Мы живем в опасном мире, а сейчас и подавно, так как магия находится на переходном этапе или даже в критическом состоянии. Если Джарлаксл прав, то мы являемся свидетелями столкновения миров, или планов — до точки, где их соединение принесёт новые и большие испытания всем нам. Я считаю, что наступило время для героев.
Настало время действовать. Я счастлив, когда есть препятствия, которые надо стойко встретить и преодолеть. В эти времена бедствий я чувствую себя чем — то большим, нежели просто личностью — всеобщая ответственность, долг поколения — для меня это великая радость.
Сейчас нам будет нужен каждый меч и каждый ум, каждый ученый и каждый воин, каждый волшебник и каждый жрец. События в Серебряных Пределах, озабоченность, на лице леди Аластриэль — они далеко не местного масштаба, боюсь, что отголоски разошлись по всему Абер — Торилу. Могу себе только представить хаос, творящийся в Мензоберранзане, спровоцированный непредвиденностью магии у волшебников и жрецов; единство матриархального строя может быть в опасности, и старшие Дома запросто могут быть осаждены армиями тех же кобольдов.
Наша ситуация на Поверхности не очень — то отличается, и сейчас время для героев. Что значит быть героем? Что именно возносит одного над толпами воинов и боевых магов? Конечно, обстоятельства играют роль — бесстрашие или деяния нужны во время великих бедствий. И, как правило, в эти сами времена кризиса, результатом является несчастье. Нет никаких героев. Некому вести армию на поле боя или уничтожить дракона, и город окунается в пламя пожаров. В нашем мире, к добру или нет, условия появления героев стали слишком общими.
Поэтому важны не только обстоятельства или фортуна. Конечно, удача также играет какую — то роль, и некоторые люди — к коим я отношу и себя — более удачливы, чем другие. Но с тех пор, как я верю, что нет благословленных или проклятых душ, или что тот или этот бог благоволит нам и вмешивается в каждодневную жизнь, я знаю, что для тех, кто решил стать больше, чем просто середнячком, есть другие необходимые качества.
Соберите где — нибудь сотню стрелков, поставьте цель на расстоянии тридцати шагов — и все попадут в нее. Но добавьте немного золота, и пара из них отступится из — за насмешек других лучников.
А теперь замените цель убийцей, который держит под прицелом человека, наиболее дорогого для лучника. У стрелка один выстрел. Только один. Если он попадет в цель — убийцу — его любимая будет спасена. Если промажет — наёмник убьет свою жертву. Герой попадет.
Это и есть то самое необходимое качество, умение сохранять равновесие, трезво и рационально мыслить, умение сконцентрироваться, несмотря на эмоциональное и физическое напряжение. Не только и не столько благодаря удаче. Герой сделает точный выстрел.
Герой живет ради этого выстрела. Герой тренируется ради этого выстрела, длительное время прилагая для этого большие усилия.
Много прекрасных воинов, используя меч или молнии, прекрасно служат в своих армиях и переносят все тягости с доблестной стойкостью. Многие хороши в своих делах и служат отлично.
Но когда всё на грани срыва, когда победа или поражение не зависят только от силы, мужества и героизма, когда всё балансирует на лезвии меча, герой найдет путь. Путь, кажущийся невозможным тому, кто полностью не понимает боя, не чувствует каждого взмаха и росчерка клинка или пути преследования врага, чтобы не дать ему преимущества.
Воин, натренирован в использовании различного оружия, он знает, как парировать удары и пользоваться щитом — он хороший воин, но истинный герой выше этих навыков. Любое движение, проникающее в каждый мускул, инстинктивно, оно позволяет действовать с идеальной координацией. Каждый блок обдуман — настолько обдуман, что он скорее предупреждающий, чем рефлекторный. И каждая слабость противника видна с первого взгляда.
Настоящий воин бьется спокойно, контролируя ярость и страх. Каждая ситуация просматривается очень чётко, каждое решение видно, как блистающий путь. А герой на шаг впереди всего этого, он находи путь, любой путь, чтобы вымостить его победой, даже если нет видимого решения.
Герой ищет этот путь, и когда путь виден, неважно насколько он сложен. Герой делает выпад или блок, или яростный ответный удар, похищая у противника победу. Как Реджис использовал рубиновую подвеску, чтобы парализовать мага в Лускане. Или как Вульфгар кинулся на йоклол, чтобы спасти Кэтти-бри. Или как Кэтти-бри сделала отчаянный выстрел в канализацию Калимпорта, чтобы отвлечь Энтрери, который брал надо мною верх. Или как Бруенор использовал хитрость, силу и непоколебимую волю, чтобы победить Шиммерглума во тьме Мифрил Халла.
Судьба — это термин, которого нет в словаре героя, потому что она, судьба, настает всегда точно — когда Бруенор несся на спине теневого дракона в ущелье Гарумна — воин, который станет героем, сам поднимает себя над остальными. Это инстинктивно и не зависит от его воли или жизни.
Герой сделает тот выстрел.
Боюсь, нам всем предстоит пройти проверку. В это время опасности и смятения многие станут перед лицом беды, и многие уйдут за эту тёмную планку. Но некоторые выстоят, не упадут, найдут путь и сделают выстрел.
В такие моменты надо помнить, что репутация ничего не стоит, и если прошлые деяния вселяют доверие, то не они приведут к настоящей или будущей победе.
Я надеюсь, что Тулмарил будет крепко лежать в моих руках, когда я предстану перед таким выбором, потому что я знаю, что я войду в тень судьбы, где ждут только темные дыры, и мне достаточно только подумать о Реджисе или моей возлюбленной Кэтти-бри, чтобы понять, как высоки ставки в этом состязании.
Я надеюсь, что мне будет дан этот выстрел в убийцу, кем или чем бы он ни был. Я попаду в цель.
Это последнее о герое. А по поводу вышеупомянутого состязания лучников — герой хочет быть избранным и нанести самый точный выстрел. Когда ставки выше, герой хочет, чтобы победа была в его руках. Это не из — за высокомерия, но из — за необходимости и веры, что будущий герой тренировался и готовился именно к этому единственному выстрелу.
Дриззт До’Урден
Всё остановилось. Абсолютно всё. Сражение, страх и погоня. Всё закончилось, вытеснилось одним единственным звуком — звуком ветра и величественным пейзажем, открывавшимся сверху. Монахиню захлестнуло ощущение пустоты и одиночества. И свободы. Ощущение надвигающейся смерти.
Но… Вращение, сдвиг, безупречное самообладание, — и Даника тут же приняла вертикальное положение, а затем развернулась лицом к скале, с которой её только что столкнули. Она вытянулась и устремилась вперёд, мгновенно изучая пространство впереди и ниже себя, замечая и искусно соотнося с собой наиболее крупные выступы и углы скалы. Она ударила ладонью по камню, затем ещё раз; затем начала наносить частые удары снова и снова. С каждым ударом её мускулы резко сокращались, борясь с импульсом падения.
Левой ногой женщина ударила по ближайшему каменному выступу снизу и слева, и после этого лёгкими движениями начала снова и снова отталкиваться от скалы сложенными вместе ладонями. По мере приземления, после десятка таких последовательных быстрых толчков, Даника ловко начала сворачивать влево.
Она задела носком ступни за очередной выступ и тут же перенесла вес тела на него, сгибая ногу для поглощения энергии от столкновения. Этим она не могла прекратить своего падения, но была способна чуть— чуть замедлить его: эти отталкивания от скалы хоть и с небольшим успехом, но всё же снижали его скорость.
То был путь монаха. Даника была способна пробежать вниз по стене высокого здания и приземлиться без последствий. Она уже не единожды проделывала это. Но, конечно же, высокое здание не шло ни в какое сравнение с этой скалой, имевшей более сложный склон: порой отвесный и прямой, порой менее отвесный, а порой вообще принимающий обратный уклон. Но монахиня работала, полностью сконцентрировавшись, и её мышцы отвечали на все её требования.
Следующий выступ дал ей возможность слегка затормозить падение, а узкий край скалы позволил выставить ступни и работать мышцами ног против неослабевающей силы притяжения.
После этого, находясь на полпути к земле, женщина уже была больше похожа на паука, неистово бегущего вниз по стене. Её руки и ноги бешено колотили по скале.
Что-то тёмное пролетело мимо, отчего Даника вздрогнула и чуть не потеряла концентрацию. Она узнала в этом предмете одну из тех мясистых тварей, но не стала раздумывать по поводу того, как та могла упасть.
У монахини не было на это времени, как и не было времени ни на что другое, кроме полной концентрации на поставленной задаче.
Её разум заполнял только ветер. Только ветер и очертание скалы.
Она была уже почти у самой земли, но всё ещё продолжала падать слишком быстро, чтобы выжить. Даника даже не надеялась на кувырок после падения, чтобы приглушить ужасающей силы удар. Поэтому свела ноги вместе и оттолкнулась от камней, начав вращение как раз вовремя, чтобы приземлиться на высокие сосны, которые заметила ещё сверху.
С треском она падала сквозь ветки. Сосновые иглы и щепки полетели в разные стороны. Сломанная ветка, ударив её, сорвала значительный слой кожи с бока Даники и наполовину разорвала рубаху. Но более крупная ветка, выступавшая чуть ниже, прогнувшись, не сломалась, и Даника скатилась по ней вверх ногами, ударяясь о ещё более толстые ветви, отскакивая от них и пролетая сквозь скопления зелёных иголок. Но до земли оставалось ещё около тридцати футов.
Ослеплённая болью, едва находясь в сознании, монахиня всё — таки продолжала свое вращение, выравниваясь таким образом, чтобы ноги всегда оказывались снизу.
Приземлившись, она попыталась сгруппироваться и сделала кувырок в сторону. А потом кувыркалась снова и снова, три, пять, семь раз, пока, с трудом дыша, женщина не остановилась. Вспышки боли прокатились по ногам, по сорванному боку, по плечу, которое, как уже догадалась Даника, было выбито или вывихнуто.
Она слегка повернулась посмотреть на множество кроваво — чёрных ран на теле.
И подумала, что, по крайней мере, всё выглядело не так плохо, как ожидалось. И всё же, хоть и избегнув участи быть разорванной на части монстрами, она боялась, что результат будет одним и тем же, и она не перенесёт последствий этого падения.
Холодная тьма начала окутывать монахиню.
Но Даника боролась, убеждая себя, что драколич может прийти, чтобы найти её, и напоминала самой себе, что всё ещё находится в опасности. И, даже если она каким — либо образом не умрёт от полученных при падении ран, то погибнет, когда зверь найдёт её.
Даника перевернулась на живот и приподнялась на локтях, или попыталась приподняться, потому что плечо не позволило сделать это, и волны ужасной боли захлестнули её. Тяжело дыша, она все же приподнялась на одной руке и её тут же стошнило. Её миндалевидные глаза наполнились слезами, а спазмы в области рёбер вызвали новый приступ тошноты.
Женщина говорила сама себе, что должна двигаться.
Но большего добиться не могла.
Холодная тьма вновь окружила её, и даже сильная Даника не могла сопротивляться этому.
Выглядывая из боковой комнаты тёмного ущелья, Кэтти-бри едва могла различить фигуры своих спутников, которые находились в другой комнате и стояли в колеблющемся свете факелов. Все они попали в ловушку и находились в явном тупике, загнанные отрезающим путь драконом и его призрачными прихвостнями. Дриззт был для них потерян, а Вульфгар, стоящий рядом с Кэтти-бри, принял на себя главный удар дыхания дракона, и страшное облако тьмы и отчаяния привело его в оцепенение, делая воина практически беспомощным.
Отчаявшись, в поисках ответа, она выглянула за дверь, молясь о том, чтобы её отец нашёл решение, которое помогло бы спасти их всех. Она не знала, что ей делать, но тут Бруенор снял свой утыканный драгоценными камнями шлем и вместо него надел старый, со сломанным рогом.
Передавая корону Реджису, он сказал:
— Охраняй мой шлем. Это корона короля Мифрил Халла, — после чего его желание стало очевидным.
Хафлинг запротестовал:
— Но она же твоя, — в голосе Реджиса явно слышался охватывающий его страх, который тут же передался Кэтти-бри.
— Нет, она не принадлежит мне ни по праву, ни по моему выбору. Мифрил Халла больше нет, Пузан Реджис. Я — Бруенор из долины Ледяного Ветра, и был им на протяжении двухсот лет, хотя в моей голове всё слишком мутно, чтобы помнить это.
Кэтти-бри едва могла услышать следующие несколько слов. Она тяжело вздохнула и отчётливо поняла, что Бруенор имел в виду. Реджис что-то спросил у него, но девушка не смогла расслышать, однако понимала, что это был тот самый вопрос, страшный ответ на который, пронзительно кричал в её собственных мыслях.
Теперь Бруенора стало видно отчётливо. Он выбежал из комнаты, направляясь прямиком к ущелью.
— Тут у меня один из твоих трюков, парень! — закричал он, глядя на маленькую боковую комнату, которая скрывала Кэтти-бри и Вульфгара. — И когда мой разум говорит прыгать на спину дракона, я ни за что не промахнусь!
Так всё и случилось. Это было откровенное заявление о самопожертвовании ради всех остальных, попавших в ловушку огромного сумрачного дракона в недрах глубоких пещер, ранее известных, как Мифрил Халл.
— Бруенор! — услышала Кэтти-бри собственный вопль, несмотря на то, что сама была едва в сознании, чтобы даже просто что-то говорить. Она оцепенела, осознавая, что вот — вот может потерять дварфа, своего любимого приёмного отца, великого Бруенора, который был силой Кэтти-бри из клана Боевых Молотов и фундаментом всей её жизни.
В тот страшный момент, когда Бруенор бросился к ущелью, всё движение мира для молодой женщины замедлилось. Он потянулся через плечо, чтобы поджечь свой плащ, под которым находился бочонок с маслом!
Дварф не замедлился и не дрогнул, когда достиг края обрыва. Высоко занеся свой топор, с полыхающей спиной, он прыгнул.
Охваченная страхом и вынужденная действовать, Кэтти-бри двинулась к краю пропасти и вместе с подбежавшим Реджисом уставилась вниз на горящего дварфа, уцепившегося за спину огромного сумрачного дракона.
Бруенор не колебался, но его поступок окончательно лишил Кэтти-бри последних сил! Она едва смогла удержаться на ногах, увидев, как умирает её отец, отдавая свою жизнь, чтобы она, Вульфгар и Реджис могли пересечь ущелье и покинуть мрачный Мифрил Халл. Она боялась, что ей ни за что не хватит сил на побег и смерть Бруенора окажется напрасной.
В этот момент Вульфгар находился возле неё; скривив лицо в отчаянии от наложенной на него магии. Он сражался с решительностью варвара долины Ледяного Ветра. Кэтти-бри не смогла понять его намерения, когда Вульфгар высоко поднял свой боевой молот и швырнул его вниз в дракона.
— Ты сума сошёл? — закричала она, ухватившись за варвара.
— Бери свой лук, — сказал он ей, это снова был Вульфгар, освободившийся от коварного заклятия дракона. — Если хочешь быть настоящим другом Бруенору, не дай ему погибнуть напрасно!
Настоящим другом? Слова больно ранили Кэтти-бри, колко напоминая, что она была дварфу намного больше, чем друг, — он был её отцом, якорем в её жизни.
Но она знала, что Вульфгар был прав. Дрожащими руками женщина подобрала лук и сквозь выступающие слёзы прицелилась.
Она не могла помочь Бруенору. Она не могла спасти его от выбора, который он сделал — от выбора, который, возможно, спас их троих. Это был самый сильный выстрел, какой ей только доводилось делать, выстрел ради Бруенора.
Сияющая серебряная стрела, посланная Тулмарилом, вспышкой молнии осветила влажные глаза Кэтти-бри.
Кто — то схватил её и свёл руки по бокам. Девушка услышала, как в отдалении кто — то шептался, но не могла разобрать слов, как не и могла увидеть того, чьи руки почувствовала на себе.
По их нежности, силе и изящности она узнала Дриззта. Но Дриззт был для неё потерян, как и для всех них. В этом не было смысла. А теперь и Бруенор….
Но вот ущелье исчезло, исчез дракон, её отец, исчез весь мир, вытесненный землёй и бурым туманом с ползающими в нём призрачными тварями, которые приближались к ней, скребя когтями.
Они не могли ни дотянуться до неё, ни причинить вреда, но Кэтти-бри не видела в этой пустоте ничего обнадёживающего. Она не чувствовала ничего, и ничего не замечала, кроме уродливых, мерзких существ, ползающих по неизвестной ей земле.
В месте, где она была абсолютно одинока.
И что хуже всего, узкая и расплывчатая линия разделения миров на две реальности вызывала чувство полнейшей иллюзорности, которое отбирало у Кэтти-бри нечто, даже более личное и близкое, чем её друзья с привычным окружением. Она пыталась сопротивляться, старалась сосредоточиться на ощущении охватывающих её сильных рук — а это должен быть Дриззт! — но уже осознавала, что больше не может ощущать их прикосновение, даже если они всё ещё её держали.
Образы стали расплываться. Два мира состязались друг с другом, отдаваясь в её голове какофонией несвязных звуков, столкновением двух реальностей, из которых не было пути для побега.
Она падала в своём сознании, пытаясь держаться за воспоминания, за свою реальность, за свою индивидуальность.
Но вокруг не было ничего, за что можно было бы ухватиться, никакой существенной опоры, которая напоминала бы Кэтти-бри о чём — либо, в особенности о ней самой.
У девушки не осталось ни одной здравой мысли, ни одного ясного воспоминания. Она перестала осознавать себя. Она была настолько потерянной, что даже не осознавала этого.
Пятно оранжевого света коснулось закрытого века Даники, прорезая охватившую её чувства тьму. Устало она приоткрыла один глаз и встретила рассвет: сверкающая сфера показалась на востоке, являя свой дугообразный изгиб между двумя горами. Даника было подумала, что те две далёкие горы специально направляли лучи света прямиком на неё, чтобы разбудить.
События предыдущего дня прокручивались в голове, и она не могла понять, где заканчивались сны, и начиналась ужасная реальность.
Или всё это был только сон?
Тогда почему она лежала в каньоне возле огромной скалы?
Женщина снова медленно восстановила в памяти всё произошедшее, и тьма, наконец, отступила.
Она опять попыталась приподнялась на локтях, и снова волна ужасной боли в плече бросила её на землю. Морщась от боли, она крепко зажмурилась, вспоминая полёт, падение сквозь деревья, затем мысленно вернулась к тому месту на вершине скалы, в логово драколича.
Айвен был мёртв.
Груз воспоминаний тяжело лёг на плечи Даники. Она вновь услышала топот драколича и ещё раз увидела разлетающиеся по пещере куски плоти. Она вспоминала те моменты, когда видела с детьми Айвена, их обожаемого дядю, который, в отличие от своего мягкосердечного брата Пайкела, делился с ними своей мудростью, проявляющейся в строгих и отточенных уроках.
«Пайкел», — прошептала Даника в траву, сокрушаясь при мысли о том, как скажет ему об Айвене.
Упоминание о Пайкеле заставило её мысли броситься обратно к детям, которые были где — то там далеко, с дварфом.
Она открыла глаза — уже был виден нижний край солнца, утро вступало в свои права.
Дети были в беде. Эта мысль была неотвратима. Они тоже были в опасности, угроза уже могла настигнуть их, и Даника не могла принять этого.
