Температура воздуха в этот час в Зазеркалье была градусов двадцать. Значительно прохладнее, чем в раскаленном Питере, где к вечеру становилось совершенно нечем дышать. Наташа мечтала искупаться весь день, но времени на это так и не нашлось. А озеро манило неподвижной зеркальной гладью воды, в которой отражались звезды.
- Я без купальника, - сказала Наташа огорченно.
- Ну и что? Я тоже без купальника, - сообщил Ян и заставил Наташу улыбнуться.
Сняв футболку он небрежно бросил ее на снежок и, подпрыгивая на одной ноге, стянул джинсы, оставшись в черных домашних трусах.
- Я совсем без купальника, - уточнила Наташа с ударением на слове "совсем".
Ей очень хотелось купаться.
- Так тут же никого нет, - в доказательство своих слов Ян обвел рукой все окружающее пространство, где действительно никого не было.
- Как никого? А ты?
- А я сделаю вид, что не смотрю.
И полез в воду.
Наташа пошла следом и забралась в воду выше колен, намочив полы сарафана. Окунуться что ли прямо в одежде?
Но без солнца сарафан будет долго сохнуть и неприятно липнуть к телу. А ей надо домой.
Окунуться хотелось нестерпимо.
- Не смотри, пожалуйста, - попросила Наташа и, сделав несколько шагов назад, резким движением сбросила сарафан, скомкав, кинула его на берег, и, как пловец на старте, обрушилась в воду.
Дно здесь было пологим, и Наташе пришлось отплыть довольно далеко от берега, чтобы достичь места, где ей будет хотя бы по грудь.
Ян подплыл к ней на спине, задумчиво глядя честными глазами в звездное небо И чуть не врезался головой в Наташину грудь, едва скрытую водой.
Наташа ничуть не сомневалась, что Ян проделал этот трюк намеренно. Она аккуратно запустила руку в его курчавые волосы и легким усилием придала телу мальчика обратный ход.
Вообще-то она хотела то ли притопить его, чтобы впредь неповадно было устраивать такие шутки, то ли просто сказать Яну, чтобы плавал где-нибудь в стороне - но почему-то не сделала ни того, ни другого.
И они стали плавать вместе, дурачиться, брызгаться и вести себя, как маленькие дети, оставленные без присмотра.
Только когда Ян уже, наверное, в четвертый раз как бы ненароком коснулся ее под водой, Наташа воскликнула с веселым возмущением:
- Янка, ты что это себе позволяешь?! А если я Сережке пожалуюсь?
- Но ты же не станешь этого делать, - ответил Ян так спокойно и серьезно, что Наташа не поняла - то ли Ян имеет в виду, что Сергей лишен связи с внешним миром, и ей до него не добраться, то ли Ян уверен, что Наташа просто не станет капать на него Сергею.
А она ведь и правда не станет.
Близость юноши в воде действовала на нее возбуждающе. А может, это сама вода так влияла на нее, ласково обнимая грудь, не стесненную тканью.
Странно - ведь раньше Ян совершенно не интересовал Наташу, как мужчина.
Но раньше она никогда не купалась с мужчиной без купальника. Даже с Сергеем - да Сергей и не позволил бы. Он готов был лезть в драку, даже если кто-то слишком пристально смотрел на одетую Наташку. И самой Сероглазовой тоже доставалось на орехи, если она имела неосторожность вступить с кем-нибудь из пацанов в слишком длительную беседу или взглянуть на лицо мужского пола с большим интересом, чем это дозволено правилами приличия, которые Медведев придумывал для нее сам. Но Наташка терпела, потому что у нее - любовь.
"Если Сережка узнает - убьет обоих", - подумала она, имея в виду это странное купанье в безымянном озере на неведомой планете с двумя лунами.
Выходить на берег не хотелось. Вода была теплее воздуха и казалось, что в ней можно плавать сколько угодно - хоть всю жизнь.
Наташа заплыла на глубину. Она плавала как рыба и совершенно не боялась утонуть.
Ян плавал похуже, но все-таки ринулся за нею и опять оказался совсем рядом.
И тут, без предупреждения, без всяких сумерек и прочих предрассветных прелестей, над Зазеркальем взошло солнце.
И сразу стало видно, что вода в озере совершенно прозрачна, и все тело Наташи видно в этой воде до последней черточки - как в бассейне. И круглые упругие груди с маленькими рубиновыми сосками тоже видны. Они - совершенно белые - очень выделялись на фоне загорелой кожи выше и ниже, и казалось, будто они светятся.
И Ян смотрел на них во все глаза.
14
- президент не хочет вводить чрезвычайное положение, - сообщил глава МЧС, повесив трубку. - Он не хочет даже думать об этом, пока не получит доказательств, что медуза действительно опасна.
Большинство членов Объединенного Штаба жаждало чрезвычайного положения, как манны небесной. Ведь оно позволило бы разогнать зевак и демонстрантов, приструнить журналистов и отправить в карантин под строгую изоляцию любое количество людей.
Но именно поэтому президент не хотел объявлять чрезвычайное положение в пятимиллионном городе. Силовикам только дай волю - потом костей не соберешь.
Формально Президент не отверг идею чрезвычайного положения. Он просто сказал, что ситуацию надо изучить более тщательно. Если за восемнадцать часов не произошло ничего ужасного - значит, время терпит, и не надо пороть горячку. Человеческих жертв нет, радиации нет, химической и бактериологической опасности тоже не обнаружено - так зачем будоражить народ? А что толпа собралась - так это не беда. Тем более, что с толпой удается справляться, не прибегая к чрезвычайным мерам, и по последним сведениям, она быстро редеет.
Заседающим в Большом доме на Литейном было очень интересно, откуда президент черпает последние сведения, если Объединенный штаб в составе трех министров, директора ФСБ, губернатора и командующего округом никаких таких сведений ему не давал. Не иначе, как от журналистов.
А может, это идет по линии президентской Администрации. Представитель президента по Санкт-Петербургу тоже включен в состав Объединенного Штаба, но на его заседаниях не появился ни разу.
Спрашивается, где он?
Известно где. На объекте. Остальные, как полагается, заехали туда на пять минут, посмотрели и отбыли, оставив на месте людей рангом пониже. А этот крутится там за оцеплением, изображает из себя самого главного (как же - член Штаба, это вам не какая-нибудь шестерка президентская) и через голову силовиков стучит в Москву хозяину. Мол, все спокойно, жертв нет, толпа редеет и не будем пороть горячку.
Но ничего не поделаешь. Никто, кроме президента, объявить чрезвычайное положение не может. А его не проймешь. Раз он уперся - не прошибешь, хоть из пушки стреляй.
Разве что предъявить ему человеческие жертвы... Только где их взять?
Хотя вообще-то, если назавтра толпа будет такая же, как вчера или еще покруче, то за жертвами дело не станет.
Чем больше толпа, тем она страшнее. В огромной неуправляемой массе людей любая случайность может вызвать такую реакцию, что мало не покажется. Пустит кто-нибудь панический слух - и пойдет лавина, да такая, что жертв будет больше, чем на похоронах Сталина и коронации Николая Второго вместе взятых.
То-то президент будет локти кусать.
Но вообще-то негоже пускать такие вещи на самотек.
Директор ФСБ, министр внутренних дел и министр обороны подумали об этом одновременно и после заседания, не сговариваясь, пошли ужинать вместе.