— А потом, — медленно, нестерпимо медленно произнёс Геннадий Андреевич, — я понял, что оказался в ловушке. Я перешел черту — ту самую, которую без труда переходят дрэи и некоторые люди. Вам, мой юный друг, видимо неизвестно, какого труда стоит обычному человеку протиснуться в тонкую щель между мирами. Некоторые готовы положить на это всю свою жизнь, высчитывая точные координаты "чуткого места". Другие идут по более лёгкому пути, паразитируя на тех, кто наделен талантом находить такие места самостоятельно. Не зная этого, я бездумно побежал вслед за дрэйкой, принявшей облик очаровательной женщины, и, как видите, был наказан за собственную глупость. Я обречен до конца своих дней прожить здесь, блуждая по берегу пустынного моря и вспоминая… вспоминая…
— А что с Валентиной? — снова перебил я. — Вы нашли её?
Геннадий Андреевич посмотрел на меня с удивлением.
— Как, разве вы не поняли? Она была дрэйкой.
— И что с того? Если вы любили её, если вы…
— Молодой человек, — строго покачал головой старик. — Вы и не представляете, что говорите. Как можно любить это… существо? Валентина, вернее, Аритни, сбежала от своих сородичей в мой мир. Там она втёрлась в доверие к людям под видом прелестной молодой женщины. Впрочем, что я вам говорю. Вы сами их видели и всё прекрасно понимаете.
— М… Боюсь, что нет, — помедлив, сказал я. — Мне почему-то казалось, что любовь не зависит от того, какого цвета кожа у возлюбленной.
— Ба! — воскликнул Геннадий Андреевич с презрением, — Да вы, как я погляжу, из тех молодчиков, которые исподволь рассказывают басни о том, как русским людям надо разбавлять собственную горячую кровь чужеродной жиденькой кровью?
— Я не, — сказал я, и осёкся. Мне очень хотелось сказать старику (который, кстати говоря, сейчас показался мне отвратительным стариканом), что я не националист, что в городе, пережившем блокаду… К черту. Я играл на чужой территории и по чужим правилам. И у меня не было ни малейшего права обвинить едва знакомого мне человека в том, что он отказался от своей возлюбленной-оборотня?
— Расскажите, что это за место, — попросил я смущенным голосом. Геннадий Андреевич посмотрел на меня с неодобрением, но не стал меня ни в чем упрекать.
— Мы в логове дрэев. Говоря современным языком, это место — их головной офис. Долгие скитания, вьючные животные и караваны ушли в прошлое. Как-никак, на дворе двадцать первый век. Для того, чтобы принести в наш (ваш и мой) мир свою заразу, они организовали целую компанию. Корпорация цветов — броское название, как нельзя более точно отражающее суть. Когда-то народ Аидрэ-дэи продал собственную волю за секрет изготовления напитка, и только сейчас, спустя много-много столетий, они достигли желаемой цели. Впрочем, я уверен, что это вам уже говорили не раз. Я про их призрачную мечту. Проклятые уродцы! Если они так рвутся в наши края, то мне бы хотелось загнать их в самую глухую сибирскую тайгу. Посмотрим, как они будут там варить своё окаянное зелье!
Геннадий Андреевич посмотрел на меня своими маленькими злыми глазками и насмешливо произнёс:
— Полагаю, мой юный друг, вы совершенно меня не помните. Возможно, я разительно изменился с нашей прошлой встречи, однако не узнать меня всё-таки сложно. Что ж, спишем это на вашу усталость в сражении с нимрифитами.
— С кем?
— С нимрифитами, — терпеливо сказал старик, потирая бороду. — Мерзкие маленькие твари, выведенные дрэями для продолжения рода. Видите ли, молодой человек, — тут Геннадий Андреевич хихикнул, — все те медицинские манипуляции, которые дрэи проводили с собственными телами на протяжении двухсот лет, не могли пройти даром. Они победили старение, но вместе с тем потеряли всякую возможность воспроизведения себе подобных. И тогда усилиями их ученых (жалкие алхимики!) были созданы нимрифиты — крошечные существа, чья жизнь ограничивается тремя-четырьмя годами. По достижению половой зрелости дрэи внедряют в их тела эмбрионы, которые не могут развиваться в их собственных видоизмененных телах. Заметьте, мой юный друг я употребил более подходящий такому случаю термин "видоизмененные", но сами дрэи предпочитают использовать слово "совершенные". Как вы можете увидеть, понятия о совершенстве у нас, слава богу, разные.