С вызывающим рычанием монахиня оттолкнулась одной рукой и подогнула ноги под себя, подбрасывая тело вверх и вставая на колени. Её левая рука безвольно висела, вывернутая под неестественным углом. Из — за боли она не могла повернуть голову и посмотреть на своё плечо, но осознавала, что и оно было смещено.
Так не пойдёт.
Даника изучила местность вокруг и заметила выступающий из скалы камень. Решительно кивнув, она вскочила на ноги, и, не дожидаясь, пока боль остановит её, рванулась в сторону стены, подпрыгнула в воздух и, приземляясь, развернулась, задней стороной раненного плеча швыряя себя на камень.
Она услышала громкий хруст, понимая, что это было предвестником тошноты. И в самом деле, волны боли удвоились, вызывая рвоту.
Но теперь она могла видеть своё выравненное плечо, а боль быстро затихала. Она даже могла снова шевелить рукой, хотя и самое незначительное движение отдавалось сильной болью.
Облокотившись о скалу, она ещё немного постояла, пытаясь уйти в себя и найти там спокойствие, вопреки неистовому бушующему шторму, разносящемуся по израненному телу.
Когда она, наконец, открыла глаза, то сначала сфокусировалась на упавшем неподалёку, расплющенном и размозжённом о землю монстре. Женщина обернулась и посмотрела вверх на скалу, думая о драколиче и о том, что теперь нужно было предпринять, чтобы предупредить тех, кто поможет ей уничтожить тварь.
Влекомая материнским инстинктом, она посмотрела на юг, в направлении Кэррадуна, где находились её дети и куда она отчаянно хотела направиться. Но сосредоточилась на не столь отдалённой области на юге, пытаясь представить себе долину в такой пропорции, чтобы понять, где находилась дорога, ведущая на север и юг, к храму Парящего Духа.
Даника кивнула, осознавая, что ей не придется преодолевать горную гряду, чтобы найти дорогу. Чётко уверенная в своём местонахождении, она двинулась в путь на неустойчивых ногах. И лодыжка, казалось, могла подвернуться в любой момент.
Вскоре монахиня уже облокачивалась на трость, превозмогая боль и прокладывая путь домой. Дорога оказалась намного круче, чем та, что вела из Кэррадуна, и у Даники появилась вздорная идея продолжить свой путь, огибая весь портовый город, чтобы использовать более проходимую дорогу.
Она не могла не усмехнуться такому хилому оправданию. В этом случае она потеряет день и даже больше, для того, чтобы использовать тот маршрут. День, которого не было в запасе у Кэддерли и остальных.
Немногим позднее, когда солнце было уже в зените, она вышла на дорогу, ведущую с севера на юг. Мокрая от пота одежда прилипала к телу. Она снова посмотрела на юго — восток, в сторону невидимого Кэррадуна и подумала о своих детях. Закрыв глаза, Даника повернулась на юг, затем посмотрела на дорогу, ведущую домой. Дорогу, которую нужно было преодолеть ради всех них.
Она вспомнила, что путь был довольно ровным на протяжении четверти мили, но потом сменялся тягостным подъёмом, ведущим к Снежным Хлопьям. Даника была просто обязана преодолеть этот подъём. Это был её долг, а не выбор. Кэддерли должен обо всём узнать.
Это означало, что дорога займёт всю ночь. Она пустилась в путь, шагая медленно, практически волоча одну из ступней, тяжело опираясь правой рукой на трость. Да ещё и вторая рука плетью висела с другого бока. Каждый шаг болью отдавался в раненном плече, поэтому Даника остановилась, оторвала кусок от её и так уже оборванной рубахи, приспосабливая импровизированную повязку.
С решительным вздохом женщина снова двинулась в путь уже чуть быстрее, но силы её быстро убывали.
Она потеряла счёт времени, но заметила, что тени вокруг начали удлиняться. Затем женщина что-то услышала. Кто — то или что-то — наездник или повозка — приближались сзади. Даника свернула с тропы и нырнула в кусты за скалой, ползком передвигаясь к месту, откуда она могла бы видеть дорогу. Она сильно прикусила нижнюю губу, чтобы не застонать от боли, но вскоре совсем забыла о ней, как только вызвавший её любопытство объект показался в поле зрения.
Первое, что она увидела, оказалось лошадью, скелетообразным чёрным зверем, вокруг копыт которого пылал огонь. Жеребец фыркал, выпуская дым из своих расширяющихся ноздрей. Это был адский конь, Кошмар, и когда Даника увидела наездника — или, точнее, его огромную шляпу с широкими полями, увенчанную перьями, и эбенового цвета кожу — она вспомнила его.
— Джарлаксл? — прошептала она. Но её удивление выросло ещё больше, когда она увидела сидящего рядом с наёмником другого тёмного эльфа, которого Даника тоже несомненно узнала.
Мысль об этом мошеннике Джарлаксле, скачущем рука об руку с Дриззтом До’Урденом застигла Данику врасплох ещё больше. Как такое возможно?
И что это могло означать для неё и Кэддерли?
По мере приближения повозки она разглядела поверх её спинки ещё пару голов. Очевидно дварфы. Визг в стороне отвлёк её внимание на третьего дварфа, скачущего на кабане, выглядевшем так, будто он тоже относился к нижним уровням, как и тянущий рядом повозку Кошмар.
Даника убеждала себя, что это не может быть Дриззт До’Урден, и подумала о том, что было бы совсем неудивительно, если бы именно Джарлаксл стоял за всеми бедами, обрушившимися на Алказар. Мысленно она снова и снова говорила себе, что не может рисковать, выходя к ним, в то время как повозка, подскакивая, приближалась к месту её укрытия.
Фургон находился уже почти в десяти футах — Кошмар, выдыхая пламя, мчался по дороге, выбивая дробь своими огненными копытами — когда, не смотря на все существенные доводы, отчаявшаяся женщина инстинктивно осознала, что выбора не было. Она привстала на коленях и крикнула, прося о помощи.
— Леди Даника! — воскликнул Джарлаксл, одновременно с Дриззтом произнося её имя.
Дроу вместе спрыгнули на землю и подбежали к ней с двух сторон. Вдвоём они нежно и бережно поддерживали её, глядя друг на друга, озадаченные тем, что же могло так покалечить могущественного воина — монахиню.
— Что там у тебя, эльф? — спросил один из дварфов, поднимаясь на спинку повозки. — Девчонка Кэддерли?
— Леди Даника, — объяснил Дриззт.
— Вы должны… — выдохнула женщина. — Вы должны отвезти меня к Кэддерли. Я обязана предупредить его…
Её голос умолк, и сознание покинуло Данику.
— Отвезём, — пообещал Дриззт. — Теперь отдыхай.
Дриззт.
С глубокой озабоченностью на лице Дриззт посмотрел на Джарлаксла. Он не был уверен, перенесёт ли Даника дорогу.
— У меня есть снадобья, — обнадёжил Джарлаксл без особой уверенности в голосе, на которую рассчитывал Дриззт. Да и кто мог быть уверенным в том, какие последствия могли принести снадобья в этот период неконтролируемой магии?
Они уложили Данику как можно удобнее в задней части повозки рядом с Кэтти-бри, которая сидела, опершись спиной о стенку и по— прежнему не осознавала ничего вокруг. Джарлаксл остался рядом с монахиней и ложкой вливал в её рот целебное зелье, в то время как Бруенор управлял Кошмаром, подгоняя его, насколько это только было возможно. Дриззт с Пвентом бежали в стороне, опасаясь того, что существо, которое покалечило Данику, могло быть где — нибудь рядом. По просьбе Джарлаксла Атрогейт со своим адским хряком тоже мчались неподалёку, чуть впереди Кошмара.
— Склон становится круче, — предупредил Бруенор немного позднее. — Твоей лошадке это не нравится.
— Мулы уже отдохнули, — ответил Джарлаксл. — Едем еще сколько сможем, потом вновь запряжём их.
— К тому времени опустится ночь.
— Вероятно, но нам всё равно нужно будет продолжить путь.
Бруенор не хотел соглашаться с ним, но, не смотря на это, заметил, что кивает с одобрением.
— Эльф? — спросил дварф, глядя на приближающегося Дриззта, выбежавшего из густого кустарника на край дороги.
— Ничего, — ответил Дриззт. — Я не заметил признаков присутствия монстров, как и следов, оставленных Даникой.
— Что ж, это неплохо, — сказал Бруенор. Он потянулся к Дриззту и, схватив его за пояс, помог тому забраться в повозку.
— Дыхание у неё ровное, — сказал Дриззт, и Джарлаксл кивнул.
— Снадобья помогли, — сказал Джарлаксл. — В некоторой мере магия ещё предсказуема.
— Ба! Но она ещё ни слова не промолвила, — сказал Бруенор.
— Я погрузил её в транс, — объяснил Джарлаксл. — Это для её же блага. Простенькое заклинание, — доверительно прибавил он, когда увидел подозрение в глазах Дриззта и Бруенора. Он вытащил из своего облачения подвеску со свисающим рубином, необыкновенно схожим с тем, что носил Реджис.
— Эй, это что ещё! — воскликнул Бруенор, резко натягивая вожжи и останавливая повозку.
— Это не рубин Реджиса, — заверил его Джарлаксл.
— Он был у тебя в Лускане, — вспомнил Дриззт.
— Временно, — сказал Джарлаксл. — Достаточно для того, чтобы мои мастера сделали точную копию. Глядя на уставившихся с неодобрением на него Дриззта с Бруенором, он просто пожал плечами и добавил:
— Это то, чем я занимаюсь.
Бруенор с Дриззтом посмотрели друг на друга и только вздохнули.
— Я ничего не крал у него, хотя мог бы проделать это с лёгкостью, — запротестовал Джарлаксл. — Я не убил ни его, ни тебя, хотя мог бы…
— Проделать это с лёгкостью, — Дриззт вынужден был согласиться.
— Когда ты сможешь освободить её от транса? — спросил Дриззт.
Джарлаксл опустил взгляд на Данику, казавшуюся в тот момент более чем спокойной, и хотел было сказать «Скоро», но слова не успели сорваться с его языка. Рука Даники выстрелила вверх, хватая цепь, на которой висела красная подвеска. Изогнувшись в резком развороте, что со стороны выглядело так утончённо и просто, она вскочила с кровати, обернув цепь вокруг шеи вздрогнувшего Джарлаксла, и натянула её у него за спиной, удерживая дроу в поразительном удушающем захвате.
— Тебе говорили, чтобы ты больше никогда не возвращался, Джарлаксл Бэнр, — сказала Даника ему в ухо, находясь позади тёмного эльфа.
— Твоя благодарность поражает меня, леди, — с трудом проговорил дроу ей в ответ.
Он весь напрягся, когда Даника потянула за цепь.
— Протяни — ка свои руки ещё поближе к оружию, дроу, — вкрадчиво сказала она. — Я могу сломать твою шею также легко, как сухую ветку.
— Немного не поможешь? — прошептал Джарлаксл Дриззту.
— Даника, отпусти его, — сказал Дриззт. — Он нам не враг. Не сейчас.
Даника слегка ослабила хватку и скептически посмотрела сначала на следопыта, затем на Бруенора.
Дриззт толкнул локтем безмолвного дварфа.
— Рад наконец увидеть тебя, леди Даника, — сказал Бруенор. — Король Бруенор к твоим усл.. — Дриззт снова пихнул его.
— Ах, да, отпусти этого крысёныша, — попросил он её. — Это Джарлаксл дал тебе зелья, которые спасли твою шкуру, к тому же он помогает мне с моей дочкой.
Даника перевела взгляд с одного на другого, затем посмотрела на Кэтти-бри.
— Что с ней случилось? — спросила она, отпуская Джарлаксла, который тут же отодвинулся от неё подальше.
— Никогда не думал, что увижу, что Джарлаксла возможно так просто поймать, — заметил Дриззт.
— Разделяю твоё изумление, — согласился наёмник.
Дриззт улыбнулся, наслаждаясь моментом. Затем перемахнул через край повозки, и, миновав Джарлаксла, подошёл к Данике, которая стояла, прислонившись к заднему борту.
— Больше не стану недооценивать её, — тихо пообещал себе Джарлаксл.
— Вы должны доставить меня к храму Парящего Духа, — сказала Даника, и Дриззт кивнул.
— Туда мы и держим путь, — объяснил он. — Кэтти-бри была ранена разрушающимся Плетением — чем — то вроде голубого пламени. Похоже, она заточена в своём собственном сознании, в тёмном месте со множеством ползающих тварей.
Даника оживилась после этого описания.
— Ты видела их? — подметил Джарлаксл.
— С длинными руками, короткими ногами — практически безногие — твари с серой кожей атаковали храм Парящего духа прошлой ночью, — объяснила она. — Я была в разведке..
Она умолкла и сделала глубокий вздох.
— Айвен Валуноплечий мёртв, — добавила женщина. Бруенор что-то воскликнул, а Дриззт вздрогнул. За стеной повозки скорбно простонал Тибблдорф Пвент.
— Это был дракон — драколич, дракон — нежить… и нечто более…
— Драколич? — перебил Джарлаксл.
Мёртвый дракон ходит,
Болтает и бродит,
Мёртвый дракон на нас злится,
Любопытно, что же дальше случится?! — срифмовал Атрогейт, а Тибблдорф Пвент с уважением кивнул, вызывая у Бруенора злобный оскал.
Потрясённая Даника уставилась на ненормального Атрогейта.
— Ты должна признать, что не каждый день кому — либо доводится узреть драколича, — невозмутимо заметил Джарлаксл.
Даника выглядела ещё более потерянной.
— Нечто ещё более странное, ты хотела сказать? — напомнил Джарлаксл.
— Его прикосновение — смерть, — объяснила монахиня. — Я поняла это, следуя по его следам — они вызвали полное опустошение. То, чего коснулся зверь, погибло. Деревья, трава, всё.
— Никогда не слышал о такой штуке, — сказал Бруенор.
— Когда я увидела эту гигантскую ужасную тварь, то поняла, что была права. Всего лишь прикосновение несёт смерть. Он — воплощение смерти, и даже больше — его рог на голове светится силой, — продолжила Даника. Она закрыла глаза, будто заставляя себя вспоминать вещи, которые вспоминать не хотелось. — Думаю, это был…
— Креншинибон, хрустальный Осколок, — сказал Джарлаксл, кивая с каждым словом.
— Да.
— Опять эта проклятая штука, — проворчал Бруенор. — Туда ты и направляешься. Ты так и не сломал его.
— Зато это сделал я, — поправил Джарлаксл. — В этом, я боюсь, и кроется наша проблема.
Бруенор просто потряс своей волосатой головой.
Даника показала на расположенный не так далеко на севере пик.
— Он управляет ими. — Она посмотрела прямо на Джарлаксла. — Я так полагаю, что тот дракон — Гефестус, огромный красный зверь, чьё дыхание, как мы думали до сих пор, уничтожило артефакт.
— Это определённо Гефестус, — заверил её Джарлаксл.
— Я надеюсь, вы, наконец, объясните нам, о чём тут речь? — заворчал Бруенор.
— Я уже говорил тебе о своих опасениях, — сказал Джарлаксл. — Дракон и личи, которые каким— то образом освободились из своего заточения в артефакте, который сами же и создали.
— Хрустальный осколок, — сказала Даника, слегка постукивая себя по лбу. — У драколича здесь.
— С силой, умноженной магией от разрушающегося Плетения, — сказал Джарлаксл. — Всё из — за столкновения миров.
Потрясённая Даника посмотрела на него.
— Я тоже мало что знаю, леди Даника, — объяснил Джарлаксл. — Я всего лишь предполагаю. Но всё, что касается происходящего, указывает на то, что я прав. — Он посмотрел на Кэтти-бри, в её открытые, но всё ещё невидящие глаза. — Её несчастье — это те твари, восставший из мёртвых дракон…всё это — часть одной катастрофы, размах которой мы всё ещё не знаем.
— Затем мы и пришли сюда, чтобы выяснить, — сказал Дриззт. — И для того, чтобы привезти Кэтти-бри к Кэддерли в надежде на то, что он может помочь ей.
— Мне кажется, что и вам наша помощь понадобится тоже, — сказал Бруенор Данике.
Женщина могла лишь вздохнуть и беспомощно кивнуть, соглашаясь. Она посмотрела на отдалённую скалу — логово драколича и хрустального Осколка, на могилу Айвена Валуноплечего. Она старалась не смотреть дальше, но не могла справиться с собой. Она боялась за своих детей.
Это была не просто независимая мысль, понимал Яраскрик. Это было независимое желание.
Такие вещи допускать нельзя. Семь личей, создавших Хрустальный осколок, были подавлены единой силой Креншинибона. Они не могли ничего сказать по существу, не имели значимых мнений или желаний.
Но проницательный иллитид увидел за просьбой Фетчигрола желание. Желая, чтобы три мастера объединились в Короля Призраков, существо действовало не из некой целесообразности или принуждения. Фетчигрол чего — то хотел.
И присоединение Креншинибона к внутреннему конфликту, назревающему в Короле Призраков, не имело бы значения, если бы не поддержка лича, ставшего призраком.
Яраскрик мысленно попросил Гефестуса отказать личу и попытался внушить ему чувство глубокой тревоги, но ему пришлось быть очень осторожным, чтобы хрустальный осколок не узнал об этом.
Иллитид не знал, уловил ли дракон скрытый подтекст его мысли или Гефестусу, по — прежнему недолюбливающему Яраскрика, просто наплевать. Ответ дракона пришел в виде рёва, как и хотел Фетчигрол.
— Сколько ещё мы можем выпускать существ из изменившегося Царства Теней, пока не потеряем над ними контроль? — вслух произнес Яраскрик.
Гефестус завладел контролем надо пастью драколича, чтобы ответить. — Ты боишься этой кучки кусков плоти?
— В Царстве Теней не одни только черви, — ответил Яраскрик после непродолжительной борьбы за возвращение контроля над голосом. — Будет лучше, если для нашей армии мы используем нежить с нашего плана — её количество практически безгранично.
— Но они бесполезны! — прорычал драколич, сотрясая камни в комнате. — Безмозглые…
— Но контролируемые, — перебил иллитид. Слова смешались, когда два существа боролись за физический контроль над телом.
— Мы Король Призраков! — проревел Гефестус. — Мы главные.
Яраскрик начал сопротивляться, но остановился, сообразив, что Фетчигрол стоит перед ним, кивая. Он чувствовал удовлетворение, исходящее от призрака, и знал, что Креншинибон встал на сторону Гефестуса, что Фетчигролу было позволено вернуться в Кэррадун и поднять огромную армию нежити, чтобы найти и убить тех людей, что бежали в туннели.
Его удовлетворение! Почему Гефестус не может осознать опасности независимых эмоций, исходящих от семи личей? У них не было иного удовольствия, кроме служения ему, но Фетчигрол действовал, исходя из собственных желаний, а не потому, что был вынужден служить большинству. Его обнаружил Солме, который перешел в Царство Теней, чтобы собрать армию, пока Фетчигрол воскрешал мертвецов, чтобы реализовать свои планы. Из — за того, что столь многим удалось сбежать из Кэррадуна, у призрака возникло ощущение провала, и он решил исправить ситуацию.
Но это не должно было его беспокоить. Почему Гефестус не понимает этого?
«Мы сильнее с опытными командующими», — появилась вдруг мысль, и Яраскрик знал, что это Креншинибон, который не станет говорить вслух при помощи голоса дракона.
— Они не осмелятся нам перечить, — согласился Гефестус. — Давайте, используем их ярость.
