнулся ему и подумал: «Хороший сержант, зря я раньше о нём так». Затем пошёл в голову колоны. Там стоял подбитый БТР. Из него вытащили двух убитых и раненых. Подъехал командир полка.
— Бычков, опять у тебя «ЧП»?
— «Духи» засаду устроили, товарищ подполковник.
— Начал плохо, вот и пошло всё кувырком. В приметы надо верить. Какие потери?
— Два убитых, три раненых.
— В том числе и ты?
— Я себя не считаю.
— Чего руку перебинтовал?
— Слегка кисть осколком посекло.
— Посекло, посекло, к врачу иди, пусть обработает, видишь, какая жара стоит — загноится. Убитых и раненых на блокпост отправляй, километров в трёх отсюда. Вертушки заберут в госпиталь.
Спустя час колонна двинулась дальше. К вечеру прибыли на место. Окружение предполагаемого района начали с раннего утра. Бурцев слышал по радиостанции, как комбаты докладывали командиру полка о готовности. Он тоже доложил и сейчас, глядя в бинокль, ждал сигнала о начале операции. Впереди его был овраг, за ним гора, склон, которой был не очень крутой. Там, на самом верху горы, где начиналась отвесная скала, виднелись чёрными пятнами два входа в пещеру. Рядом с Бурцевым стоял командир первой роты капитан Карпенко.
— Ты пойдёшь по этому склону, — сказал Бурцев.
— Плохая местность, товарищ майор, придётся спешиться. Овраг глубокий, машины не пройдут.
— Вижу, Карпенко. Давай команду своей роте спешиться. С оврага по сигналу начнёшь подъём.
Все роты рассредоточились в ожидании сигнала. Наконец взметнулись в небо три ракеты, и по радиостанции пошёл сигнал о начале операции. Карпенко повёл роту за собой. Вот уже замелькали их спины, вылезая из оврага, развернулись в цепь и начали плавный подъём наверх. Бурцев видел в бинокль, как цепь дошла до середины склона. Вдруг из обоих входов в пещеру ударили пулемёты. Рота залегла и потихоньку отползала назад в овраг. Через полчаса появился Карпенко.
— Командир, эти дзоты стрелки не возьмут. С БМП пушкой не достать — этот выступ мешает, закрывает сектор обстрела. Нужна артиллерия, — продолжал Карпенко. — Вот с той высоты, что сзади нас, пушечкой можно их пощекотать. Пару прямых попаданий и они успокоятся.
Бурцев связался с командиром полка.
— Что у вас? — спросил Лужин.
— Рота Карпенко напоролась на плотный пулемётный огонь. Залегла в овраге. «Духи» две пещеры оборудовали под дзоты.
— Что ты решил?
— Техникой не подберусь. Нужна артиллерия. Из соседней высоты их можно достать.
— Не торопись, минут через сорок буду с артиллеристами. Карпенко ротный горячий, попридержи его, а то дров наломает.
Наступила тишина. Рота спряталась в овраге. Отвесные стены его надёжно укрывали от пуль. Остальные роты по команде Бурцева прекратили движение. В это время к «НП» батальона подъехали два БТРа, увешанные антеннами. Из люков вылезли два человека, и направились к «НП».
— О, генерал Мереновский к нам пожаловали, — сказал начальник штаба батальона.
— А кто такой Мереновский? — спросил Бурцев.
— Москвичи! Оперативная группа, координирует действия наших и советников афганских войск, — ответил рядом стоящий Карпенко.
Бурцев доложил генералу о своих действиях.
— Доложите, майор, почему батальон прекратил движение? — гневно сказал генерал.
Бурцев начал с общей обстановки. Затем доложил, что первая рота попала под плотный огонь и сейчас залегла в ожидании артиллерии.
— Какую артиллерию? — вытаращил глаза генерал.
— Полковую артиллерию, — вмешался Карпенко. — Без артиллерии рота не сможет взять эти дзоты.
— А вы кто такой?
— Я командир роты, капитан Карпенко.
— Так это твоя рота в овраге отсиживается, а ты сам на «НП» комбата ошиваешься?
— Я прибыл доложить обстановку и жду дальнейшего приказа.
— Что, капитан, — с багровым лицом накинулся на него генерал, — двух душманов испугался, в штаны наложил?!
— Там не два душмана, а пулемёты, — возразил Карпенко.
— Он, видите ли, приказа ждет. Так я приказываю тебе, поднять роту в атаку и брать эти пещеры, и вытряхни говно из своих штанов, трус паршивый.
— Я трус? Это я трус? Да я по горам два года ползаю.
Он побежал по склону к оврагу. Были слышны его команды:
— Гранатомётчиков ко мне. Противотанковыми долбанем их, ребята, да так, чтобы камешки их в щебень, мать их так. — Он выскочил из оврага на противоположный склон и закричал:
— Рота, за мной, в атаку!
Рота выскочила из оврага и цепью пошла вверх, по склону. Из пещер застрочили пулемёты. Карпенко не оглядывался, но Бурцев видел, как падали его солдаты. До «НП» доносился звонкий голос ротного:
— Ванькин, правый пулемёт, Линько левый, мандоните их, ребята.
Взрывы от гранат были почти одновременными. Гранатомётчики сделали свое дело. Вверх взметнулись сноп огня, камней и фрагменты человеческих тел. Пулемёты затихли.
— Рота, за мной, — закричал Карпенко.