— А какими были Аидр… дрэи до видоизменения? — спросил я. — И кто они такие? Пришельцы из иных миров? Инопланетяне?
— Да нет же, — досадливо махнул рукой старик, которого я про себя уже окрестил профессором. — Какие к черту инопланетяне из этих горемык. Они всего лишь бродяги, ничтожные и никчемные, не способные к продуктивному развитию и созиданию. Их так называемая наука двигается только в одном направлении — в исполнении мечты о неком городе, в котором им надлежит жить. Учитывая их игры со временем, могу только предположить, что этой мечты они уже в определённом смысле достигли, но на этом, похоже, не успокоились. Какими они были? К сожалению, я обладаю отрывочными сведениями, но могу описать вам примерную картину. Слабые, тщедушные создания с тонкими ногами и руками, впалой грудью и выгнутым позвоночником. Позвоночник, кстати, их слабое место и сейчас, так что если вам выпадет случай отправить на тот свет какую-нибудь ромбоглазую тварь, учтите это. Слишком тонкая кожа, слезающая хлопьями под солнечными лучами, глаза, не приспособленные к дневному свету и слабо развитые зубы, годные только к пережевыванию растительной пищи. Ничтожная ветка эволюции, продолжающая своё существование только по чьему-то недосмотру! Они не могли дать отпор хищному зверю, гибли от зубов мелкого грызуна и умирали как кролики от самой малейшей инфекции, с которой справился бы и организм младенца. Когда-то давно они владели собственными землями, но их пришлось уступить более сильной форме жизни, которая, как я подозреваю, не была даже живым существом в полном смысле этого слова. Бактерии или какая-то форма ядовитых грибов, плесень, а быть может просто болотные испарения заставили дрэев сорваться с привычного места и начать свои бесконечные скитания из мира в мир в поисках лучшей доли. Насколько мне известно, их гнали отовсюду, никто не хотел иметь под боком слабых и беспомощных соседей, которые не в состоянии даже принести достойные дары своим благодетелям.
Не знаю, какой болван решил найти выгоду в их рабстве, однако всё-таки такой нашелся. Он предложил им секрет изготовления чудесного напитка и вдобавок собственное покровительство — с тем, чтобы дрэи и все их потомки верно служили ему и, соответственно, его потомству. Измученные и уставшие от бесконечных скитаний дрэи согласились на эти условия. Но секрет чудесного напитка оказался на первых порах абсолютно бесполезен, так что дрэям пришлось туго. Они потеряли свободу, которой так дорожат все кочевники и не приобрели ровным счетом ничего. Но время шло своим чередом и мало-помалу дрэи приспособились жить так, чтобы практически не зависеть от хозяина. Так называемый прогресс, в том числе и прогресс технический давали свои плоды. Просвещение и поголовная грамотность, образование… Дрэи никогда не были кочевниками в полном смысле этого слова, вроде как наши цыгане, нет, их увлекали не сами скитания, а лишь их конечная цель. Они мечтали обрести свой дом и покой. Они мечтали…
— Погоди, старик, — перебил я, неизвестно с чего решив не церемониться. — О чем они там мечтали, это дело десятое. Но я вижу, что ты тут вроде как местный. Вот и расскажи, что им от меня надо. Кроме того, конечно, что мне и так известно. Я наблюдатель, один из трёх и прочая ерунда. Я просто хочу знать, что мне делать дальше.
Геннадий Андреевич издал горлом хрипловатый смешок, больше похожий на кашель.
— Что делать? А то же самое, что и всем нам, жить, и, так сказать, надеяться на лучшее.
— У меня ребёнок, — снова перебил я его медлительную речь. — Маленький ребёнок, который ждёт папу. Моя дочь больна. Мне нужно к ней.
— Верно, нужно, — отчего-то радостно кивнул Геннадий Андреевич. — И всем нам нужно, всех ждут, всем пора домой. Засиделись мы тут, вот ей-богу засиделись. Да только тут вот какое дело…
Старик замолчал и внимательно на меня посмотрел.