«Но чего мы добьемся?» — подумал Яраскрик, осторожно отгородившись от других. — «Какая нам выгода от преследования сбежавших? Почему каждый из них должен тратить время, заботясь о смерти беженцев?»
— Твоя осторожность начинает утомлять, — сказал драколич, когда Фетчигрол вышел из пещеры, направляясь в Кэррадун.
Когда Яраскрик начал понимать, что это говорит Гефестус, возникла пауза, так как выбор слов и тембр голоса свидетельствовали о более обоснованном замечании, чем обычный рев Гефестуса. — Разве мы не можем уничтожать просто ради удовольствия?
У иллитида не было физического тела, соответственно, у него не было пяток, но Яраскрик определенно переступил на них в этот разоблачающий момент. Он не смог спрятать свои мысли от этих двоих. Пожирателю разума негде скрыться от …
От кого?
Ответил разум дракона, читая каждую его мысль как будто свою собственную.
В этот момент Яраскрик понял, что связь между Гефестусом и Креншинибоном была глубокой, они действительно стали одним существом, одним разумом.
Иллитид не мог даже попытаться скрыть свой страх, так как его ожидала все та же участь. Будучи пожирателем разума, Яраскрик имел прекрасное представление о том, что такое объединенный разум — на его подземной родине сотни таких, как он, соединялись вместе в общем вместилище интеллекта, идеологии и ментальной мощи. Но это были другие иллитиды, равные существа с равным интеллектом.
— Король Призраков сильнее твоей родни, — ответил голос драколича. — Этого ты боишься?
Каждая мысль была открыта ему!
— Для тебя есть место, Яраскрик, — пообещал король теней. — Гефестус — это инстинкт, ярость и физическая мощь. Креншинибон — это совокупность практически вечной мудрости и бесстрастности — иначе говоря, рассудительности — истинного бога. Яраскрик — это независимость далеко простирающихся планов и понимание парадоксальности объединенных миров.
Одно слово, спрятанное в самом центре этого заявления о могуществе, открыло Яраскрику правду: рассудительность. Из всех частей предложенного целого рассудительность стоит наверху иерархии, и отождествляется она с Креншинибоном. Дракон будет реактивом, иллитид будет предоставлять информацию, а Креншинибон — все контролировать.
Это Креншинибон, понял Яраскрик в этот страшный момент, даровал личам большую независимость, и лишь потому, что хрустальный осколок знал, что они так и останутся рабами своего последнего творения.
Последним шансом Яраскрика было справиться с Гефестусом, убедить дракона, что он потеряет свою личность в этой совершенно рабской роли.
В ответ на эту не скрытую мысль драколич рассмеялся внушающим ужас, скрежещущим смехом.
Солме перехитрил Фетчигрола. Столетия назад он и еще пятеро личей объединились в общем стремлении — полном слиянии в уникальный артефакт огромной мощи, способный существовать вечно. Фетчигрола не заботило, что Солме превзошел его. Объяснение Креншинибона было указанием, а не принуждением.
Призрака, представлявшего собой нечто большее, чем Фетчигрол, инструмент, служащий Креншинибону, это не беспокоило.
Но это беспокоило Фетчигрола. Когда позже этой же ночью он стоял в доках разрушенного Кэррадуна, проникнув сквозь астральные планы в Царство Теней, он чувствовал эйфорию. Свою собственную, а не Креншинибона.
Когда его разум вернулся в Абер — Торил, обладая властью над межпространственным разломом, и прорвал границы, он получил огромное удовольствие — собственное, а не Креншинибона — от сознания того, что следующее поучительное наставление будет направлено Солме, а не ему.
Скопившиеся черви хлынули сквозь разлом. Фетчигрол не контролировал их, но вел, показывая небольшую бухту как раз на севере пристани, где успокаивались воды озера Импреск и начинался комплекс туннелей. Черви не боялись туннелей. Они любили тёмные расселины, и ни одно существо во вселенной не могло больше наслаждаться охотой, чем ненасытные, толстые твари из Царства Теней.
Множество червей проползло сквозь разлом, покуда тот не стал сворачиваться, и пространство не стало восстанавливаться, возвращаясь к естественному виду. Благословление Креншинибона ясно прозвучало в сознании разгоряченного Фетчигрола, и он снова широко открыл его.
И снова он разорвал пространство, когда разлом спустя некоторое время стал уменьшаться. Он делал это, зная, что каждый такой разрыв ослабляет ткань, разделяющую миры. Ткань, которая была реальностью того, что существовало всегда, являлась единственным средством контроля. Постепенно третья дыра стала затягиваться.
Но Фетчигрол раскрыл ее снова!
С каждым разом все меньше червей приходило через дыру, и сумрачная темная область, населенная призраками, практически опустела.
Фетчигрол, не собиравшийся уступать Солме, проник еще глубже в Царство Теней. Он опрометчиво бросил зов до самых границ сумрачной равнины, до краев, которые не мог даже увидеть.
Он ничего и не увидел и не услышал. Тварь, как порождение тени, двигалась совершенно бесшумно. Черное облако опустилось на призрака, полностью поглотив его.
В этот ужасающий момент он понял, что потерпел неудачу. Но проблема была не в этом, а в том, что не было никакой надежды избежать этой катастрофы.
Просто поражение. Полное, абсолютное и бесповоротное. Фетчигрол глубоко это ощутил. Это поглощало все мысли, которые могли бы быть у него в этот момент.
Призрачный дракон не мог пройти сквозь разлом, но ухитрился просунуть голову достаточно далеко, чтобы сомкнуть свои огромные челюсти на потерявшем надежду призраке.
Фетчигролу некуда было бежать. Перейдя на другой план, он лишь предстал бы перед ужасным драконом по ту сторону разлома. Он и не хотел бежать, отчаяние, проникшее в него с чёрным облаком, выпущенным драконом, заставило его предпочесть смерть.
Итак, он был уничтожен.
В Царстве Теней дракон покинул место разрыва в пространстве, но запомнил его, надеясь, что вскоре оно расширится достаточно, чтобы его пропустить. Когда он ушел, другие твари нашли путь к проходу.
Темнокрылы, огромные чёрные летучие мыши, широко раскрыв свои кожистые крылья, взмыли над руинами Кэррадуна, страстно желая полакомиться легкой добычей материального мира.
Зловещие, наводящие ужас духи, человекообразные, истощённые и одетые в тёмные рваные лохмотья, способные высасывать жизненные силы жертвы одним касанием, медленно прибывали через разлом охотничьими группами.
И ночной странник, гигантское лысое существо, похожее на человека двадцати футов ростом, мускулистый, обладающий силой горного великана, протискивался сквозь щель на берег озера Импреск.
В пещере на отвесной скале Король Призраков уже всё знал. Фетчигрола больше нет, его энергия упущена, потеряна для них.
Яраскрик был иллитидом. А иллитиды были созданиями бесчувственной логики и не стали бы тайно злорадствовать, но драконы были эмоциональными существами, и поэтому, когда иллитид заметил, что был прав в своем суждении по поводу плана Фетчигрола, в ответ его окатила волна ярости.
Ярости их обоих — Креншинибона и Гефестуса.
Некоторое время Яраскрик не понимал согласия хрустального Осколка с переменчивым зверем. Креншинибон также был артефактом с практическим и логическим складом мышления. Бесчувственным, как и иллитид.
Но в отличие от иллитида Креншинибон был амбициозен.
В этот момент Яраскрик понял, что их связь не будет прочной, что триумвират в сознании драколича не будет и не сможет оставаться надежным. Он подумал о том, чтобы найти для себя другого носителя, но сразу же отбросил эту мысль, понимая, что, в конце концов, не было никого могущественнее драколича, и, что Гефестус просто не оставит иллитида в живых.
Ему придется бороться.
Гефестус был полон гнева и злобы, находясь на волне ярости, и иллитид стал методично наступать, нанося удары по его слабым местам логикой и умозаключениями, напоминая своему оппоненту о бесспорных истинах, так как лишь эти истины — опрометчивость широкого открытия врат на неизвестный план и необходимая осторожность в противостоянии такому могущественному противнику, как объединенная мощь храма Парящего Духа — могли служить основанием, на котором он строил свои доводы.
С каждой минутой спора Яраскрик превосходил своего оппонента. Простая истина и логика были на его стороне. Иллитид бил по его слабым местам, неоднократно взывая к разуму встать над яростью, надеясь добиться расположения Креншинибона, кто, как он боялся, в конечном счете, и определит исход их борьбы.
Битва внутри превратилась в неконтролируемые разрушения снаружи, когда тело драколича стало бить и царапать, выдыхать пламя, плавившее камни и всё, находящееся рядом, и бросаться на стены, сотрясая всю скалу.
Постепенно ярость Гефестуса начала затихать, и внутренняя борьба сошла на нет, превратившись в обычный диалог и рассуждения. Под руководством Яраскрика Король Призраков стал размышлять, как компенсировать потерю Фетчигрола. Зверь начал мириться с прошлым и просчитывать следующий шаг в более значительной и важной битве.
Яраскрик позволил себе испытать легкое удовлетворение от победы, прекрасно понимая её временный характер и вполне ожидая новых битв с Гефестусом перед тем, как всё, наконец, закончится.
Иллитид обратил свои мысли и доводы к вполне реальной возможности того, что гибель Фетчигрола говорит о слишком глубоком проникновении призрака в то, что когда — то было теневым Планом. Но по причинам, всё еще неизвестным Королю Призраков, теневой План стал чем — то большим и более опасным. Также, казалось, он стал ближе к первичному материальному Плану, и, в таком случае, к чему все это приведёт?
Креншинибону было все равно, при помощи этого хаоса Король Призраков станет только сильнее.
А если через разлом придет опасная и слишком мощная организованная сила, Король Призраков может просто улететь. Хрустальный Осколок, понял Яраскрик, был куда более обеспокоен потерей двух из семи личей.
Гефестусу же оставалась только неослабевающая, кипящая злоба, и больше всего его сознание раздражала невозможность отомстить тем, кто разрушил жизнь дракона.
Пока Яраскрик думал о сроках наступления и о том, как создать более широкий путь, а Креншинибон сосредоточился на оставшихся пяти личах и на том, не требуются ли какие — нибудь восстановления, дракон лишь постоянно требовал немедленного нападения на храм Парящего Духа.
Сейчас они были не одним целым, но тремя разными его частями, и для Яраскрика грани, разделявшие триумвират, бывший Королем Призраков, были устрашающими и непроницаемо плотными, как никогда ранее. Так иллитид пришёл к неизбежному выводу, что ему нужно стать главным и подчинить союз своей господствующей воле и интеллекту.
И он надеялся, что ему удастся скрыть эти амбициозные замыслы от его слишком близких товарищей.
— Мы — пустота! Ничего нет! — кричал бушевавший перед аудиторией в храме Парящего Духа жрец, сопровождая каждое слово топаньем ног. Засохшая кровь на его лице, волосах, и рана на плече, казавшаяся более серьёзной, чем была на самом деле, подтверждали его рассуждения. Безусловно, он оказался самым удачливым из пятерых человек, отправившихся в Снежные Хлопья, потому что одна из выживших потеряла ногу, а другая была обречена на ампутацию, да и то, если бедная женщина выживет.
— Сядь на место, Менлидус, старый ты дурень! — завопил один из жрецов. — Ты думаешь, эта тирада поможет?
Кэддерли с сомнением надеялся, что их собрат Менлидус, жрец Денеира, последует его совету, что ему не придётся вмешиваться затем, чтобы заставить замолчать этого рассерженного человека, так как тот был старше него на десяток лет, а уж выглядел, по крайней мере, на три десятка старше. Кроме того, Кэддерли понимал причину этой вспышки жреца и не был так уж не согласен с этими отчаянными заключениями. Кэддерли также не мог связаться с Денеиром и боялся, что его бог навсегда оказался потерянным, словно Денеир каким — то образом записал себя в числовой лабиринт, которым являлся Метатекст.
— Я — дурак? — произнёс Менлидус, прекратив кричать и остановившись. На его лице появилась кривая улыбка. — Я обрушивал столбы пламени на противников нашего бога. Или ты позабыл, Донрей?
— Конечно, нет, — ответил Донрей. — Также я не забыл время неприятностей и множество других безнадёжных ситуаций, из которых мы вместе выбирались.
Кэддерли одобрительно промолчал на эти слова, а когда окинул взглядом собравшихся людей, понял, что и каждый их одобряет.
Тем не менее Менлидус рассмеялся.
— Не из таких, как эта, — сказал он.
— Мы не можем утверждать этого, пока не узнаем в чём причина.
— В безрассудстве наших жизней, друг мой, — спокойно сказал побеждённый Менлидус. — Всех нас. Взгляни на нас! Художники! Живописцы! Поэты! Мужчины и женщины, дварфы и эльфы, которые ищут глубокий смысл в искусстве и вере. Художники, те, кто вызывает у нас эмоции глубиной своих картин и набросков, кто умно помещает на них пару слов для драматизма. Его хихиканье прекратилось. — Или мы — иллюзионисты?
— Ты сам не веришь в это, — сказал Донрей.
— Мы все верим нашим собственным иллюзиям — парировал Менлидус. — Потому что мы должны. Поскольку альтернатива, идея, что больше ничего нет, что всё это — плод воображения, дабы поддержать здравомыслие, слишком ужасна, не так ли? Ибо правда, заключенная в том, что эти боги, которым мы поклоняемся, не бессмертные существа, а обманщики, обещающие нам вечность, дабы мы служили им, в конечном счёте, потрясает и ввергает в отчаяние, не так ли?
— Я считаю, мы услышали достаточно, брат, — произнесла женщина, известная волшебница, которая также владела и жреческой магией.
— Правда?
— Да, — ответила она, и нельзя было ошибиться в тоне голоса, не совсем угрожающем, но точно ожидающем повиновения.
— Все мы — жрецы, все до одного, — сказал Менлидус.
— Не совсем, — возразило несколько волшебников, рассмешив окровавленного жреца.
— Да, все, — ответил Менлидус. — То, что мы называем божественным, вы называете тайным — наши алтари не так уж сильно различаются!
Кэддерли не мог не вздрогнуть, услышав утверждение, что всё волшебство происходило из одного источника. Это вернуло его в дни молодости, в его любимую библиотеку. Тогда он был молодым жрецом и также задавался вопросом, были ли «божественное» и «тайное» не более чем разными видами одной и той же энергии.
— Запомни, что мы можем многое менять, мы не приверженцы догм! — крикнул один волшебник, и в зале поднялся шум, волшебники и жрецы стали спорить друг с другом.
— Тогда, быть может, я разговариваю не с вами, — сказал Менлидус после того, как Кэддерли угрюмо посмотрел на него. — Но для нас, жрецов, не мы ли те, кто утверждают, что говорят правду? Божественную правду?
— Достаточно, брат, умоляю, — сказал тогда Кэддерли, понимая, куда клонит временно успокоившийся Менлидус, и ему всё это не нравилось.
Сохраняя спокойное выражение, он медленно направился к Менлидусу. На самом деле, он был далеко не так безмятежен, поскольку давно ничего не слышал о Данике и пропавших детях. Мысли о них так и кружились в его голове.
— Мы — нет? — заорал на него Менлидус. — Кэддерли, служитель Денеира, свыше других создателей Парящего Духа при хорошем слове и могуществе Денеира не должен сомневаться в моих утверждениях!
— Всё более запутанно, чем кажется, — сказал Кэддерли.
— Разве твой опыт не подсказывает, что наши заповеди не глупая догма, а скорее божественная правда? — спорил Менлидус. — Если ты был всего лишь посредником Денеира в строительстве этого внушающего вдохновение собора, этой библиотеки для всего мира, разве ты не смеёшься перед лицом сомнений, высказанных нашими мирскими друзьями?
— Порой, все мы можем сомневаться, — ответил Кэддерли.
— Мы не можем! — воскликнул Менлидус, топнув ногой. Казалось, это телодвижение сбило его, внезапно налетевшая слабость вынудила резко опустить широкие плечи.
— И всё же, мы должны, ибо нам показывают правду. Он посмотрел на бедную Дахланию, у которой ампутировали ногу и которая сейчас лежала при смерти. — Я молил о благословенном исцелении, — пробормотал он. — Даже о любых простых чарах, чтобы облегчить её боль. Денеир не ответил на эту просьбу.
— Есть кое — что большее, чем этот печальный рассказ, — пояснил спокойно Кэддерли. — Ты не можешь винить…
— Вся моя жизнь была посвящена служению ему. И в этот момент, когда я призываю его для исполнения отчаянной просьбы, он игнорирует меня.
Кэддерли глубоко вздохнул и положил руку на плечо Менлидуса в знак утешения, однако тот возбужденно отдёрнул плечо в сторону.
— Потому что мы — жрецы пустоты! — закричал на всю комнату Менлидус. — Мы изображаем мудрость и понимание и обманываем самих себя в видении окончательной правды в линиях живописи, или слепках скульптуры. Мы помещаем смысл туда, где его нет, и если истинные и какие — нибудь другие боги ушли, они, несомненно, изрядно повеселились над нашими жалкими иллюзиями.
Кэддерли не нужно было смотреть на собравшихся и на их утомлённые лица, чтобы понять, что среди них распространялась испытывающая волю и веру опухоль, которая грозила сломить всех. Он собирался было приказать вывести Менлидуса из помещения и сильно и громко отчитать, но затем передумал. Менлидус не создавал болезнь, а просто кричал о ней.
Кэддерли не мог найти Денеира — его мольбы также оставались без ответа. Он боялся, что Денеир навсегда покинул его, что очень любознательный бог записал себя в Плетение, или потерялся в его бесконечной путанице. Тем не менее, Кэддерли нашёл силу в сражении с тварями из Тени, призвав столь сильные чары, словно сам Денеир послал их.
Он одновременно верил и боялся, что эти чары были посланы не тем, кого он называл Денеиром. Он не знал, что случилось, что за существо даровало ему мощь, чтобы освящать землю под ногами таким волшебством.
И это беспокоило больше всего.
Утверждение Менлидуса справедливо: если боги не были бессмертными, то было ли ещё место для их оставшихся последователей?
Если боги более не были столь мощными и мудрыми, чтобы победить прибывшее в Фаэрун зло, на что оставалось надеяться?
И, хуже того: что было причиной всего этого? Кэддерли отогнал ошеломляющую мысль сразу после того, как она возникла, но это действительно волновало умы собравшихся там людей.
В последний раз Менлидус выплюнул эту угнетающую литанию: “Мы жрецы пустоты”.
— Мы уходим, — сказал Менлидус Кэддерли на следующее утро после устрашающе тихой ночи. Эта передышка не помогла Кэддерли, Даника ещё не вернулась. Никаких известий ни о жене, ни о пропавших детях, и, на худой конец, Денеир всё ещё не ответил на отчаянные мольбы Кэддерли.
— Мы? — ответил он.
Менлидус вышел и прошёл через зал, в сторону, где стояло около дюжины снаряженных в дорогу мужчин и женщин.
— Вы все уходите? — недоверчиво спросил Кэддерли. — Над храмом Парящего Духа нависла угроза нападения, а вы собираетесь бросить…
— Денеир покинул меня. Я не бросал его, — ответил Менлидус резко, но совершенно спокойно. — Поскольку их боги покинули их, поскольку Плетение оставило троих из них, волшебников, которые сочли, что их жизни, как и мою, преследует злая шутка.
— Не потребовалось много, дабы покачнуть твою веру, Менлидус, — бранил его Кэддерли. Хотя он сразу захотел забрать свои слова обратно, когда услышал, что они покидают его. В этот наихудший момент бедный жрец сам страдал от провалов в магии и видел, как его друг умер из — за такого провала. Кэддерли знал, что не имел права осуждать такое отчаяние, даже если не был согласен с выводами этого человека.