За ним бежало несколько человек, а остальные лежали. Подбежав к пещере, он дал на всякий случай очередь из автомата. Пройдя вовнутрь, увидел, что она пустая. Он оглянулся. У входа стояла горстка людей. Вся его рота лежала на склоне. Карпенко развернулся и побежал по склону вниз. Быстро преодолев овраг, поднимался к «НП». Вот уже Бурцев видел его красное лицо и слышал тяжёлое дыхание. Подойдя к «НП» он замедлил ход и шагнул к генералу. Тот стоял с самодовольным выражением лица. Не дойдя трёх шагов до генерала, Карпенко выкрикнул:
— Ну, ты «кровавый мерин», посмотри, что ты с моей роты сделал! Я выполнил твой приказ и положил роту! Тебе эти дырки нужны были! — почти с надрывом кричал он. — Пойди, полюбуйся, там никого нет! С тебя никто не снимет эти погоны, так я их с тебя сорву и по морде ими!
Карпенко потянулся к Мереновскому, тот шарахнулся в сторону. В это время прибыл командир полка и артиллеристы. Офицеры подхватили Карпенко под руки и оттащили от генерала. Мереновский с перекошенным лицом быстро зашагал к БТРу и уехал.
— Что случилось? — спросил Лужин.
— Мереновский приказал роту кинуть на пулемёты, — доложил Бурцев.
— Николай Николаевич, — захрипел Карпенко, — там мои ребята лежат. Они уже не поднимутся. Там лейтенант Роговцев, Санечек, мой дружок со взводом лежит. Это я их убил! — потом как-то сразу сник присел на корточки и зарыдал.
Лужин взял его голову и прижал к себе. Он по-отцовски гладил по трясущейся пыльной голове.
— Эх, Олежка, Олежка, и что же мы творим?! Сами не ведаем что. По нам с тобой давно уже психушка плачет. Чудак! Где ты увидел генеральские погоны. На нём же афганская форма без погон. Это ты под пули лезешь, а он себя бережет, маскируется. Потом Лужин увидел на своей руке кровь.
— Да ты, Олег, никак ранен? Доктора ко мне!
Подбежал доктор.
— Капитан, перевяжи раненого, да спирту дай. Видишь какое состояние.
— Я ему укольчик успокоительный.
— Какой укольчик, перед тобой боевой офицер, а не наркоман. Вечно у тебя спирту нет.
— Не дают же ничего.
— Сталин, тиран был и то своим бойцам фронтовые сто грамм давал, а эти сидят в Кремле, морды отъели, даже спирту им жалко. — Лужин крикнул своему радисту: «Володя, фляжку».
— Пей, Олег, не «кишмишовка» — водка, что ни на есть чистейшая.
Карпенко с жадностью большими глотками отпивал водку из фляжки. Насытившись, он подал фляжку командиру полка. Тот взболтнул ее и разрядив обстановку пошутил: «Да, ты горазд пить, почти фляжку вылакал».
Подъехали еще два БТРа. Из них вышли комдив и заместитель командующего сороковой армией.
— Лужин, что у вас произошло? — спросил комдив.
— Товарищ полковник, — отчеканил Лужин, — капитан Карпенко роту под пулеметы кинул по приказу Мереновского.
Генерал и полковник переглянулись.
— Сколько это может продолжаться? — обратился комдив к заместителю командующего.
— Доложите Вы командующему армией. Он же с маршалом каждый день общается. Пусть маршал уберет его отсюда. Этому… — комдив хотел что-то сказать и осёкся. — Пусть уезжает в Москву — ему место в «арбатском округе».
— Мы уже докладывали маршалу, — ответил генерал, — но пока бесполезно. Ты думаешь, только у тебя? В других дивизиях он тоже натворил. Ему солдаты кличку дали «Кровавый мерин».
— Лужин, спасайте раненых, кто-то же остался живой, я сейчас пришлю вертушки, — приказал генерал. Всех кто участвовал в бою представить к награде. Может хоть этого наверху вдоволь!
Эвакуация раненых и убитых закончилась. От увиденных трупов и крови у Бурцева закружилась голова. Его стало подташнивать. Он первый раз ощутил, что такое боевые потери. Убитыми было двенадцать человек и много раненых. Он смотрел, как их загружают в вертолеты, и все пытался проглотить подступающую тошноту, а она никак не проходила. Лицо Василия стало бледным. Ему так сильно захотелось выпить водки.
— Попросить у Лужина, — думал он. — Нет, неудобно, еще подумает алкаш.
Лужин увидел бледное лицо Бурцева, подошел к нему сам.
— Что, Василий Петрович, первый раз трудно?
— Да, Николай Николаевич, что-то тяжеловато.
— Наверное, подташнивает? Со мной это тоже случалось поначалу. Глотни, — он подал Бурцеву фляжку. Три больших глотка обожгли гортань. Через минуту кровь ударила в лицо, и ему стало легче.
Возвращался полк без приключений. Колонна шла почти без остановок. Бурцев всю дорогу сидел в раздумье. На душе было противно. Задействовали столько войск — почти дивизию, авиацию, спецчасти. Потеряли, столько солдат, а операция провалилась. Душманы ушли, их, видимо, кто-то предупредил.
— Товарищ майор, — обратился сержант к Бурцеву. — Когда Мереновский с вами был, я разговаривал с начальником радиостанции. Сержант знаете, что мне сказал? С этим генералом водители БТРов не хотят ездить.
— Почему?
— Говорит, у водителя вся спина синяя. Сам стоит в люке, а водителя ногой по спине лупит. Таким образом, он командует — остановиться или вперед ехать. Как таких в армии держат и ещё генералов дают?
— Сам думаю, сержант, как оно так получается. Дослужился же до генерала: и лейтенантом был, и взводом командовал, а людей выходит всю жизнь ненавидит. Смотрит на солдата как на пушечное мясо, на его голову становится, как на ступеньку, чтобы подняться по карьерной лестнице вверх.