— Они чрезвычайно трусливы и не отпустят вас, молодой человек, пока не будут соблюдены все формальности. Дрянная раса, дрянная кровь! Вы останетесь здесь столько, сколько они захотят и будете делать то, что они вам скажут. Вы нужны им, нужны, в отличии от меня. Когда-то я был, в некотором роде, местным шутом, развлекал их по мере своих сил, чего-то требовал, волновался. Они не могут отправить меня назад потому, что я знаю слишком много, но не могут и убить, потому что, как я и говорил, они слишком трусливы для этого. Так что я живу здесь тихо и скромно, стараюсь поменьше попадаться на глаза, а иногда консультирую тех, кто попал сюда как и я — случайно. Но вы, мой друг, совершенно другой случай. Кстати, ваша шутка в коридоре была несколько неуместна и едва не стоила вам жизни… хорошо, что я оказался рядом. Но дрэи-то, дрэи каковы! Я уже сказал, что они чрезвычайно трусливы и вы напугали, как следует напугали их, однако отправить вас одного, не дав никаких инструкций! Видимо, они совсем потеряли голову… Так, о чем это я? Мы, кажется, говорили о вас. Так вот, в том, что вы оказались здесь, я не могу винить даже ваше любопытство, потому что его нет и в помине. Вы часть их плана, а если так, то в моём лице вы нашли сочувствующего. Кроме того, вы собственноручно уничтожили одного из дрэев, хотя в общих масштабах, конечно, это капля в море. И вы дали мне великолепную возможность посчитаться с этими маленькими ублюдками нимрифитами. Одним словом, вы со всех сторон человек положительный, всячески радеющий за свой вид. В наше время это редкость, а уж про время будущее я и не говорю. Дрэи уже поведали вам, что ждёт всех нас?
— Вы про их грандиозные планы о захвате? — несколько ошарашено спросил я. — Честно сказать, я не совсем понял, что именно произойдет.
— Тут нечего и понимать, — усмехнулся Геннадий Андреевич, мотнув головой слева направо. — Дрэи повсеместно внедряться в наш мир и пустят там свои корни. Высосут землю до самого дна, если, конечно, оно есть у неё, это самое дно. Поначалу, конечно, методы у них будут самые гуманные — с их отравой из люпина и делами корпорации. А потом, когда зло прорастёт в нашей почве, им останется только собрать урожай нашими же руками. Вернее, руками тех, кто ещё недавно был людьми. Нас всех ждут ошеломляющие изменения. Но кого этим можно будет удивить или, пуще того, напугать? Ведь не пугались же мы, когда Ленинград постепенно превращался в горный аул? Не приходили в ужас, слыша повсюду чужеземную речь? Не испугаемся и в этот раз. Запад призовёт к толерантности и мы терпеливо сложим головы под топорами дрэев. Которые, разумеется, будут настолько гуманны, что подарят нам жизнь… правда, несколько не ту, о которой мечталось. Но какая разница?
Геннадий Андреевич расхохотался и взглянул на меня безумными глазами. Мне стало не по себе.
— Молодой человек, лучше вам никогда не возвращаться к своей бедной маленькой дочери. Переживёт ли ваше сердце тот удар, который готовят вам дрэи? Сможете ли вы жить, наблюдая, как ваше дитя постепенно превращается в чудовище? Хорошо ли будет вам смотреть, как она пьёт напиток, созданный этими тварями? Хорошо ли будет вам…
— Заткнись! — рявкнул я, вскакивая с кровати. Старик посмотрел на меня с усмешкой, хотел ещё что-то сказать, но промолчал. Мне понадобилось пройти несколько кругов по комнате, чтобы немного придти в себя и справиться с нарастающей паникой.
— Расскажи мне про золотой мост, — потребовал я, когда волнение моё немного улеглось.