— Возможно, нет, Кэддерли, избранный Ничем, — ответил Менлидус. — Я лишь знаю о том, что я чувствую, во что верю, или больше не верю.
— Куда вы собираетесь?
— Сначала в Кэррадун, затем я планирую идти в Кормир.
Кэддерли приободрился, услышав это.
— Конечно, твои дети, — сказал Менлидус. — Не бойся, мой давний друг, хотя я более и не разделяю твой энтузиазм к нашей вере, я не забыл о дружбе с Кэддерли Бонадьюсом и его семьёй. Не сомневайся, мы будем искать твоих детей и убедимся, что они в безопасности.
Кэддерли кивнул в ответ, он и не хотел ничего более.
Однако он чувствовал себя обязанным указать.
— Вам предстоит опасная дорога. Возможно, вам следует остаться, и я не буду лгать — вы нужны нам здесь. Мы недавно отразили последнее нападение и не имеем понятия о том, что может прийти к нам в следующий раз. Наши тёмные враги собрали силы, в чём уже убедилось много наших измученных патрулей.
— Мы достаточны сильны для того чтобы пробиться через них, — ответил Менлидус. — Я бы порекомендовал тебе убедить всех идти с нами. Покинуть храм Парящего Духа, ведь это библиотека и собор, а не крепость.
— Это служение Денеиру. Я не могу оставить его, так, как я не могу оставить того, кем я являюсь.
— Жрец пустоты?
Кэддерли пришлось вздохнуть, Менлидус потрепал его по плечу.
— Все они должны пойти с нами, Кэддерли, мой давний друг. Для всеобщего блага нам нужно спуститься в Кэррадун одной мощной группой. Я советую покинуть это место, собрать армию, вернуться и…
— Нет.
Менлидус посмотрел на него, но не стал возражать, поскольку не сомневался в окончательности решения Кэддерли.
— Моё место здесь, в храме Парящего Духа, — сказал Кэддерли.
— До самого конца? — Кэддерли даже не моргнул.
— Ты приговариваешь остальных к той же судьбе? — спросил Менлидус.
— Они сами сделали свой выбор. Я действительно полагаю, что здесь мы будем в большей безопасности, чем там, на открытом пространстве. Сколько бедствий повстречали патрули, включая и твой? Здесь у нас есть шанс защититься. Там же мы сражаемся на территории врага.
Менлидус недолго обдумывал слова Кэддерли, а затем фыркнул и махнул рукой людям, чтобы те выдвигались. Они подняли сумки, щиты, оружие и последовали за мужчиной в коридор.
— Нам оставляют меньше пятидесяти человек для защиты Парящего Духа, — заметила подошедшая к Кэддерли Джинанс, когда ушёл рассерженный отрёкшийся жрец. — Если ползуны нападут с такой же силой, как в первый раз, они сильно прижмут нас.
— Сейчас мы более подготовлены к нападению, — ответил Кэддерли. — Кажется, орудия более надёжны, чем чары.
— Так и есть, — сказала Джинанс. В боевых условиях зелья и волшебные палочки исправно выполняли свою задачу, в то время как чары либо не попадали, либо попадали, но не оказывали никакого воздействия.
— У нас есть много микстур. У нас есть палочки, жезлы и посохи, зачарованное оружие и щиты, — перечислял Кэддерли. — Убедись, что они должным образом распределены, когда расставишь оборону защищать каждую стену.
Кивнув, Джинанс собралась было идти, но Кэддерли остановил её и добавил: — Догони Менлидуса и предложи ему для его путешествия всё, чем мы можем поделиться. Боюсь, его отряд будет нуждаться во всём, что мы можем дать, а также хотя бы в маленькой толике удачи, чтобы спуститься со склона горы.
Стоявшая в дверях Джинанс улыбнулась и кивнула: — Просто если он отказывается от Денеира, это не значит, что Денеир отказывается от него, — сказала она.
Кэддерли выдавил из себя слабую улыбку, всё время боясь, что Денеир, возможно, по неосторожности из — за сложившихся обстоятельств, не зависящих от него самого, уже давно сделал это со всеми ними.
Но у Кэддерли не было времени размышлять над этим, напомнил он себе, не было времени думать об отлучившейся жене и о пропавших детях. Он получил какую — то магию, когда нуждался в ней. Для всеобщей пользы он должен был изучить источник того волшебства.
Но как только он только начал свои размышления, крики прервали его.
Их враги не ждали заката.
Кэддерли помчался вниз по лестнице, стягивая оружие и промчавшись прямо перед Джинанс.
— Менлидус, — кричала она, указывая на открытые главные двери.
Кэддерли побежал туда, но отступил, задохнувшись. Менлидус возвращался со своим отрядом: они шли на несгибаемых ногах, с висевшими по бокам руками и пустым пристальным взглядом мертвых глаз — у тех, кто ещё имел их.
Вокруг зомби появились ползающие твари, извиваясь и прыгая на полной скорости.
— Удачной битвы! — крикнул Кэддерли своим защитникам. На каждой стене, в каждом окне и дверном проёме первого и второго этажей храма Парящего Духа были люди — жрецы и волшебники, приготовившие щиты и оружие, волшебные палочки и свитки.
В нескольких сотнях метров впереди, над ними, сверкнула вспышка и показалось пламя, распространившееся выше ветвей стоящих поодаль на высоком горном хребте возле дороги деревьев. Дриззт, Джарлаксл и Бруенор, сидевшие на месте возницы вздрогнули, когда позади них оживилась Даника.
— Это храм Парящего Духа, — заметил Дриззт.
— Что это? — спросила Даника, стремглав подбежав к скамье и посмотрев между Дриззтом и Бруенором.
Столб чёрного дыма начал подниматься в небо над деревьями.
— Это… — затаив дыхание произнесла Даника. — Едем быстрее!
Дриззт внимательно посмотрел на Данику, изумляясь тем, как быстро исцелилась женщина. Её тренировка и дисциплина вкупе с зельями Джарлаксла и способностями монаха великолепно восстановили её.
Дриззт напомнил себе поговорить с Даникой о её тренировках, потом резко прервал эту мысль и подтолкнул Бруенора. Поняв его намерение, дварф кивнул и выпрыгнул из повозки, быстро следуя за Дриззтом. Бруенор окликнул Пвента, когда они оказались позади фургона, напротив заднего борта.
— Подстегни их сильнее! — скомандовал Джарлакслу Дриззт, когда трио было готово. Дроу схватил вожжи и подхлестнул мулов, в то время как троица, находящаяся позади, подставила плечи к повозке и толкала изо всей силы, неистово передвигая ногами и помогая фургону подняться на крутой склон.
Даника выбралась к ним, и, хотя она вздрагивала, когда подставляла к фургону травмированное плечо, тоже продолжала толкать.
Когда они одолели перевал, Джарлаксл закричал: “Запрыгивайте!”, и четвёрка зацепилась, подтянув ноги, когда фургон начал набирать скорость. Это продолжалось недолго, поскольку перед ними лежал другой крутой подъём. Мулы напряглись, как и четвёрка, а фургон медленно продолжил движение. Прямо на их пути возникли силуэты ползучих тварей, но, прежде чем Джарлаксл успел предупредить об этом остальных, другая фигура, дварф на пламенном адском борове, выскочила из кустов с противоположной стороны дороги. Струйки дыма поднимались от ветвей позади него. Атрогейт буквально взбороздил ряды монстров — демонический кабан, подпрыгивая и топая копытами, посылал кольца пламенных взрывов. Один ползун был забодан и отброшен далеко в сторону, другой оказался затоптан дымящимися копытами, но у третьего, возле другой стороны дороги, было время отреагировать и использовать свои мощные конечности, чтобы увернуться и высоко подскочить над фыркающим боровом, прямо на пути Атрогейта.
— Бахаха! — провыл Атрогейт, его кистени уже были раскручены.
Оба оружия, одновременно летевшие в монстра — справа снизу и слева сверху, соединились вместе и закрутили тварь в воздухе. Атрогейт мастерски без остановки завернул правую руку под левую, затем изменил импульс и дёрнул это оружие в обратную сторону. Оно сильно ударило существо прямо в уродливое лицо. Затем дварф добавил последний штрих — после первого удара призвал магию своего кистеня, и на шипах оружия выделилось взрывчатое масло.
Последовавшие за этим хлопок и вспышка продемонстрировали наблюдателям силу волшебства. Но даже без взрыва они быстро поняли, что у удара появилась дополнительная мощность, поскольку существо несколько раз кувырнулось в воздухе, прежде чем ударилось о землю.
Резко затормозив, Атрогейт рванул своего «скакуна» прямо в кусты на дальней стороне, кистени вращались, боров фыркал огнём.
После того, как фургон проехал, появился дварф, преследуя и на ходу избивая монстра, и когда существо упало мёртвым, Атрогейт быстро направился к своим компаньонам.
Дварф догнал их после того, как повозка одолела последний подъём, дорога заворачивала через узкую лесополосу прямо на открытое пространство великолепного храма Парящего Духа.
Существа, ползающие по лужайке, были такими же реальными, каковыми были и стены храма. Верхний угол здания находился в огне, чёрный дым валил из нескольких окон.
Атрогейт остановил своего борова между Бруенором и Пвентом.
— Ну же, дварфы, пошевеливайтесь! Мы отлупим их так, что заставим визжать!
Бруенор достал свой зазубренный топор и мельком взглянул на кивнувшего Дриззта, прежде чем выпрыгнул из — за фургона. Пвент уже нёс своё оружие и поэтому первым пошёл в сторону Атрогейта.
— Защищай моего короля! — потребовал у него Пвент, а в ответ Атрогейт произнёс сердечное “Бахаха”. Этого было достаточно Тибблдорфу Пвенту, чьё понятие “защищать” заключалось в том, чтобы устремиться вперёд так быстро и безумно, что множество стоящих по флангам врагов никогда не смогли бы создать там окружение.
— Ты оставляешь свинью? — спросил подошедший Бруенор.
— Да, с ней им можно хорошо представиться!
Атрогейт возглавлял состоящий из трёх дварфов клин, быстро несясь на борове в том темпе, который легко могли поддерживать остальные два бегуна.
Позади них Джарлаксл сохранял контроль над мулами и фургоном, глядя на Данику с Дриззтом.
— К боковой двери справа! — крикнула дварфам Даника.
Держа оголённые скимитары, Дриззт бежал около Джарлаксла.
— Пошли, пошли, пошли, — умоляла их Даника, когда перелезла через перила фургона в спальное место. — Я оставлю повозку в чистоте, а Кэтти-бри в безопасности.
Дриззт кинул на неё вопросительный взгляд, не желая везти беспомощную Кэтти-бри прямо в центр такого буйного сражения.
— Нам некуда бежать, — сказал Джарлаксл, ответив на его беспокойный взгляд. — Будем ли мы продвигаться вперёд или возвращаться назад, но если Кэддерли проиграет здесь, то с нами случится то же самое.
Дриззт кивнул и обернулся к своему компаньону.
— Очисти от врагов небольшую дорожку, и фургон продвинется, — объяснял Джарлаксл. — Очисти чуть больше и пройди чуть дальше.
— Когда мы выйдем на открытую местность, их там будет полно, — отозвался Дриззт, в очередной раз нервно взглянув на кровать фургона, где находилась его беззащитная возлюбленная.
— Тогда их можно убить больше и быстрее, — сказал Джарлаксл, дёрнув кончик шляпы, который оставил в его руках гигантское перо. Он призвал кинжал из зачарованного браслета на этой же руке, затем несколько раз щёлкнул пальцами, чтобы удлинить волшебное оружие в длинный меч.
Дриззт схватил уздечку ближайшего мула и потянул его за собой, прорываясь через лесополосу на открытое пространство, заполненное чудовищными ордами.
Прямо впереди он видел, как отчаянно продвигались Бруенор и другие дварфы.
Атрогейт выл и пришпоривал своего борова. Подняв вверх руки и скатываясь назад, он выскочил из седла и оказался позади фыркающего адского зверя.
Перед ними находились толпы монстров. Когда адский боров со злостью влетел в передние ряды осаждающих чудищ, выбивая своими копытами вспышки пламени, Атрогейт пошёл направо, раскручивая кистени. Они сталкивались с нападающими, разнося тех в клочья — твари взрывались под их тяжестью.
Тибблдорф Пвент пробивал ряды монстров шипами на доспехах, будто вызывая их найти слабость в его разрушительной броне. Весёлый мясник сражался свирепо. Используя всё своё многочисленное вооружение, он наносил удары ногами, бил кулаками, коленями, локтями, бодался головой — и просто в клочья рвал врагов. Тибблдорф Пвент совершенно справедливо был признан самым свирепым воином Мифрил Халла, точно так же, как и Атрогейт много лет назад в более крупном клане дварфов. Один за другим ползуны падали перед ними.
Но любой наблюдатель, который мог подумать, что эта пара воинов защищает короля, вскоре отказался бы от утверждения, что этот король нуждался в какой — либо защите.
Демонический боров споткнулся о путаницу рук и ударных клыков. Последний взрыв жалящего огня опалил чёрную плоть, когда боров вернулся на свой родной план обитания. Прежде чем эти ползуны смогли восстановиться после его внезапного испарения, среди них оказался новый противник.
Бруенор поразил группу ползучих тварей стремительным натиском. Его твёрдый щит ударил одну из тварей с такой силой, что оставил на груди существа отпечаток геральдики — пенящуюся кружку. Этим ударом ползун был отброшен назад. Бруенор открылся, выбрасывая руку со щитом налево, чтобы хлопнуть второе существо, и налетел с могучим рубящим ударом топора, который сломал ключицу третьему врагу, повалив его наземь. Завершив этот удар, Бруенор мгновенно высвободил топор и рубанул слева направо. Он подскочил, когда заканчивал замах, и усилил его импульс внезапным пируэтом.
Ещё один ползун пал со смертельным ранением.
Но король приземлился неловко, и лапа монстра, минуя щит сверху, оцарапала его лицо.
Дварф только зарычал и резко поднял руку со щитом вверх, оттолкнув тварь. А когда она попыталась хлестнуть Бруенора свободной лапой, сделал то же самое, выставив поперёк свой топор. Тяжёлое оружие и сильный дварф легко парировали удар и, что ещё хуже для ползуна, замах Бруенора едва был замедлен столкновением с ним. Прекрасное оружие развалило монстра надвое.
Бруенор снова дёрнул топор и, толкнув щитом, отбросил мёртвое существо, а затем рубанул назад, расколов череп другого нападавшего. Внезапный поворот и повторный рывок окончательно сломали череп и освободили топор.
Король пробирался вперёд, находясь с фланга под прикрытием своего разрушительного отряда.
Идя на двадцать шагов позади свирепых дварфов, Дриззт с Джарлакслом не имели возможности наблюдать их во всем блеске воинского мастерства, так как сами вскоре оказались под сильным натиском.
Дриззт взял на себя защиту центра и правой стороны, а Джарлаксл центра и левой. Каждого противника они встречали с присущей дроу скоростью и игрой мечей. Со своими прямыми клинками Джарлаксл быстро передвигался вперёд — назад, размахивая руками только для того, чтобы наносить все более смертельные удары. Каждый шаг в танце Джарлаксла заканчивался уколом меча. Те ползуны, которые рискнули подойти близко к наемнику, отступали с множеством маленьких и точных ран.
В танце Дриззта его кривые клинки кроме уколов исполняли и другие движения: каждое лезвие скользило с такой силой и точностью по конечностям монстров, что все оказавшиеся перед ним либо отступали, либо падали на землю. В то время, как Джарлаксл редко поворачивался в своём сражении, Дриззт редко стоял в одной позе дольше одного или двух ударов сердца. Быстро сообразив, что его проворство было наилучшим способом противостоять монстрам, следопыт крутился и прыгал, вращался и пригибался в смертельном для тварей танце.
Однажды, находясь в воздухе, он даже быстро прошагал по головам двух ползунов, которые неудачно попытались двигаться в его темпе.
Дриззт приземлился позади них. Ещё больше монстров приближалось к нему, но это была уловка, поскольку он ещё раз оказался в воздухе, подпрыгнув обратно и поджав ноги. Пролетев над двумя тварями, по которым только что шагал, он ещё раз оказался позади них, потому что они повернулись в попытке не отстать от него.
Дриззт обрушил на них свои скимитары и оставил валяться с раскроенными черепами.
Но ещё больше бесстрашных и голодных тварей заняло их места. Хотя оба дроу блестяще сражались, они ненамного приблизились к храму Парящего Духа.
И, несмотря на их усилия, монстры подкрадывались сзади, устремившись к фургону.
Бруенор заметил их первым. “Моя девочка!” — закричал он, оглядываясь на направляющуюся в сторону фургона тварь.
— Мы слишком далеко! — ругал он своих спутников, дварфа и дроу. — Возвращайтесь назад!
Покрытые кровью существ Пвент с Атрогейтом немедленно обернулись. Бруенор развернул построение и пошёл обратно с ещё большей свирепостью.
— Дриззт! Эльф! — с каждым шагом вопил Бруенор, отчаянно нуждаясь в помощи друга, чтобы добраться до Кэтти-бри.
Дриззт понял, что звери оказались достаточно хитрыми, дабы обойти их сзади. Он попытался вернуться назад, как сделали это Бруенор со своими товарищами.
Но он, как и Джарлаксл, оказался в плотном кольце нападавших монстров. И каждый из них пробивался поодиночке сквозь окруживших фургон ползунов. Дриззт мог лишь сражаться и надеяться отыскать брешь в рядах противника, да кричать предостережения Данике.
Одна из тварей перебралась через борт повозки, и Дриззт затаил дыхание.
— Джарлаксл! — умолял он.
Находящийся в двадцати шагах от него Джарлаксл кивнул и бросил на землю перо. Возле наёмника стояла гигантская бескрылая птица.
— Пошли! — крикнул Джарлаксл, маневрируя в сторону Дриззта, пока птица контролировала территорию. Но Дриззт знал, что они не могли добраться до фургона вовремя.
И вопящий позади него Бруенор знал это тоже.
Но все пятеро, дроу и дварфы, выдохнули с облегчением, когда перед монстром в повозке возникла фигура. Это была Даника. Её праща висела пустая, но её кулаки находились перед грудью. Одна её нога поднялась вверх, прямо над головой, и оказалось, что удивительная ловкость Даники соответствовала силе, когда она опустила ногу на голову твари.
С вызывающим отвращение треском эта голова стала ещё более плоской, и тварь выпала из фургона так стремительно, будто на неё обрушилась гора.
Пятеро товарищей, пробивающихся к повозке, окрикнули Данику, когда с другой стороны фургона, позади неё, запрыгнул еще один монстр. Но её не нужно было предупреждать. Выполнив мощный удар, она сделала разворот и ударила второе существо ногой в уродливое лицо. Оно так же отлетело в сторону.
Третья тварь карабкалась через перила повозки и внезапно получила пинок с разворота прямо в ухмыляющуюся пасть. Даника осталась на правой ноге, развернувшись на ней, чтобы выполнить полное вращение и прихлопнуть четвёртого ползуна.
Ещё один забирающийся вверх монстр был встречен целым шквалом из десяти коротких ударов, которые превратили его лицо в месиво. Прежде чем он успел упасть, Даника зажала его под мышкой и, резко повернувшись, перекинула через фургон, чтобы телом сбить и отогнать другого его товарища.