— О, — многозначительно сказал Геннадий Андреевич и глаза его затуманились. — Золотой мост…
Давным-давно высокие берега электрической реки Фриттэ и остров Ловчего соединял золотой мост — рукотворное чудо, доставшееся аяснам от их высоких предков, тех самых, что построили город Эридэ и поселили в нём огромные каменные статуи. Аясны называли своих предков богами, намекая тем самым на своё высокое происхождение, но на самом деле их далёкие родичи были людьми, правда, не совсем обыкновенными. В те далёкие времена мир, который они называли "Ясный" (отсюда и название народа аясны), был полностью лишен солнечного света. Небо было вечно затянуто грозовыми тучами, днём и ночью грохотал гром, а молнии были такими яркими, что жителям приграничья приходилось постоянно носить очки из закопченного стекла. Лучшие их мастера ломали головы, придумывая способ увидеть яркое солнце, отголоски песен о котором доносились из других миров. Годы испытаний и тысячи жизней ушло на то, чтобы, наконец, создать ловчего молний — аппарат, который притягивал всё электричество, рассеянное в воздухе. Аппарат был установлен на острове посреди огромной безымянной реки, воды которой питали окрестные леса. Ловчий не нуждался в сервисном обслуживании, его нужно было только запустить, а потом он работал сам, постоянно заряжаясь от молний. Всю собранную энергию он направлял в русло реки. И в тот миг, когда электрическая искра впервые попала в её воды, всё живое вымерло на многие и многие километры вокруг. Берега раздвинулись, река раздалась вширь, вода вспыхнула тысячей огненных полос. Несколько дней свет, исходящий от воды, был единственным светом в целом мире, а потом небо расчистилось и яркое солнце озарило приграничный мир.
Реку назвали "Фриттэ", что значит "Неделимая" и выстроили огромный мост, который соединил берега реки и острова. Золотым он назывался потому, что был сделан из арли-цеи — крыльев золотых птиц, которые те сбрасывают как змеи кожу. Каждое такое перо свободно парило в воздухе, необычайно хрупкое и ломкое на вид. Но стоило ему прикоснуться к чему-либо — к дереву, камню или человеческой коже, как оно становилось прочным как сталь. Если сцепить вместе несколько таких крыльев, они образуют прочную и невесомую конструкцию, неподвластную ни стихии, ни времени. Арли-цеи нельзя брать голыми руками, они моментально припаиваются ко всему, что их касается, но можно собрать на обыкновенный магнит — как железные опилки. Предки аяснов, аюры умели сворачивать золотые крылья в маленькие камешки, которые спокойно можно было переносить с места на места. Так они набирали целые корзины арли-цеи и относили их к реке, не опасаясь того, что крылья сцепятся между собою. А потом мастера осторожно разворачивали каждый камешек, расправляли маленькое трепетное крылышко и плели из них прочные каркасы и перила для будущего моста. Это была кропотливая работа, которая заняла не один год, но зато когда всё было закончено, золотой мост воссиял над призрачным миром. На берегу Фриттэ построили город Эридэ, который в народе называли "город огней" и "город вечного дня". В самом деле, в Эридэ никогда не наступала тёмная ночь, потому что воды реки питали целую сеть подземных коммуникаций. Внутри огромных каменных статуй находились своеобразные генераторы, питавшие электрические фонари, вделанные в глазницы. Их розоватый свет днём и ночью озарял городские улицы. Столбы, возведённые вдоль каналов, венчали треугольники из тонкой проволоки, по которым время от времени пробегали фиолетовые искры. Аюры получили источник вечного света и тепла, который должен был положить начало новой, прекрасной эры в их истории, озарить мир, который венчал роскошный золотой мост. Казалось, он парил в воздухе. Потом случилось нечто, что заставило аюров покинуть мир, оставив в приграничье только несколько жалких семей. Прошли годы и тысячелетия, потомки мудрых аюров выродились в слабых и наивных аяснов, которые, не умея освоить древние технологии, предпочли скромный удел земледельцев.
И в приграничный мир пришел Хозяин — потомок того, кто некогда заполучил дрэев. Именно тогда он решил усовершенствовать собственных рабов. Для изменений ему нужна была энергия, которую он надеялся получить у аяснов. Хозяину не составило особого труда приручить и подчинить гостеприимных людей, ведь весь их талант и способности уходили в заботу о личном благоденствии, но не о безопасности. У них не было ни воинов, ни оружия, а потому в скором времени Хозяин получил доступ к ловчему. Ещё несколько лет исследований, месяцев испытаний, и он подарил своим рабам новые тела, которые позволили им стать сильными и почти бессмертными. Они называют его Отец…
Геннадий Андреевич повернулся ко мне и повторил с выражением:
— Они называют его Отец. Понимаете? Отец! Грязные существа, не способные на родительские чувства! Они горазды называть отцом и матерью и благодетелем любого, кто окажет им выгоду. Да, выгоду. Вы понимаете меня?
Я, признаться, не совсем понимал, о чем толкует мне старик с всклокоченными волосами и ярко горящими глазами.
— Грязные, грязные существа. Твари! — веско, со значением сказал он. И тут картинка у меня перед глазами начала проясняться. Всё стало вставать на свои места, память очистилась и я увидел перед собой Человека-в-жилетке, того самого, что я видел в далёком детстве и совсем недавно — в библиотеке. Он порядочно изменился, обзавёлся густой бородой, глубокими морщинами и болезненным блеском в глазах, и всё же это был он, человек, с которым я повстречался когда-то давно.
— Зачем вам золотые крылья? — спросил я напрямик. — Тогда, в лесу…
— О, да, — воодушевленно сказал Геннадий Андреевич. — Золотой мост между двух берегов. Это святыня, моя, не их. Аясны верят в то, что когда золотой мост вновь воссияет, то он…Но я, кажется, не успел рассказать вам о том, как он был разрушен. Так слушайте же. Работа над новыми дрэями была почти закончена и Хозяину или, если хотите, Отцу оставалось только вести последний штрих — изменить их нервную систему, чтобы дрэи полностью потеряли все данные им от природы чувства, став живыми машинами, безжалостными даже к самим себе. Но в тот момент, когда Отец должен был завершить изменения, кто-то из аяснов вытащил из опор моста одно-единственное золотое крыло. В тот же миг золотой мост разлетелся на тысячи тысяч крошечных крыльев, которые сверкающей тучей закрыли весь остров с ловчим молний. Хозяин пал под градом золотых стрел, падающих на него со всех сторон, а его сына, нового Отца, спрятали дрэи, не успевшие потерять какую-никакую, а человечность. Забавно, не правда ли, мой юный друг? Благодаря неудаче, не позволившей завершить начатое, Хозяин спас собственного сына. Впрочем, если бы это ему удалось, вполне вероятно, что его сына вовсе не пришлось бы спасать. Как вы думаете?
Я не думал никак, стараясь только уследить за быстрым рассказом Геннадия Андреевича. Удавалось это мне с большим трудом, голова гудела, объятая жаркой волной боли. Во рту пересохло и очень хотелось пить. Старик понял, что толку как от собеседника от меня маловато, и потому продолжил сам.
— Так вот, мой юный друг, мост распался и золотые крылья разлетелись по всему свету. Некоторые из них прошли через чуткие точки и оказались в других мерах, некоторые свернулись в камни и лежат здесь, на морском берегу, не отличимые от сотен других камешков. Аясны верят, что если собрать все золотые крылья и отстроить мост заново, то по нему в приграничный мир вернутся их великие предки, боги, как считают они. И тогда господство дрэев рухнет. И тогда…
Геннадий Андреевич рассмеялся своим дряблым смехом и пнул кровать носком своего ботинка.
— И тогда всё обязательно будет хорошо. Они верят в это — и это тоже хорошо. Это замечательно. Я тоже в это верю, ведь человеку обязательно, непременно надо во что-то верить. Иначе он будет сродни живой машины, о которой так мечтал величайший из хозяев Аидрэ-дэи.
С этими словами старик наклонился ко мне и быстро заговорил прямо в ухо:
— Вот уже много лет я собираю по всему свету золотые крылья. Аясны научили меня обращаться с ними. Взгляните, у меня полные карманы чудесных маленьких камешков. Я верю, что придёт день и я выстрою заново золотой мост. И на землю спустятся боги. И аясны встретят их с пальмовыми ветвями в руках. Я верю! Верю!
Когда Геннадий Андреевич говорил последнюю фразу, его лицо совершенно преобразилось. Он помолодел лет на десять, не меньше, глаза заблестели задорным юным огнём, морщины расправились. На миг мне будто снова стало десять лет и я оказался в лесу вместе со своими друзьями. На меня жарко пахнуло тёплым солнцем, запахами сосновой хвои и влажной земли, грибов и лесной медуницы. Я глубоко вдохнул и закрыл глаза, а когда открыл их, понял, что мне нужно делать дальше.
— Я должен выполнить то, что они мне поручили, — сказал я как можно более равнодушно. — Они обещали снабдить меня необходимой техникой.