Женщина быстро обернулась и встала в защитную стойку, заметив еще пару забравшихся в переднюю часть фургона тварей. Одна из них странно дёрнулась, а затем и другая, поскольку изящные мечи дроу торчали из их грудей. Оба ползуна выпали из повозки в разные стороны, и мечи освободились. Джарлаксл один стоял на сиденье возницы.
С улыбкой на лице дроу щёлкнул правым запястьем, и его волшебный клинок трансформировался из меча в кинжал. Подмигнув, Джарлаксл запустил кинжал в сторону за Даникой, пронзив еще одного монстра и сбив его с задней части фургона.
Он взмахнул шляпой, вызвал другой кинжал и повернулся, чтобы присоединиться к Дриззту, который одолел квартет тварей, попытавшихся атаковать мулов.
— Вы, трое, остаётесь у фургона, — сказал подошедшим дварфам Дриззт.
Когда Джарлаксл спрыгнул вниз возле него и кивнул своему товарищу дроу, Дриззт направился прямо к шумной клюющейся и топающей диатриме.
— Ты ведёшь, я прикрываю, — сообщил Джарлаксл, и Дриззт До’Урден услышал это четкое распоряжение.
Во время того короткого стремительного отступления, в тот момент отчаяния они нашли общий уровень доверия и дополнения друг друга, который Дриззт всегда считал невозможным. Его возлюбленная была в этом фургоне, беспомощная, и всё же он остановился для того чтобы отвлечь на себя первую линию тварей возле мулов, находясь в уверенности что Джарлаксл зачистит место возницы и поможет отчаянно обороняющей Кэтти-бри Данике.
Так они и продвигались, сражаясь, как единое целое. Дриззт шёл впереди, прыгая и нанося режущие удары, в то время как из — за него вылетали серии кинжалов. Каждый раз, когда он заносил скимитар, под его рукой просвистывал кинжал. Каждый раз, когда он нырял и совершал кувырок вправо, мимо него влево летел кинжал, или поток кинжалов — браслеты Джарлаксла предоставляли их неистощимый запас.
Недалеко от них монстры, наконец, одолели диатриму, но это не имело значения, поскольку позади дроу Бруенор уже тянул мулов и фургон вперёд, в то время как Пвент и Атрогейт прикрывали его с флангов, набрасываясь на рискнувших приблизиться тварей. Даника контролировала спальное место, нанося сокрушительные удары любым пытавшимся забраться существам.
Наконец, они покатились вперёд, и враги дрогнули перед ними. Рискуя, Дриззт бросался во все стороны. Его кувырки и прыжки в воздухе снова выглядели безумным танцем смерти. Но при этом эльф был полностью уверен, что летящий кинжал прикроет его, если какой — нибудь монстр отыщет брешь в его обороне.
Внутри храма Парящего Духа среди волшебников и жрецов начал распространяться слух о прорыве союзников. Они всячески старались оказать им поддержку и радостно приветствовали неожиданное подкрепление. От многих были слышны облегченные восклицания по поводу возвращения леди Даники.
Возгласы распространились далеко из библиотеки, и защитники набрались храбрости, но более всех это воодушевило Кэддерли. Со своими ручными арбалетами и разрушительными дротиками он методично зачистил от захватчиков большинство балконов второго этажа и, на всякий случай, оставил дюжину трупов у передней двери, стреляя с высоты.
Его жена находилась в поле зрения и под защитой известных героев. Жрец был столь увлечён зрелищем их продвижения, что забыл как дышать. Он уставился на фургон, проезжающий через внутренний двор к Парящему Духу, где Дриззт До’Урден и Джарлаксл — Джарлаксл! — двигались взад — вперёд, сражаясь как единое целое, словно четырёхрукий воин. Словно танцуя, Дриззт прыгал и кружился, кося ползунов, чьи лапы тянулись в попытке схватить его, но всегда опаздывали на время одного удара сердца.
А Джарлаксл шёл сзади словно бог— громовержец, проворно танцуя между павшими и смертельно ранеными, и его разящие кинжалы летали подобно молниям, нанося тварям короткие и смертоносные удары.
Также там были дварфы, Кэддерли узнал короля Бруенора по его легендарному однорогому шлему и щиту с эмблемой пенящейся кружки. Король очень эффективно работал своим топором и тянул вперёд мулов, в то время как пара других дварфов прикрывала отряд с флангов. Любая тварь, рискнувшая приблизиться, оказывалась сокрушённой вращающимися кистенями на одной стороне, или разорванной на части множеством шипов и остриёв, украшающих неукротимого дварфа, на другой.
Там была Даника. Кэддерли никогда не видел её более красивой, чем в ту минуту. Он смог заметить, что она тоже пострадала, и это жалило его сердце, но её боевой дух игнорировал раны, она великолепно исполняла танец в спальном месте фургона. Ни одно существо не могло перебраться через борт.
Ниже того балкона, где он стоял, Кэддерли слышал, как кричали его товарищи — жрецы. “Построиться!” И он знал, что они собирались выйти и встретить приближающийся отряд. Прошло немного времени, прежде чем жрец прекратил заворожено наблюдать за движениями шестерых воинов, он осознал, что помощь будет им очень необходима.
Много монстров обратило внимание на приближающееся в фургоне свежее мясо. Нападение на здание почти прекратилось. Каждый голодный глаз повернулся к лёгкой добыче.
Кэддерли понял эту ужасную правду. Несмотря на всю мощь шестёрки, она никогда бы не смогла справиться со всеми врагами. Орда монстров, подобно разрушающим волнам на невысоком берегу, была готова смыть её.
Его возлюбленная жена никогда бы не вернулась домой.
Стоя на балконе, он развернулся в сторону собора и думал было помчаться на лестницу. Но внезапно резко затормозил, ощущая отдалённый зов, который слышал и в предыдущий момент отчаяния, когда был один заперт на верхних этажах с атакующими ползунами.
Он обернулся и посмотрел на облако в небе, мысленно связываясь с ним и зовя его. Часть облака отделилась. Облачная колесница, запряжённая крылатой лошадью, мчалась сверху вниз. Кэддерли поднялся на перила балкона, и колесница опустилась перед ним. Едва осознавая что делает, он прыгнул на облако и оказался на её борту. Крылатая лошадь подчинялась каждой его мысленной команде, несясь вниз с балкона прямо под удивлёнными взглядами волшебников и жрецов, собравшихся распахнуть парадную дверь. Все, как один, они затаили дыхание и отступили в собор. Колесница Кэддерли парила над испуганными монстрами.
Несколько живых мертвецов, среди которых был и Менлидус, обернулись, чтобы перехватить нового противника, но Кэддерли посмотрел на них и направил туда текущую через него силу благословения, вызвав мощную сияющую вспышку, которая оттолкнула нежить и сожгла её в пепел.
Он расстроился, когда убил своего бывшего дорогого друга, но отогнал от себя эту мысль, понимая, что уничтожил уже не друга, а то, чем он стал, и продолжил начатое, быстро приближаясь к фургону, шестерым воинам и сражающимися с ними тварями. Снова он призвал чары, хотя и не знал, что это будет, просто доверяя ощущаемой мощи. Он посмотрел на самую большую толпу монстров и прокричал одно единственное слово — грозовое, взорвавшееся мощью, нацеленной только на врагов, поскольку она не затронула дварфа в покрытой шипами броне, который разъярённо сражался в центре толпы.
Однако буйный дварф был ошеломлён и смущён, когда все хватающие и бьющие его монстры внезапно взметнулись вверх. Крутясь и будучи совершенно беспомощными против мощи жреца, они полетели по воздуху. Сильно ударившись о землю, подпрыгивая и кувыркаясь, твари упали в тридцати шагах от того места, где чары настигли их. И они больше не желали ни кусочка богоподобного жреца, ни его губительных слов.
Но Кэддерли больше и не обращал на них внимания. Подогнав колесницу к фургону, он предложил своим друзьям забраться к нему. Жрец выкрикнул другое слово, и вокруг него и фургона вспыхнул яркий свет. Все монстры, находящиеся в его пределах, начали биться в агонии и гореть, но дроу, дварфы и две женщины, бывшие внутри, не чувствовали никакой боли. Вместо этого они были словно омыты исцеляющей теплотой, множество их недавно полученных ран заживало под искрящимися желтыми лучами волшебного света.
Бруенор выругал посоветовавшего ему забраться в колесницу Дриззта. Когда король дварфов заколебался, к нему подбежали Атрогейт с Пвентом, взяли его под руки и затащили внутрь.
Дриззт запрыгнул внутрь фургона и попался на глаза Данике.
— Следи за этими тварями вместо меня, — сказал он, полностью доверяя ей. Он вложил в ножны клинки, подошёл к своей возлюбленной и взял её на руки. Вместе с Даникой они легко перебрались в колесницу.
Джарлаксл не последовал за ними, отмахнувшись от Кэддерли. Он на всякий случай метнул кинжалы в ближайшего дёргающегося монстра, затем вызвал своего адского жеребца, который появился перед испуганными мулами. Дроу подбежал к ним, с помощью волшебного браслета призвав еще один кинжал, в то время как его Кошмар бил землю пламенными копытами. Несколько точных надрезов освободили мулов, и Джарлаксл, похлопав их рукой, побежал позади них и вскочил на жеребца.
Он пришпорил коня, скача по очищенной облачной колесницей Кэддерли дорожке. Дроу тянул мулов за собой и завёл их в открытые передние двери, прежде чем любой из ползунов успел перехватить его.
Жрецы тут же захлопнули двери позади дроу и его четвероногих сопровождающих. Джарлаксл немедленно отпустил Кошмара и передал мулов удивлённым наблюдателям.
— Не хочется терять хорошую команду, — объяснил он. — А эти двое преодолели с нами долгий путь. Он завершил реплику со смехом, который длился ровно столько, сколько потребовалось чтобы обернуться и столкнуться лицом к лицу с Кэддерли.
— Я говорил тебе никогда не возвращаться в это место, — произнёс жрец, не обращая внимания на многих любопытных зрителей, столпившихся вокруг него и требовавших рассказать, какой вид волшебства нашёл он, чтобы наколдовать облачную колесницу, говорить громовые слова, вызвать вспышку исцеляющего света и сжечь дотла нежить единственным словом.
Они, кто больше не мог наколдовать с уверенностью и самый простой из двеомеров, стали свидетелями мощи, которую самые великие жрецы и волшебники Фаэруна едва ли могли себе вообразить.
В ответ Джарлаксл низко поклонился, сделав жест шляпой. Он не произнёс ничего, только кивнул на Дриззта, быстро подошедшего к нему, когда Даника тоже оказалась возле Кэддерли.
— Он не враг нам, — уверила своего мужа Даника. — Не теперь.
— Я продолжаю пытаться сказать тебе это, — согласился Джарлаксл.
Кэддерли посмотрел на кивком одобрившего это утверждение Дриззта.
— Хватит об этом, кому какая разница? — завопил один из волшебников, обращаясь к Кэддерли. — Где ты взял такую мощь? Что это были за молитвы? Разбрасывать в стороны множество врагов одним словом! Облачная колесница! Расскажи о молитвах, уважаемый Кэддерли. Это Денеир ответил на твой зов?
Кэддерли тяжело посмотрел на человека, на всех них, и его лицо стало маской усердной сосредоточенности.
— Я не знаю, — ответил он. — Я не слышу голос Денеира, и всё же верю, что он тоже как— то участвовал в произошедшем. Жрец посмотрел прямо на Дриззта, когда закончил говорить.
— Это — как будто Денеир даёт мне ответ, один прощальный подарок…
— Прощальный? — с тревогой воскликнула Джинанс, остальные забормотали и заворчали.
Кэддерли обвёл взглядом всех их и смог только пожать плечами, так как он действительно не знал ответа на загадку его новой мощи. Он перевел пристальный взгляд на Джарлаксла:
— Я доверяю своей жене, и я доверяю Дриззту. Итак, добро пожаловать сюда, в это время взаимной необходимости.
— С информацией, которую ты посчитаешь ценной, — уверил его Джарлаксл. Но дроу был перебит пронзительным криком, раздавшимся из задней части сбора. Все взгляды устремились на Кэтти-бри. Дриззт посадил её на диван в углу холла, но сейчас она плыла по воздуху, её руки свисали, будто она была под водой, а глаза закатились и были видны лишь белки, а её волосы плавали вокруг, будто были невесомыми.
Она повернула голову и плыла, развернувшись таким образом, словно кто — то хлопнул её по лицу. Вдруг её глаза обрели свой нормальный синий цвет, хотя она и явно видела что-то другое, не то, что было перед ней.
— Демон овладел ей! — закричал один из жрецов.
Дриззт надел наглазную повязку, которую дал ему Джарлаксл, и кинулся к своей жене, заключив её в объятия и мягко опустив на пол.
— Будь осторожен, ибо она находится в тёмном месте, которое приветствует новых жертв, — сказал Джарлаксл Кэддерли, когда тот направился к Дриззту. Кэддерли с любопытством посмотрел на него, но всё — таки подошёл, беря Кэтти-бри за руку.
Тело Кэддерли затряслось, как будто его поразила молния. Его глаза заметались, и вся его фигура изменилась, являя теперь собой призрачное ангельское тело с перистыми крыльями на обычной человеческой фигуре.
Кэтти-бри вскрикнула, как и Кэддерли. Джарлаксл схватил жреца и оттащил его назад. Призрачные линии фигуры Кэддерли исчезли, оставив его наблюдать за женщиной.
— Она поймана между мирами, — сказал Джарлаксл.
Кэддерли посмотрел на него, облизал внезапно пересохшие губы и не стал ничего отрицать.
Он почувствовал проникающую в его сознание волю другого существа, пытающегося завладеть им. Но Айвен Валуноплечий уже был готов к этому. Он не был дураком или новичком в любом виде боевых действий, в том числе и таких. Дварф почувствовал мощную вампирическую волю прямо перед тем, как избавиться от неё, а до этого им были изучены все штучки магов, иллюзионистов и даже иллитидов — воин — дварф был готов ко всему.
Но, по правде говоря, своей атакой существо застало дварфа врасплох. Храм Парящего духа и Снежные Хлопья были тихим местечком, за исключением того времени, когда там появлялись Артемис Энтрери, Джарлаксл или Креншинибон. Но поскольку библиотеку строил Кэддерли, Айвен и все остальные были уверены, что это их настолько же тихий, насколько и безопасный дом.
И не смотря на беспокойство остального большого мира по поводу неразберихи с магией — эти проблемы никогда по — настоящему не беспокоили таких, как Айвен Валуноплечий, который доверял своим мышцам больше, чем любому магическому жесту — Айвен не был готов к натиску самого Короля Призраков. И конечно он не был готов к тому, чтобы его одним ментальным ударом ошеломили и лишили чувства его собственного тела. Но пока его телом обладал кто — то другой, Айвен хорошо изучил его нового владельца. Даже в то время, когда существо атаковало, Айвен изучал его, собирая о нем всю информацию, которую мог добыть.
Поэтому, когда Яраскрик покинул его на том высоком плато, Айвен был готов к битве, а точнее к полету. И когда иллитид ненамеренно показал ему путь, который казался трещиной в полу под драколичем, а в действительности, скорее всего, был шахтой, спускающейся внутрь горы, Айвен надеялся, что этот туннель не завален камнем.
Так как идти было больше некуда, а судьба не ждала, Айвен продолжал карабкаться тем путем, рассчитывая пройти мимо сокрушительных когтей великого зверя.
На его счастье, когда передвинулась драконья лапа, огромная туша животного оказалась позади, замечательно скрыв от её владельца прыжок дварфа.
И к огромному счастью, туннель недолго вёл вертикально вниз, а постепенно уходил в сторону, всё больше заполняясь грязью и щебнем. Расширяясь, он позволил Айвену смягчить падение. Что тот и сделал, вытянув вперёд ноги в тяжёлых ботинках и взрывая ими землю. После этого спуска дварф почувствовал, что ранен, а двадцать футов тоннеля привели лишь к кромешной тьме вокруг. Но даже если бы он провалился в другой туннель, то нашел бы в себе необходимые силы, которые другие герои назвали бы удачей.
Он упал в воду. Она не была слишком глубокой и чистой, но этого было достаточно, чтобы смягчить падение. При падении Айвен потерял свой рогатый шлем, но нашёл секиру. Но главное — он был жив и находился там, где ужасный драколич не мог его достать.
Удача дала ему шанс.
Хотя позже Айвен Валуноплечий говорил, что удача изменила ему.
Целый день он блуждал в темноте, разбрызгивая воду и не находя ни сухого клочка земли, ни выхода из пещеры. Он чувствовал, как что-то двигалось вокруг его ног в полной темноте, и иногда думал, что это, возможно, рыба и он мог бы половить её и хоть на некоторое время обеспечить свое выживание. А иногда — что это какие — то другие ужасные существа из подземных водоемов.
В обоих случаях он полагал, что умрет жалким в одиночестве во мраке.
Быть посему.
Потом снова приходил иллитид, нашептывая в его подсознании и пытаясь найти путь к управлению им.
Но Айвен возвел стену из гнева и со всем дварфским упрямством удерживал существо в безвыходном положении, зная, что может делать это бесконечно долго, если не хочет, чтобы его разум захватили опять.
— Проваливай, глупое существо, — сказал он. Дварф сконцентрировался, стараясь сосредоточиваться на каждом слове, которое говорил. — Чего ты хочешь от меня здесь, где у тебя нет пути к выходу?
Ему это показалось достаточно логичным вопросом. И действительно, что опять понадобилось этому иллитиду?
Но существо по — прежнему пребывало в его мыслях, пытаясь полностью овладеть им.
— Думаешь, что можешь превратить меня в муху, глупец? — кричал Айвен в темноте. — Переправь меня и этих маленьких тварей обратно к мертвому дракону.
Дварф испытывал гнев и отвращение и понимал, что если его разум будет захвачен этим живодёром, ему ничто не поможет, несмотря на это мгновение.
Айвен позволил свой защите немного опуститься, но только чуть — чуть.
В своем разуме он чувствовал что-то ещё кроме стремления к превосходству. Волна отвращения почти подкосила ноги дварфа. Но он быстро сориентировался и понизил свою защиту ещё на чуть — чуть.
Он быстро зашагал к северному концу обширного туннеля. Айвен едва мог перекладывать булыжники вдоль стены. Ведомый Яраскриком, он полагал, что тот лучше него видит окружающую обстановку, и стал карабкаться по камням. Он оттащил один из них в сторону и почувствовал очень слабый ветерок. Когда же его глаза адаптировались к более интенсивному освещению, он заметил длинный широкий проход, идущий перед ним.
— У него получилось! — кричали его мысли, и Айвен Валуноплечий стал бороться за свою жизнь. С чисто дварфским упрямством и гневом он отталкивал обратно подавляющий интеллект и волю живодёрского разума. Он думал о своем брате, о своем клане, о короле Бруеноре, о Кэддерли с Даникой и их детях, обо всём, что делало его тем, кто он есть, и это давало ему радость жизни и силу в руках и ногах.
Он отверг Яраскрика. Он кричал на иллитида вслух и в каждой своей мысли. Он победил физически, выстояв как камень, и стал расширять проход, не обращая внимания на осыпающуюся породу, которая рядом с ним, грозя привалить и поранить. Также он победил его и психически, крича на жалкое существо, чтобы оно убиралось прочь из его мыслей и из его разума.
Его охватила такая ярость, что Айвен не чувствуя страха, окровавленными пальцами проломил породу, прокладывая себе путь к свободе. И такая сила сопровождала эту ярость, что он бросал камни далеко за себя, разбрызгивая темные воды. А ведь некоторые из них были вполовину его веса! По — прежнему игнорируя синяки и порезы, он продолжал нагружать мышцы. И позволил гневу полностью овладеть и управлять собой, и стена ярости подавляла иллитида, гоня его прочь.
Дыра теперь стала достаточно широкой и достаточной даже для того, чтобы по ней могли пролезть и два Айвена, ползущих бок о бок, а дварф по — прежнему продолжал раскидывать камни, используя эту почти сверхъестественную силу, которую давала ему ярость.
Он понятия не имел, как долго он продолжал этим заниматься, несколько сердцебиений или несколько тысяч, но под конец истощенный, Айвен Валуноплечий провалился в отверстие и покатился по туннелю. Он упал плашмя и долгое время так и лежал, пытаясь отдышаться.
И несмотря на страх и оскалившиеся зубы, Айвен знал, что он по — настоящему один.
Иллитид был повержен.
Он тут же уснул, в грязи, среди камней, по — прежнему готовый отразить еще одну ментальную атаку и надеющийся, что никакое другое существо из Подземья не найдет и не съест его во тьме.
Рори упал на пол неподалеку от когтистых лап черной летучей мыши.
— Дядя Пайкел! — кричал он, умоляя друида сделать что — нибудь.
Пайкел поднял вверх свой кулак, но только развел руками и топнул ногой от разочарования, так как не имел ничего, совсем ничего, чем бы мог помочь другим. Магия пропала, и даже его природная любовь к животным исчезла. Он вспоминал, как несколькими днями ранее уговаривал корни деревьев возвести дополнительные баррикады за стенами как временную меру, а ведь именно оттуда, скорее всего, и пришли захватчики. Дварф понимал, что он, возможно, никогда не сможет достичь высокого уровня в магии, но чувство разочарования не тронуло его в этой темной пещере глубоко под Снежными Хлопьями.
— Оооох, — хныкал дварф, все чаще стуча ногой в сандалии по земле. Но его хныканье превратилось в рычание, когда он увидел, как та же летучая мышь, которая повалила Рори на землю, опять приблизилась к нему.
Пайкел обвинил во всем эту летучую мышь. Это было, конечно, бессмысленно, но именно тогда Пайкел направился к ней. Он обвинял эту мышь. Именно эту мышь. Только эту летучую мышь. Так, как будто это из — за неё пропало волшебство и ушел его бог.
Он сел на корточки и поднял свою дубинку. Она больше не была зачарованной, но оставалась по — прежнему крепкой, что и выяснила на себе летучая тварь.
Чёрное кожистое существо напало на Пайкела, и дварф, вращаясь вокруг своей оси, стал прыгать, раздавая самые мощные удары, на которые была способна его рука даже с того дня, когда в его распоряжении были обе руки. Твердая древесина попала по черепу летучей мыши, дробя кость.
Ночное существо с Пайкелом наверху упало с таким грохотом, будто огромный валун с большой высоты, и, кувыркаясь, вдвоем они покатились вперёд.
Пайкел бодался и брыкался. Он колотил и тыкал обрубком руки, тяжело размахивал своей дубинкой и упорно молотя существо.
Неподалеку начал кричать человек, когда еще одно ночное существо напало на него и схватило за плечи огромными когтями, но этого Пайкел уже не слышал. Рядом в ужасе закричала женщина, когда рядом со стеной пролетела еще одна летучая мышь, бросив свою жертву — бедного мужчину — прямо на скалу, от чего с противным звуком затрещали его кости.
Пайкел не слышал и этого. Яростно брыкаясь, он всё ещё размахивал своей дубинкой даже после того, как летучая мышь, развернув огромное крыло, была уже мертва.
— Поднимайся, дядя Пайкел! — закричала ему Ханалейса, проскакивая мимо.
— Хм? — ответил дварф, вылезая из — под одного крыла лицом вперед. После чего проследил взглядом за звуком, чтобы увидеть, как Ханалейса бежит к Рори, который по — прежнему лежал на земле. Стоя над ним, Тэмберли стремительными ударами рубил налево и направо над его головой, упорно пытаясь ранить ночную тварь, которая летала вверх — вниз, словно ему в насмешку. Но он никак не мог ударить слишком проворную летучую мышь.
Но Ханалейса, подпрыгнув высоко в воздух и проскочив мимо Тэмберли, начала выполнять кувырок, чтобы увеличить силу своего удара. Она мощно ударила мышь сбоку, отбрасывая её на несколько футов, и, приземлившись, всё ещё на бегу, закончила кувырок.
Ночное существо, заметив её движение, выровняло в воздухе свой полет и бросилось за девушкой, начав преследование.
Заметив, что тварь отвлеклась, Тэмберли наконец попал по ней мечом, рассекая сзади кожистое крыло. Неудачно перевернувшись в воздухе, она полетела вниз, а Ханалейса с Тэмберли были тут как тут, ещё до того как существо успело вытащить раненое крыло из — под себя.
Девушка отпрыгнула первой, нарушив все правила и пытаясь создать некоторый порядок и организовать оборону. Однако вся пещера погрузилась в безумие из — за летучих мышей, кружащих вокруг раненых мужчин и женщин с огромными порезами на спинах, которые были нанесены огромными изогнутыми когтями тварей, в то время, как люди кричали и падали на землю, пытаясь убежать.
Группа более чем из десятка человек подняла вверх драгоценные факелы, взятые со склада в дальнем конце зала у входа в туннель. Эта группа планировала свой побег и после отдыха ринулась прочь.
Другие в этом хаосе последовали за ней.
Тэмберли сбил еще одну мышь, а Ханалейса помогала ему. Другие летучие твари в погоне за людьми вырвались из пещеры в нижние туннели.
Когда всё закончилось, некоторые беженцы остались с тяжелоранеными людьми.
— Это не удержит их, — сказала Ханалейса своим братьям и дяде, когда они собрались вместе и рядом со скудными припасами и нескольким факелами. — Мы должны найти выход отсюда.
— Ах — ах! — категорически не соглашался Пайкел.
— Тогда посвети посохом! — крикнула ему Ханалейса.
— Оооох, — сказал дварф.
— Хана! — ругался Рори.
Глубоко дыша, старец держал ее за руки, стараясь привести в чувство:
— Извини. Но нам нужно срочно идти дальше.
— Мы не можем здесь больше оставаться, — согласился Тэмберли. — Нам нужно добраться как можно ближе к храму Парящего Духа и покинуть эти туннели.
Он посмотрел на Пайкела, но дварф с неуверенным видом лишь пожал плечами.
— У нас нет выхода, — заверил его Тэмберли.
Нервный возглас заставил всех повернуться, и Рори сказал:
— Разведчик вернулся!
Они все ринулись к рыбаку Алагисту и даже при свете факелов могли видеть, что тот буквально потрясён.
— Мы боялись, что ты мёртв, — сказала Ханалейса. — Когда летучие мыши вернутся в…
— Забудь проклятых мышей, — ответил человек, как раз в тот момент, когда из отдаленного коридора послышался удар, напоминавший звук грома.
— Что это …? — сказали Тэмберли и Рори вместе.
— Шаги, — сказал Алагист.
— Ах — ох, — сказал Пайкел.
— Что с магией? — спросила Ханалейса дварфа.
— Ах — ох, — повторил он.
— Возьмите раненых! — крикнул Тэмберли всем, кто ещё находился в пещере. — Берите всё, что можете унести! Мы должны уйти из этого места!
— Он не может передвигаться, — сказала женщина, показав на человека в бессознательном состоянии.
— У нас нет выбора, — сказал ей Тэмберли, подбежав, чтоб помочь.
Пещера задрожала от эха ещё одного тяжелого шага.
Женщина не спорила с Тэмберли, и они подняли раненого за плечи.
Пайкел с факелом в руке повел их к выходу из пещеры.
— Тогда иди сюда! — кричал Айвен в темноте. — Безголовый, проклятый осьминог, ну всё! Иди сюда и поиграем! — У него не было его секиры, но он поднял два камня и с энтузиазмом, граничащим со смертоносным весельем, ударил их друг о друга.
Физическое проявление гнева полностью отражало абсолютную ярость дварфа, и на этот раз вторжение Яраскрика превратилось в ничто. Если сейчас иллитид опять придёт с какой — либо надеждой обладать им, Айвен с уверенностью мог сказать, что это бредовая идея снова закончится провалом.
Но дварф был по — прежнему один, раненый и потерянный во тьме, совершенно искренне не ожидавший, что в этих бесконечно извивающихся туннелях будет путь к выходу. Он посмотрел через плечо на пещеру с водой и с минуту подумывал о возращении назад, пытаясь понять: выживет ли он с помощью той рыбы или каких — то других плавающих там тварей. Сможет ли он процедить или нагреть ту темную воду, так, что она станет пригодна для питья?
— Ба! — фыркнул он в темноте и решил, что лучше умереть, чем пытаться без специальных приспособлений просуществовать в той тёмной и полой скважине!
И Айвен потащился дальше, просто ища выход, с камнями в руках, с мрачным лицом и со стеной из гнева в голове.
Несмотря на то, что его глаза быстро привыкли к темноте и он всё еще ощущал свой путь впереди, еще в течение многих часов он шел, зачастую запинаясь и спотыкаясь. Он нашёл множество боковых ответвлений, некоторые из которых были тупиковыми, а другие он проверял, потому что они «чувствовались» более перспективными. Даже будучи под землей как дома, при его дварфском чутье, Айвен почти не понимал, где находится относительно мира на Поверхности, и даже относительно того тёмного водоёма, куда он упал в первый раз. С каждым поворотом Айвен задерживал дыхание, надеясь, что он не ходит кругами.
А также на каждом повороте Айвен засовывал один из своих камней под мышку, смачивал палец и держал в воздухе в поисках воздушных потоков.
Наконец, в очередной раз подняв палец, он почувствовал очень слабый ветерок. Айвен задержал дыхание и уставился в непроницаемый мрак. Он знал, что это могло быть и из — за трещин или дразнящих вытяжных проходов — он никак не мог понять откуда.
Дварф ударил камнями друг о друга и топнул ногой, ухватившись за свой оптимизм и защитив себя гневом. Часом позже он всё ещё был в темноте, но воздух теперь чувствовался более лёгким, и смоченный палец, когда бы он его ни поднимал, чувствовал этот поток всё лучше.
Потом он увидел свет. Крошечная вспышка далеко впереди рассыпалась о множественные ответвления и изгибы. Но тем не менее, это был свет. Для замечательного подземного дварфского зрения камень вдоль стен приобретал все более чёткие очертания. Темнота была теперь не такой абсолютной.
Айвен прогрохотал вперед, размышляя о том, как ему удалось противостоять вторжениям драколича и иллитида, а также их собранного кое — как любимца. Но его не покинул страх за его друзей наверху: за Кэддерли, Данику, их детей и о своего брата. Его шаг ускорился. Айвен не был единственным, кто всегда боролся, как барсук в своей норе, но был одним из тех немногих, кто может бороться, как полчища порожденных адом барсуков, пока его друзья были в беде.
Впрочем, скоро он замедлил шаг, так как это был не дневной свет, и исходил он не от светящихся грибов, которые росли в Подземье. Это был свет от огня, а скорее всего от факела.
Так что, скорее всего, свет означал приближение врага.
Готовый к битве, Айвен начал красться вперед. Так, что побелели костяшки пальцев, сжимавших камни, Айвен заскрежетал зубами и вообразил себе звук дробления нескольких черепов.
Но услышав одинокий голос, Айвен замигал от удивления, а его воинственная поза пропала.
— Уу ой!
Кэддерли появился из комнаты, проведя больше половины утра с Кэтти-бри. Его мертвенно— бледное лицо и глаза выдавали глубокую усталость. Дриззт, ожидавший в прихожей, смотрел на него с надеждой, а Джарлаксл, стоящий неподалёку от Дриззта, вместо этого смотрел на своего компаньона — тёмного эльфа. Наёмник знал правду, искажавшую лицо Кэддерли, даже если Дриззт ещё этого не понял — или не мог понять.
— Вы нашли её? — спросил Дриззт.
Кэддерли едва заметно вздохнул и передал ему повязку.
— Всё так, как мы предполагали, — сообщил он, обращаясь больше к Джарлакслу, чем к Дриззту.
Наёмник кивнул, и Кэддерли повернулся лицом к Дриззту.
— Кэтти-бри заточена в мрачном месте между двумя мирами, нашим собственным и пространством тени, — объяснял жрец. — Прикосновение к разрушающемуся Плетению имело множество губительных последствий для волшебников и жрецов со всего Фаэруна. И двух недугов, оказавшихся одинаковыми, среди тех немногих, что мне довелось увидеть, ещё не было. Для Аргуста из Мемнона прикосновение оказалось смертоносным, обратив его в лёд — один пустой лёд, без сущности, без плоти под ним. Пустынное солнце сразу же превратило его в лужу. Другой жрец переносит ещё более ужасную болезнь, с открытыми ранами по всему телу, и, несомненно, слабеет с каждым мгновением. Много рассказов…
— Они не заботят меня, — прервал Дриззт, и Джарлаксл, расслышав в голосе рейнджера нарастающую резкость, успокаивающе положил руку ему на плечо. — Вы отыскали Кэтти-бри, заточенную между мирами, как ты сказал, хотя по правде я опасаюсь, что всё это — огромная иллюзия, скрывающая зловещий замысел, возможно, Красных Волшебников или…
— Это не иллюзия. Плетение развязалось само, некоторые боги бежали, погибли… мы ещё не уверены. В этом ли причина разрушения Плетения или его результат, другой мир надвигается на всё вокруг нас, и, кажется, что это слияние усиливает расширение Плана Тени, или возможно даже открывает порталы в другое королевство теней и мрака, — сказал Кэддерли.
— И ты нашёл её — я имею в виду Кэтти-бри — запертой между этим местом и нашим миром. Как мы полностью восстановим её прежнее состояние и вернём её назад… — его голос затих, когда он взглянул в преисполненное сочувствия лицо Кэддерли.
— Должен быть способ! — вскричал Дриззт и схватил жреца за переднюю часть туники. — Не говори мне, что это безнадёжно!
— Я и не стал бы, — ответил Кэддерли. — Самые разные внезапные и непредсказуемые события случаются вокруг нас ежедневно. Я обнаружил заклинания, хотя не знал, что владею ими, как и не знал, что Денеир мог даровать их; и со всей покорностью и честностью, я говорю, что не уверен в том, будто это Денеир наделяет меня ими! Ты просишь у меня ответов, друг мой, но у меня их нет.
Дриззт отпустил его, плечи дроу поникли вместе с его страдающим сердцем. Он слабо кивнул Кэддерли в знак согласия.
— Я пойду и расскажу Бруенору.
— Позволь мне, — попросил Джарлаксл, за что получил удивлённый взгляд от Дриззта. — А ты иди к своей жене.
— Моя жена не может ощутить моего прикосновения.
— Ты не можешь знать этого, — проворчал Джарлаксл. — Иди и обними её, ради вас обоих.
Дриззт перевёл взгляд с Джарлаксла на Кэддерли, который кивнул в знак согласия. Смятенный дроу вошел в соседнюю комнату, надев волшебную повязку.
— Она потеряна для нас, — тихо сказал Джарлаксл Кэддерли, когда они остались наедине. — Мы понятия не имеем о случившемся.
Джарлаксл продолжал пристально смотреть на него, и мрачный Кэддерли не мог с ним не согласиться.
— Я не вижу способа, которым мы могли бы вернуть её, — признал жрец. — И даже если бы нам удалось, я боюсь, что вред, причинённый её разуму, вышел за пределы излечения. При всех возможностях, что я только могу вообразить, Кэтти-бри навсегда потеряна для нас.
Джарлаксл тяжело сглотнул, хотя и не был слишком удивлён прогнозом. Он не станет рассказывать королю Бруенору всего в целом, решил он.
«Ещё одно поражение», — указали Яраскрику. «Мы ослабили их!»
«Мы всего лишь оцарапали их стены», — передал иллитид. — «И теперь они обзавелись новыми могущественными союзниками».
«Ещё больше моих врагов собралось в одном месте, чтобы умереть!»
«Кэддерли, Джарлаксл и Дриззт До 'Урден. Я знаю этого Дриззта До'Урдена, и он не из тех, кого легко покорить».
«Я знаю его не хуже», — Креншинибон, как следовало ожидать, присоединился к внутреннему диалогу, и иллитид обнаружил за простым телепатическим утверждением кипящую ненависть.
«Нам нужно улетать из этого места», — осмелился предложить Яраскрик. — «Разлом принёс с собой неуправляемых тварей из теневого Плана, и Кэддерли обрёл неожиданных союзников»…
От дракона пришёл не обоснованный ответ, а лишь продолжительный, недовольный рык, раздавшийся в мыслях всей троицы, составлявшей короля призраков, — стена ярости и возмущения, и, возможно, самое оглушительное «нет», которое только доводилось слышать Яраскрику.
Сквозь тянущийся на далёкое расстояние мысленный взор иллитида, его сознание поднималось всё выше и выше, чтобы рассмотреть весь край, и, наконец, они увидели разлом в Кэррадуне. Они заметили гигантских ночных странников и темнокрылов, и поняли, что на материальный План ступила новая сила. И сквозь взор иллитида они стали свидетелями самого последнего сражения в храме Парящего Духа, появления дварфов и дроу, силы, продемонстрированной Кэддерли — этой неизведанной жреческой магии, раздражавшей Яраскрика больше всего. После того, как он почувствовал удар волшебного грома в защите Кэддерли и отступил под натиском сияющего луча света жреца, Яраскрик, старинный и давний член крупного объединённого улья пожирателей разума, имел представление о каждом магическом двеомере на Ториле, но он ещё никогда не видел ничего подобного силе непредсказуемого жреца в тот день.
Расплавленная плоть ползучих тварей и горстки пепла от оживших мертвецов служили пожирателю разума жестоким напоминанием о том, что Кэддерли не стоит недооценивать.
Всё ещё продолжающийся рык отрицания драколича безрадостным эхом отразился во всеобъемлющем разуме Яраскрика. Иллитид ждал, когда звук ослабнет, но тот не прекращался. Он вслушивался в третий голос беседы, один из трёх составляющих, но ничего не слышал.
Затем он осознал. Внезапно иллитида осенила одна догадка, это было открытие необыкновенно малого, но крайне важного изменения. К пожирателю разума пришло понимание того, что Король Призраков больше не является союзом трёх сущностей. Резонанс звука усилился, всё больше напоминая хор двоих, нежели рычание одного. Двоих, что стали единым.
Никакие слова не могли пробиться сквозь этот грохочущий барьер ярости, но Яраскрик знал, что его предупреждения так и остались бы не принятыми во внимание. Они не стали бы спасаться бегством. Они — пожиратель разума и этот союз двоих, с которыми он разделял власть в мёртвом драконьем теле — и которых Яраскрик больше не мог считать отдельными сущностями Гефестуса и Креншинибона! — не собирались выказывать никакой сдержанности. Ни разлом, ни необъяснимая новая сила Кэддерли, ни даже прибытие могущественного подкрепления в храм Парящего Духа не смогли бы отсрочить решительную месть Короля Призраков.
Рычание нарастало, выстраивая сводящий с ума непрерывный барьер и являясь всеобъемлющим ответом на вопросы иллитида, не допускающим мысленных обсуждений и, как понимало существо, возможностей по перемене планов, которые могли бы быть вызваны новыми врагами или обстоятельствами.
Король Призраков намеревался атаковать храм Парящего Духа.
Яраскрик попытался направить мысли за пределы рычания, чтобы отыскать Креншинибон, или то, что осталось от независимой сущности хрустального Осколка. Он попытался выстроить какие— то логические цепочки, чтобы остановить раздражённые вибрации драколича.
Но не нашёл ничего, и каждая попытка вела к одному единственному пути: изгнанию.
Это больше не было выражением несогласия, не было спором о направлении их действий. Это было возмущение, полное и не подлежащее обсуждению. Гефестус — Креншинибон пытались изгнать Яраскрика, как, несомненно, пытался и тот дварф в нижних туннелях.
В отличие от того случая, однако, пожирателю разума было больше некуда идти.
Рычание нарастало.
Яраскрик метал волны метальной энергии в разум дракона — Осколка одну за другой. Он собрал все свои псионические силы, направив их хитро и умело.
Рычание нарастало.
Иллитид нападал на короля призраков с барьером противоречивых понятий и ощущений, какофонией смешанных нот, способной довести благоразумного человека до безумия.
Рычание нарастало.
Он атаковал каждый страх, скрытый внутри Гефестуса. Он вызвал в воображении взрыв хрустального Осколка из тех предыдущих лет, когда свет выжег Гефестусу глаза.
Рычание нарастало. Пожиратель разума не мог обнаружить границу между драконом и артефактом. Они были единым целым, до такой степени полностью соединившись, что даже Яраскрик не мог определить, где кончается один и начинается другой, который из них контролировал, или даже который, к великому удивлению и несчастью иллитида, положил начало рычанию.
И оно продолжалось, неослабевающее, решительное, беспрестанное и вечное — если будет необходимо — догадывался иллитид.
Умная тварь!
Пожирателю разума больше ничего не оставалось. Ему не удалось бы сдвинуть с места огромные конечности драколича. Ему не удалось бы затеять разговор или обсуждение. Ему не удалось бы найти ничего, кроме рычания, сердцебиения за дни, годы и столетия. Одно лишь рычание, одна лишь стена, состоящая из единственной ноты, что навечно притупила бы его собственную восприимчивость и постепенно отбила бы его любопытство, что могла бы силой вынудить его остаться внутри, удерживая взаперти в бесконечном сражении.
Против одного Гефестуса — Яраскрик знал это — он мог одержать победу. Против одного Креншинибона — Яраскрик был уверен — что нашёл бы способ выиграть.
Против них обоих оставалось у него не было шансов. Затем всё стало ясно для иллитида. Хрустальный Осколок, столь же самонадеянный, как Яраскрик, и столь же упрямый, как дракон, столь же терпеливый, как время, сделал свой выбор. На первый взгляд это казалось иллитиду нелогичным: почему Креншинибон оказался на одной стороне с менее разумным драконом? Да потому, что хрустальный Осколок был куда больше властен над самолюбием, чем осознавал иллитид. Нечто большее, чем простая логика двигала Креншинибоном. Соединившись с Гефестусом, хрустальный Осколок занял бы господствующее положение.
Рычание нарастало.
В этом шуме само время потеряло смысл. Не было ни вчера и ни завтра, ни надежды, ни удовольствия и ни боли, ни даже страха.
Только стена — сгущающаяся, не рассеивающаяся, непреодолимая и непроницаемая.
Яраскрик не мог победить. Он не мог больше этого выдержать. Король Призраков стал созданием двух, а не трёх сущностей, и эти двое станут одним, как только Яраскрик исчезнет.
Освобождённый от телесной оболочки разум великого пожирателя начал рассеиваться, почти сразу же расплываясь в зыбких очертаниях забвения.
Все почтенные и опытные умы, остававшиеся в храме Парящего Духа, собирались на лекции и разные беседы, делясь своими наблюдениями и интуитивными предположениями о крушении миров и наступлении тёмного пространства, изменённого Плана Тени, который они стали называть царством Теней. Все разногласия в этом были отброшены в сторону: жрец и волшебник, человек, дварф и дроу — все сейчас были едины перед лицом грядущих событий.
Они были все вместе, организуя, планируя и ища ответ. Они быстро сошлись во взглядах, что монстры, ползающие вокруг храма Парящего Духа, вероятнее всего были существами иного плана, и ни один не поспорил с основным предположением о столкновении их собственного мира с другим или — по меньшей мере — опасном их взаимодействии. Но оставалось ещё слишком много вопросов.
— А ходячие мертвецы? — спросила Даника.
— Добавление Креншинибона к беспорядку, — пояснил Джарлаксл с поразительной уверенностью. — Хрустальный Осколок — само воплощение некромантии, как ни один другой артефакт.
— Ты утверждал, что он уничтожен — прорицание Кэддерли показало нам способ его разрушения, и мы выполнили эти условия. Как тогда…?
— Столкновение миров? — Джарлаксл больше спрашивал, чем утверждал. — Разрушение Плетения? Обыкновенный хаос времён? Я не верю, будто он вернулся к нам таким же, каким был раньше — прежнее воплощение Креншинибона, в самом деле было уничтожено. Но, возможно, в момент разрушения личи, сотворившие его, смогли освободиться. Полагаю, с одним сражался я, равно как и вы сталкивались с ещё одним.
— Ты делаешь много предположений, — отметила Даника.
— Всего лишь линия рассуждения, чтобы начать наше расследование. Ничего более.
— И ты думаешь, эти сущности, эти личи и есть главные? — спроси Кэддерли.
Ещё до того, как Джарлаксл смог ответить, Даника перебила его:
— Главный — это драколич.
— Присоединившийся к останкам Креншинибона, и, соответственно, к личам, — добавил Джарлаксл.
— Хорошо, чем бы оно ни было, грядёт нечто плохое, нечто куда более ужасное, чем мне доводилось видеть когда — либо за всю мою долгую жизнь, — подытожил Бруенор, и, пока он говорил, смотрел прямо на вход в комнату Кэтти-бри. Воцарилась неловкая тишина, а Бруенор издал продолжительный вздох, полный глубокого разочарования, и оставил их, чтобы побыть со своей раненной дочерью.
К удивлению всех, и особенно Кэддерли, жрец пришёл в себя рядом с Джарлакслом, как только беседа возобновилась. Дроу обладал поразительными сведениями по части гипотезы двойного мира. Он по опыту знал о теневой форме, которой, как они оба понимали, стал один из личей, создавших Креншинибон в ту давно минувшую эпоху. Эти общие представления казались Кэддерли наиболее содержательными из всего.
Ни Дриззт, ни также Бруенор, ни даже Даника не могли столь очевидно, как Джарлаксл, понять ловушку, в которую угодила Кэтти-бри, или ужасающие, скорее всего непоправимые последствия отпечатка нового мира на старом, или разрушения барьера между светом и тенью. Ни другие маги, ни жрецы тоже совершенно не могли постичь неизбежности изменений, творящихся вокруг них, утраты магии и некоторых, если не всех, богов. Но Джарлаксл понимал.
Денеир мёртв, вынужден был признать Кэддерли, и бог не вернётся обратно, по крайней мере не в той форме, которую знал жрец. Плетение, источник магии Торила, не могло быть соткано заново. Это произошло, как если бы сама Мистра — все её владения — была на этом самом месте в один момент, пропав в следующий.
— Некоторая магия продолжит действовать, — сказал Джарлаксл, когда разговор уже приближался к концу. Это становилось несколько большим, нежели переформулировкой избитых точек зрения. — Твои деяния доказывают это.
— Или они — последние вздохи погибающего волшебства, — ответил Кэддерли. Джарлаксл пожал плечами и неохотно кивнул, подтверждая вероятность этой теории.
— В этом мире, который соединяется с нашим, есть магия и боги? — осведомилась Даника. — Твари, которых мы видели…
— Не имеют ничего общего с новым миром, который, я думаю, может быть пропитан волшебной и неразумной силой, как наш собственный, — без оговорок прервал Джарлаксл. — Ползуны пришли с Теневого Плана.
Кэддерли кивнул, соглашаясь с дроу.
— В таком случае, их магия тоже умирает? — спросил Дриззт. — Уничтожило ли это столкновение, о котором ты говоришь, их Плетение, как наше?
— Или два переплетутся новыми способами, возможно с этим Планом Тени, этим царством Теней, между собой? — предположил Джарлаксл.
— Мы не можем знать, — повторил Кэддерли. — Пока ещё нет.
— И что дальше? — спросил Дриззт, и в его голосе прозвучал странный тембр, особое отчаяние — отчаяние, вызванное его страхами за Кэтти-бри. И это знали остальные.
— Мы знаем средства, которыми обладаем, — сообщил Кэддерли и поднялся, скрестив руки на груди. — Мы ответим силой на силу, и, надеюсь, что, по меньшей мере, какое — то волшебство найдёт свой путь к нашим многочисленным заклинателям.
— Ты уже доказал, что его немало, — высказался Джарлаксл.
— В подобном случае я не могу предугадать, его всё меньше можно контролировать или призвать.
— Я верю в тебя, — ответил Джарлаксл, и это заявление заставило всех четырёх на время замолчать — настолько невозможным было то, что Джарлаксл мог сказать подобное Кэддерли — да кому угодно!
— Следует ли Кэддерли проявить подобную уверенность? — обратилась Даника к дроу.
Джарлаксл взорвался от смеха, беспомощного и абсурдного смеха, и Даника с Кэддерли присоединились к нему.
Но Дриззт не смог, пристальный взгляд скользнул в сторону комнаты, на дверь, за которой в бесконечной темноте находилась Кэтти-бри.
Потерянная для него.
Отчаяние охватывало обычно невозмутимого Яраскрика, в то время как действительность его положения смыкалась вокруг него. Воспоминания улетали прочь, а равенства становились бессмыслицей. Он уже испытывал физическое забвение раньше, когда Гефестус высвободил свой долгий пламенный вдох на Креншинибон, взорвав артефакт. Только благодаря удивительному везению — соприкосновению разрушающегося Плетения с остаточной энергией артефакта и останками находившегося рядом Яраскрика — иллитид смог вновь прийти в сознание.
Но забвение вновь маячило перед ним, и без какой— либо надежды на отсрочку. Лишённый тела разум метался без сосредоточения всего несколько бесценных мгновений, до того как доведённый до отчаяния пожиратель разума обратился к ближайшему сосуду.
Но Айвен Валуноплечий был готов и воздвиг такую стену отрицания и ярости, что Яраскрик не смог начать продвижение в его сознание. Ментальный блок был настолько сильным, что Яраскрик понятия не имел, где находится, или что его окружали меньшие сущности, которые могли бы, в самом деле, выказать подверженность к овладению ими.
Яраскрик даже не боролся против этого отказа, ибо он знал, что овладение не смогло бы решить эту проблему. Он не мог вселиться в нерасположенного хозяина навечно, и должен был вложить всё своё сознание в физическую форму меньшего существа, должен был полностью овладеть дварфом, человеком или даже эльфом, но даже тогда он был бы ограничен физиологией этого существа.
Настоящего спасения не было. Но даже когда его отбросило прочь от Айвена Валуноплечего, другая мысль посетила пожирателя разума, и, раскинувшись широкой сетью, его сознание распростёрлось на лиги по Фаэруну. Он нуждался в другом пробуждённом разуме, другом псионике, мыслителе из того же разряда.
Он знал одного. До этого одного он и пытался дотянуться, в то время как его бездомный разум начинал испытывать серьёзные трудности.
В роскошной палате под портовым районом Лускана, на много миль к северо — западу, Киммуриэль Облодра, лейтенант Бреган Д'эрт, второе важное лицо после Джарлаксла Бэнра, испытал странное ощущение — зов.
Отчаянную просьбу.
Ночь была тихой, лес за фасадом храма Парящего Духа — темным и спокойным. «Слишком спокойным», — подумал Джарлаксл, наблюдая за ним с балкона второго этажа, где он нес свое дежурство. Он слышал, как остальные высказывали свои предположения, что все успокоилось, но для Джарлаксла эта тишина была предзнаменованием грядущей бури. Эта пауза подсказывала наёмнику, что их враги отнюдь не были глупцами. Последняя атака армии монстров стала просто побоищем — их сожженные и разорванные туши до сих пор покрывали лужайку перед храмом.
Но еще ничего не закончилось наверняка. Исходя из доклада Даники, из ненависти врага к нему, к Кэддерли и Данике, Джарлаксл не баловал себя надеждой, что храм Парящего Духа так легко отделается. Ночь была тихой — парадоксально тихой. И в этой безветренной тишине Джарлаксл услышал зов.
Несмотря на почти идеальное умение контролировать эмоции, его глаза расширились, и он инстинктивно оглянулся. Он знал, что их с Атрогейтом приход сюда не приветствовался, но этот союз никто бы в храме не принял. Он попытался проигнорировать этот тихий, но настойчивый зов, но тот только усилился. Джарлаксл посмотрел на лес, фокусируя взгляд на одном большом дереве, сразу за линией листвы. Еще раз оглянувшись, дроу ловко спрыгнул с балкона и, оказавшись на лужайке, осторожно пошел в сторону леса.
— Ба, как я тебе и говорил, эльф, — насмешливо сказал Бруенор Боевой Молот Дриззту. Они только что видели, как Джарлаксл спрыгнул со своего места. — У него нет друзей, кроме него самого.
Сильный вздох отобразил глубокое разочарование Дриззта.
— Пойду возьму Пвента и задержу чертового раздражающего дварфа, которого привела с собою эта «большая шляпа». Бруенор хотел было уйти, но Дриззт поймал его за плечо.
— Мы не знаем в чем дело, — напомнил он дварфу. — Может разведка? Может он что-то там увидел?
— Ба, — снова фыркнул Бруенор, высвобождаясь. — Хочешь, иди и посмотри сам, но я и так уже все знаю.
— Дождись моего возвращения, — сказал Дриззт.
Бруенор уставился на него.
— Пожалуйста, верь мне, — попросил Дриззт. — Слишком много поставлено на кон. Если кто и может помочь нам, помочь Кэтти-бри, так это Джарлаксл.
— Я думал, этим кем — то является Кэддерли. Разве не поэтому мы здесь?
— Он тоже, — сказал Дриззт и, выпрыгнув из окна, скрылся в том же направлении, что и немногим раньше Джарлаксл. Ни одно животное не было потревожено его движениями.
— Я встречаю тебя в странных местах, — используя язык жестов, сказал Киммуриэль Облодра Джарлакслу. — Рядом с Кэддерли Бонадьюсом и его жрецами? Это шутка?
— В это время, мы делим общие проблемы и выгоду из…совокупности обстоятельств, — ответили пальцы наемника. — Ситуация отчаянная, я бы даже сказал плачевная.
— Я знаю больше, чем ты, — заверил его Киммуриэль, и на лице Джарлаксла отобразилось удивление.
— Ты имеешь в виду разрушение Плетения? — тихо спросил Джарлаксл.
— Я имею в виду твое затруднительное положение. Гефестуса и Креншинибон.
— И еще иллитид. — добавил Джарлаксл.
— Из — за иллитида, — поправил главу Брэган Д’эрт псионик. — Яраскрик нашел меня в Лускане. Он больше не часть того, что называется Королем Призраков. Его изгнали.
— И он жаждет мести?
— Месть— это не путь иллитидов, — объяснил Киммуриэль. — Хотя без сомнений, Яраскрик с радостью принял сделку, которую я ему предложил.
— Рассказывай, — сказал Джарлаксл жестами.
— Единственная надежда — путешествие на астральный план, — начал Киммуриэль. — С разрушением обычной и божественной магии, единственная возможность для бестелесного иллитида путешествовать туда — псионик — то есть я. Без тела— якоря пожиратель разума не может отправиться туда самостоятельно.
— И ты ему помог? — спросил Джарлаксл, поднимая голос и доставая перо диатримы, которое к тому времени уже успело отрасти. Он был не так зол, как заинтригован.
— Чтобы выжить, как в былые времена, Яраскрик должен отыскать главный мозг иллитидов. Мы, псионики, неподвластны этому вмешательству, поэтому, такие союзы меня не пугают.
— Они жалкие создания.
Киммуриэль пожал плечами.
— Они самые невероятные из смертных созданий. Я не знаю, что случится с моими силами и с магией, как божественной, так и обычной. Единственное, что я знаю, — это то, что мир меняется, уже изменился. Даже приход сюда — это риск, но я должен был сделать это.
— Чтобы предупредить меня?
— Предупредить и проинструктировать. Яраскрик открыл мне все, что он знает про Короля Призраков и остатки артефакта, именуемого Креншинибоном.
— Я тронут твоей заботой обо мне.
— Ты мне необходим, — сказал с иронией Киммуриэль.
— Рассказывай, — скомандовал Джарлаксл, — как я… как мы можем победить Короля Призраков.
Киммуриэль кивнул и в деталях изложил все, что ему поведал Яраскрик про Гефестуса и про Креншинибон, об их возможностях и об их недостатках. Он рассказал и об их прислужниках и вратах, что привели их в Фаэрун. Псионик обмолвился об одном портале, который он почувствовал в городе на юго — западе и об беглецах, скрывающихся в туннелях.
— Ты веришь этому пожирателю разума? — спросил Джарлаксл в конце.
— Иллитиды заслуживают доверия, — ответил Киммуриэль. — Иногда мерзкие, иногда пленительные, но пока их цели понятны, понятна и их логика. В этом случае, цель Яраскрика — выжить. Зная это, я верю ему.
Киммуриэль Облодра долгое, очень долгое время был компаньоном Джарлаксла, и наемник знал, что если кто и мог соперничать в силе с иллитидом, так это псионик. И он явно оставил «что-то» в разуме иллитида.
Неподалеку в кустах, Дриззт До’Урден внимательно слушал весь их разговор, хотя о большей части рассказа он и так уже знал или догадывался. Он с широко открытыми глазами выслушал ответ и инструктаж Джарлаксла, теперь безоговорочно доверяя наёмнику.
— Ты не можешь требовать от меня рисковать Брэган Д’эрт, — возмутился Облодра.
— Оно того стоит, — ответил Джарлаксл. — И подумай о возможности для тебя узнать больше о том, что творится по всему миру!
Последняя фраза очевидно повлияла на Киммуриэля, так как дроу поклонился Джарлакслу, повернулся в сторону и, сделав вертикальный жест пальцем, прочертил в воздухе голубую линию, в которой и скрылся мгновением позже.
Джарлаксл постоял еще минуту, уперев руки в бока и обдумывая весь разговор. Потом, помахав головой, как бы в знак недоверия, наёмник повернул обратно к храму Парящего Духа.
К тому времени, как сразу после Джарлаксла вернулся Дриззт, прибыло и приглашение от Кэддерли для него и для Бруенора.
И для Джарлаксла, конечно.
С оглушающим рыком и топотом когтистых лап, расшвыривающих мясистых монстров в далеко в стороны, Король Призраков вышел из пещеры. Величественное существо шагало, не обращая внимания на суетливых тварей. Огромный хвост, который частью представлял собой разлагающуюся плоть дракона, а частью — скелет, — сметал всех, оказавшихся рядом. Его рваные крылья порывом ветра обдали стоящих по обе стороны существ.
Больше никаких планов для атаки, никаких прислужников. Во всём предстоящем им больше не отводилось никакой роли. Гнев управлял Королём Призраков. Освободившийся от предостережений Яраскрика, огромный зверь следовал только своим эмоциям. Король Призраков не может быть уничтожен простыми смертными, чья магия выходила из — под контроля. Королю Призраков не нужен план, как и не нужно топтание на месте с постоянными трусливыми предостережениями.
Зверь широко расправил крылья, прыгнул с обрыва и в восходящем потоке начал подниматься над Снежными Хлопьями. При помощи магического зрения он мог видеть на многие мили вперёд, чтобы разглядеть символ своих врагов— место, на котором драколич сосредоточил всю свою ярость.
Он поднимался всё выше над тонкими облаками, затемняющими часть звёздного ночного неба. И там он начал кружить, набирая скорость и накапливая свою ненависть. И, подобно летящей сверху арбалетной стреле, сложив крылья и вытянув свою огромную голову, Король Призраков стремительно спикировал к храму Парящего Духа.
И хотя губы Гефестуса практически полностью сгнили, посторонний наблюдатель мог бы увидеть злобную улыбку на морде драколича.
В составе почти половины жителей и гостей храма Парящего Духа, а был это двадцать один человек, жрецы и маги, облизывая иссохшие губы, держали в руках камни, покрытые взрывчатым маслом. Другая половина пыталась заснуть в эту, чересчур тихую ночь. Они проверяли свои приборы, оружие и доспехи, магические кольца и палочки, свитки и бутыли с зельями, нервно ожидая атаки, которая, они знали, не заставит себя ждать.
После встречи с новоприбывшими дроу и дварфами, Кэддерли объявил всем, что это будет зверь куда больших размеров. Дракон, немёртвый драколич, хозяин тех многих своих подчинённых, которых уничтожили защитники храма, будет возглавлять следующую атаку, — так сказал уверенный в своих словах Кэддерли. Большая часть защитников уже видела драконов до этого, а совсем горстка даже являлась свидетелями ужасающего величия дракона — нежити. Но в конце концов, они были закалёнными ветеранами, в большинстве своём странниками, пришедшими в храм Парящего Духа в поисках смыла того, от чего мир сходит с ума.
Рты их пересохли. Но какой из предыдущих опытов для тех женщин и мужчин — для всех них — мог бы служить утешением в этот час безысходности?
В состоянии боевой готовности они заняли все выгодные позиции в храме Парящего Духа, а их коллеги маленькими группами спали неподалёку с приготовленным рядом оружием. Кэддерли сказал, что скоро будет атака. Возможно, этой самой ночью.
В центральном помещении второго этажа открывался лёгкий доступ к коридорам, которые могли вывести защитников к любой из стен в самое короткое время. Кэддерли, Даника, оба дроу и три дварфа так же ждали нападения, но никому из них не хотелось спать. С каждым возвращением Джинанс и её патрульной группы все они ожидали услышать, что зверь был уже над ними.
Храм Парящего Духа был бдителен. Он был готов.
Но ничто не могло по — настоящему подготовить пятьдесят четыре души к приходу Короля Призраков. Несколько часовых, стоящих у северо — восточного угла огромного здания, заметили сверху движение и уже показывали на гигантский снаряд, несущийся к храму. Некоторые успели выкрикнуть предостережения, а один из них даже поднял щит, приняв нелепую защитную позу.
Король Призраков резко вышел из своего пике и с невообразимой мощью, вытягивая свои задние лапы вперёд, обрушился на здание, с грохотом врезаясь в него.
Ни король Бруенор, столь устойчиво стоящий на своих ногах, ни даже Атрогейт — дварф, обладающий низким центром тяжести, прекрасным чувством равновесия и силой горного великана, не смогли удержаться на ногах после этого столкновения.
Храм Парящего Духа содрогнулся до самого основания, от удара ужасной силы, сотрясшего всё магически укреплённое строение, часть стёкол в здании разбилась вдребезги. Хлопая, открывались двери, и изгибались коридоры. Из каждого дымохода сыпались обломки кирпичей.
Громоподобный драконий рык заглушал крики, грохот обвалов и разрушения.
Защитники вскочили на ноги, но даже не подумали бежать с поля боя. Ко времени, когда Кэддерли со своей элитной группой появился на месте вырванной стены, где в этот момент стоял Король Призраков, десятки камней полетели в сторону врага; магическое масло в снарядах взрывалось, повреждая плоть и кости зверя. Драколич повернул огромную голову на своей змееподобной шее, заостряя внимание на группе назойливых магов, швыряющих камни. Но перед тем, как он успел испытать на них свой гнев, его морду объяло яростное пламя огненного шара, выпущенного при помощи магического рубинового ожерелья одного из волшебников.
За ним последовали взрывы молний. Столб божественного огня сорвался с небес, чтобы прожечь шею драколича.
Существо взревело и заметалось так, что здание сотряслось, и находящихся внутри мужчин и женщин, а также дроу и дварфов снова швырнуло на пол. Хлёсткий удар могучего хвоста обрушился на храм, по всей длине, разбивая ещё больше стёкол, круша каменную облицовку и пуская трещины по деревянным опорам. Зверь прекрасно видел приближение группы Кэддерли, идущей через разрушенную комнату. Три дварфа клином шли впереди; нисколько не колеблясь перед лицом беды и не сбавляя свой шаг. По плану Кэддерли они должны были находиться в очаге сражения. Сразу же после первого удара, нанёсшего такую рану магически построенному им зданию, Кэддерли прочувствовал эту атаку и на своём теле. Как только драколич показался в поле зрения, жрец ощутил внутри себя магию здания. Скованный отчаянием и злостью, он заставил себя откинуть страхи в сторону и привёл в движение мощь неизвестных ему заклинаний.
То ли чувствуя изменения, то ли просто узнав Кэддерли, Король Призраков вцепился глазами в приближающуюся группу и широко раскрыл пасть.
— Всем пригнуться! — закричал Бруенор.
Тибблдорф Пвент прыгнул вперёд, сбивая Бруенора в сторону, и они упали вдвоём на перекатывающегося в этот момент Атрогейта.
Прикрывающие дварфов с фланга, Дриззт, Джарлаксл и Даника, с лёгкостью ушли в сторону с дороги зверя.
Однако Кэддерли не двинулся ни влево, ни вправо. Резко вытянув руки вперёд, — в одной он держал арбалет, а в другой трость — он монотонно проговаривал слова, неизвестные ему самому.
Огонь вырвался из пасти дракона, заполняя комнату перед защитниками. Поскольку магическая структура храма Парящего Духа ослабила эффект возгорания на стенах и на полу, — пламя вспышками перекинулось на мебель, книги и старинные предметы. Затем, врываясь в дверной проём, огненный поток рванулся в сторону живых мишеней. Но здесь он был остановлен защитным заклинанием Кэддерли. Как только огонь пошёл на убыль, жрец разрядил свой арбалет, что конечно было больше актом вызова, нежели намерением причинить серьёзный вред могучему зверю. Кэддерли улыбнулся, когда арбалетный болт взорвался, достигая морды драколича.
Семёрка вбежала в горящую комнату, лицом к лицу встречаясь с врагом. Слева и справа полетели камни, шлепками ударяясь о морду драколича, взрываясь вспышками магического огня. Подобно улью жалящих шершней, урагану молний, гневу божественного огня, рёв высвобождаемой магии всё нарастал.
В ответ на это крылья врага ударили по храму Парящего Духа. Огромный хвост бил влево и вправо, круша камень и дерево, расшвыривая магов и жрецов по сторонам. Но зверь не отвлекал своё внимание от комнаты, где находились семь маленьких героев.
— И вот мы встретились, — проревел Король Призраков, сотрясая своим голосом тлеющую древесину.
Кэддерли послал ещё один дротик в мерзкую морду существа.
Бруенор, Атрогейт и Пвент, не останавливаясь, вломились в дверной проём и устремились через всю комнату. Однако огонь дракона вынудил их отступить.
— Всем собраться вместе! — крикнул Кэддерли. Семерка сплотила свои ряды вокруг жреца, накладывающего защитное заклинание против огня и губительного прикосновения драколича.
Заклинание за заклинанием из неизвестных никому слов — и защитники начали ощущать на себе какую — то оболочку, защищающую их от смертельного касания зверя. Затем они вернулись в бой, шагая прямо в ослепляющее пламя дыхания дракона. Огонь расступался перед идущими и вновь смыкался за их спинами. Всё это время, пока драколич совершал свой продолжительный выдох, группа из семи воинов была окружена непроницаемыми стенами пламенного потока.
Но они продвигались вперёд. И, как только Гефестус выдохнул до конца, Кэддерли скомандовал атаку.
И они атаковали. Бруенор высоко занёс топор, следом за ним шёл Атрогейт, яростно вращая своими кистенями, а Тибблдорф Пвент рванулся как раз между ними, решительно прыгая на зверя. Берсерк набросился на одну из задних лап драколича, для равновесия втыкаясь в неё ножными шипами, и обеими руками начал наносить удары, срывая кожу и ломая кости своими острыми доспехами.
Дриззт с Даникой двигались позади дварфов. Дриззт рванулся в бой, но Кэддерли тут же остановил его, хватая за руку. Он обхватил своими руками кулак Дриззта, держащего скимитар.
— Ты представитель всего, что считается добром! — напутствовал Кэддерли удивлённого дроу. Жрец проговорил ещё несколько слов, которых они оба не поняли, и Ледяная Смерть засветилась ещё ярче, наполняясь белым божественным светом, подавившим её обычный голубоватый оттенок.
— Сокруши зверя! — потребовал Кэддерли. Вернее, это был уже не он, а тот, кто говорил через жреца. Дриззт осознал это к своему испугу и к своей надежде. Было похоже на то, будто кто — то или что-то, один из богов или ангелов, овладел Кэддерли и возложил свою мощь и ответственность на плечи дроу.
Дриззт моргнул, но не позволил себе ни в чём усомниться и вызвал Гвенвивар. Он развернулся с таким неистовством, что его ноги заплелись. Дроу приблизился к Данике, которая прыгала, вращалась и била врага размашистыми, но быстрыми и тяжёлыми ударами. Король Призраков попытался перекусить её, но женщина бросилась в сторону в последний момент — она была слишком быстрой, чтобы попасться ему так просто.
Челюсти щёлкнули, хватая воздух. Со сверкающим оружием в руке Дриззт ринулся вперёд. Он ударил Мерцающим — и изящное лезвие прорезало гниющую плоть и заскрежетало о кость. Затем рубанул Ледяной Смертью, которую Кэддерли каким — то образом наделил божественной мощью.
И вдруг громыхнул взрыв такой силы, будто упала гигантская глыба. Внезапный и острый хлопок, усиленный взрывом огненного шара — это пропитанное маслом оружие Атрогейта порхало подобно птице. Голову короля призраков резко отбросило в сторону: большой кусок его скулы и верхней челюсти оторвало и отшвырнуло во внутренний двор.
Внезапно появилась Гвенвивар и, совершив огромный прыжок, когтями вцепилась в уродливую морду зверя.
Все, и даже Пвент, на миг остановились, изумлённо глядя на пантеру.
— Впечатляюще, — поздравил Джарлаксл, вставая рядом с вытаращившим глаза Кэддерли.
Дроу кинул на землю своё перо, которое преобразовалось в гигантскую птицу диатриму. Затем он поднял руки, держа по палочке в каждой. Из одной из них с громом вырвалась молния, из другой — тягучие капли чего— то зелёного и липкого. Жидкость брызнула прямо в морду зверя, ослепляя его и связывая постоянно щёлкающие челюсти.
Какую же мощную силу они представляли собой!
Но и какого же врага они себе нашли!
Король Призраков не поднялся в воздух, не стал убегать и не кинулся в сторону даже от страшного оружия Дриззта. Драколич топнул лапой, обрушивая опорные балки, проходящие прямо сквозь потолок первого этажа здания.
Бедного Пвента осыпало разрушающейся стеной и отшвырнуло в сторону, на главный уровень.
Драколич сильно затряс головой, стряхивая с себя Гвенвивар. Затем махнул ею как тараном и направил на Дриззта. Это был удар, который, несомненно, убил бы эльфа, если бы прямо попал по нему. Но ещё никто и никогда не попадал по Дриззту прямым ударом. Как только голова драколича качнулась, Дриззт бросился в сторону, оказываясь как раз перед пролетающей мордой. И всё же сильнейший порыв ветра заставил дроу кувыркаться снова и снова, всё же поглощая силу толчка. Голова зверя вырвалась из комнаты, врезаясь в полуразвалившуюся боковую стену; тлеющие угли вспышками сыпались позади него.
Раненный, слегка ошеломлённый и едва уцелевший, Дриззт снова ринулся на зверя. Он видел перед собой взмывающего в воздух и затем пойманного передней лапой драколича Атрогейта. Покрытые магическим маслом моргенштерны дварфа взорвались, сталкиваясь с костью врага, раскалывая её, но всё же Король Призраков успел отшвырнуть дварфа на большое расстояние.
— Мои кости трещат, голова летит в ад! — выкрикнул неудержимый Атрогейт, пролетая через всю комнату и падая на пол. — Он швырнул меня как плоский камень вдоль гладкой поверхности озера! — закончил он за то время, пока проскакал по полу и врезался в угол стены возле наружного разлома — и только слово «озера» получилось вроде «оз — ее — ее — ее — ра», а затем дварф вывалился на землю снаружи помещения.
Данике с Бруенором пришлось выдерживать тяжелейший напор врага без поддержки двух дварфов и Гвенвивар. Удары оттесняли закрывающегося щитом Бруенора, его ноги клонились, но не сгибались, а топор был всегда готов к ответному сильному удару. Даника прыгала и вертелась, крутилась и делала сальто, всегда находясь на шаг впереди вражьих укусов или когтей.
— Мы не можем с ним справиться! — сказал сквозь стиснутые зубы Джарлаксл. И даже когда Дриззт вернулся в бой со своим наделённым божественной силой скимитаром и неистово атаковал зверя, мрачное выражение на лице наёмника нисколько не смягчилось.
Джарлаксл говорил горькую правду. Всей своей мощью и отважными попытками, они причинили лишь незначительные раны зверю, и усталость уже работала против них. Затем раздались крики, означающие, что из леса снова полезли монстры, и многим сражающимся по периметру пришлось отвлечь своё внимание за пределы поля боя.
В этот ужасный момент казалось, что для храма Парящего Духа и его защитников скоро всё закончится.
Вытянув руки, Кэддерли приподнялся в воздух, затем с помощью магии воспарил ещё выше, и всем, кто явился свидетелем этой сцены, показалось, будто могущественный жрец сорвал с неба звезду или само солнце и стянул его вниз, пропуская через своё тело.
Кэддерли излучал такое сияние, что лучи вырывающегося света проскальзывали через каждую трещину обшитого досками храма Парящего Духа. Сияние проникло сквозь сломанную стену во внутренний двор и лес, освещая всё вокруг как в ясный полдень.
Ночь ушла, то же самое случилось и с ранами всех тех, кто находился неподалёку от жреца. Боль и усталость сменило чувство тепла и воодушевления, то было чувство, которое из них никто ещё не испытывал.
Король Призраков же ощутил противоположный эффект. Зверь отпрянул, испытывая шок и мучительную боль.
За стенами приближающиеся твари пятились на своих плоских ступнях, вращая длинными руками в тщетной попытке закрыться от небесного света. Клубы дыма поднимались над их почерневшей кожей. Те, кто успел развернуться, укрылись в тени деревьев.
Рёв короля призраков вновь сотряс здание до самого основания. Зверь не улетал прочь, он всё яростнее молотил лапами, то и дело, попадая по Бруенору, который с рыком принимал каждый удар и тут же наносил ответный.
Передняя лапа существа разрубила только воздух, когда пыталась попасть по Данике, чьи акробатические трюки, вращения, развороты и прыжки бросали вызов самой гравитации. Огромными челюстями драколич схватил диатриму, поднял бьющуюся в воздухе и машущую своей массивной головой влево и вправо птицу, и перекусил её пополам.
Существо пыталось схватить челюстями и ловкую женщину, но тут появился Дриззт с порхающими над головой и по сторонам скимитарами. Каждым ударом зачарованной Ледяной Смерти он вгрызался чуть глубже в тело зверя, слоями срезая чешую, размалывая плоть и врезаясь в драконью кость.
Король Призраков скользнул с уступа, вытягивая задние лапы в поисках земли. Едва он приземлился, как Тибблдорф Пвент ударом головы врезался в драколича, погружаясь своим шипом на шлеме в икру врага и удерживаясь там мертвой хваткой. С другой стороны подбежал Атрогейт с одним моргенштерном в руке. Второй он потерял при падении. Он раскрутил над головой тяжёлый шар, затем заклинанием усилил его маслом и ударил Короля Призраков по другой лапе с такой силой, что красная чешуя при взрыве расщеплялась, а иссохшая плоть зверя рвалась и тут же растворялась до тех пор, пока шар не достиг кости, ломая её с громким треском.
Но сверх всей той боли, причиняемой яростными воинами, сверх не прекращающихся жалящих молний Джарлаксла и помех, причиняемых его вязкими каплями, была ни с чем не сравнимая боль от света, посылаемого Кэддерли. Это было ужасное сияние, божественные шипы которого пронзали каждый дюйм самого естества Короля Призраков.
Зверь снова пламенем дохнул в комнату, но защита Кэддерли по — прежнему отражала его атаки, а свет излечивал друзей жреца, когда пламя жалило кого — либо из них.
Следующая попытка дорого стоила Гефестусу. Когда он повернул свою голову, чтобы вновь заполнить комнату огнём, Дриззт вскарабкался по его лапе вверх и оказался на шее, где ему представилась отличная возможность врезаться скимитарами в череп драколича. Снова и снова Ледяная Смерть яростно опускалась вниз, каждым громоподобным ударом ломая кость, разрывая плоть и чешую.
С последним ударом Дриззта поток драконьего пламени внезапно прекратился. Зверя тряхнуло с такой силой, что и Дриззт и Атрогейт отлетели в сторону. Существо отпрыгнуло далеко во внутренний двор.
— Покончите с ним! — обращаясь ко всем, крикнул Джарлаксл, и, несомненно, казалось, что в тот момент драколич был на пределе своих сил и согласованная атака вполне могла бы добить зверя.
И они попытались, но их оружие, заклинания и метательные снаряды прошли сквозь Короля Призраков без последствий. Зверь стал неосязаемым, виднелись только его светящиеся голубым контуры. Во время атаки Тибблдорф Пвент выбежал из храма Парящего Духа с рёвом, на какой только был способен берсерк, а затем неудержимо прыгнул прямо сквозь неосязаемого зверя и упал на дёрн.
Но что было самым странным для Дриззта, выбежавшего вслед за Пвентом — так это появление Гвенвивар во внутреннем дворе. Пантера не нападала на Короля Призраков. С несвойственной ей тревогой она прижала уши. Гвенвивар, которая никогда ничего не боялась, развернулась и побежала прочь.
Дриззт уставился на неё в изумлении. Он посмотрел на стоящего на поле зверя, затем на Пвента, который, продолжая бегать вокруг, и даже забегая внутрь светящийся фигуры, наносил ей удары без видимого эффекта.
Внезапно от Короля Призраков не осталось ничего, что можно было бы разглядеть. Он просто растворился. Исчез.
Защитники выглядели потрясёнными. Кэддерли посмотрел в изумлении на светло — голубой образ и ахнул, вспоминая пророчество Аландо и сопоставляя его с этим, 1385–м годом, Годом Синего Пламени. Совпадение или подходящий образ ещё более масштабной катастрофы? И, прежде чем он смог всё тщательно изучить, погружаясь глубже в свои размышления, из глубины храма Парящего Духа раздался полный ужаса крик Кэтти-бри.