Голос был громкий и резкий, я вздрогнула и тут же внутренне сжалась, готовясь к неприятной встрече. Оглянувшись, я увидела на противоположной стороне дороги человека в форме, похожей на военную, но без погон и с непокрытой головой. Удивительным было то, что этот человек отчего-то казался мне двухмерным, словно бы он был вырезан из картона. Несмотря на то, что голос его был довольно громким, он доносился до меня как из далёкого далека. Я внимательно оглядела незнакомца с головы до ног и почему-то уверилась в мысли, что он не причинит мне никакого вреда. Да и он, судя по всему, совершенно не спешил наброситься на меня кулаками, ограничиваясь лишь тем, что продолжал требовать от меня сойти с моста.
— Тут нельзя находиться, — повторял он как заведённый. — Нельзя находиться! Тут идут…
Он не договорил, махнул рукой и чуть ли не бегом бросился в сторону Невского. Я равнодушно пожала плечами и вдруг обратила внимания, что кисти моих рук окрашены в нежно-зелёный цвет. Взглянув вверх, я увидела прямо у себя над головой огромное зелёноватое облако, которое и освещало меня приглушенным светом. Этот свет вызвал у меня смутную тревогу, у меня сильно закружилась голова, и я с трудом устояла на ногах, тесно прижимаясь к ледяным перилам. Пальцы, которыми я их сжимала, одеревенели, в горле запершило, перед глазами поплыли радужные пятна. Зелёный свет, казалось, проникал в лёгкие, одурманивал разум и тяжелым комом оседал в желудке. Я судорожно вздохнула, закусила до крови губу и, теряя сознание, рухнула с моста. Я успела почувствовать, как разрезала ногу едва ли не до кости каким-то острым элементом декора моста, потом на несколько секунд отключилась и очнулась уже в холодной воде.
Как и все дрэи, я совершенно не умею плавать, но у меня сильно развит инстинкт самосохранения, который и не позволил мне утонуть той ночью. Захлебываясь и отчаянно размахивая руками, я каким-то непостижимым образом сумела не пойти ко дну и продержаться на плаву несколько мучительно долгих минут. От животного страха я не могла даже кричать, но, очевидно, барахталась я довольно шумно и вскоре услышала громкий крик с берега:
— Ныряй, чего ты ждёшь!
Я не понимала, чего от меня хотят, и тогда кричавший мне сам прыгнул в воду. В несколько сильных гребков он добрался до меня и, прежде чем я успела сообразить, что он делает, он крепко обнял меня за пояс и утянул под воду. Вода залилась мне в горло сквозь поры на шее, дыхание остановилось, и я вторично потеряла сознание. А когда пришла в себя, оказалось, что я уже у самого берега и двумя руками держусь за каменную ступень спуска в воду. Мой спаситель (или кто он был такой) стоял тут же, насмешливо глядя на меня и держа у края рта руку с затухающей сигаретой. Дым плотно окутывал его голову, так, что было не разглядеть нижней части лица, и только черные глаза сверкали из-под нависших бровей.
— Вообще помогать не полагается, — проговорил незнакомец с некоторой ленцой, — спасение утопающих дело рук самих утопающих. Но что уж тут поделать. Не бросать же тебя обратно.
— Спасибо, — невнятно сказала я, морщась от того, что вода вытекала из меня обратно, причиняя мучительную боль. Я подумала было, что незнакомец поможет мне выбраться на берег, но он спокойно смотрел на меня, не предпринимая к этому никаких попыток. Тогда мне пришлось выбираться самой, хотя, признаться, это было и нелегко. Тело слушалось меня с трудом, ноги были словно налиты свинцом. В конце концов я из последних сил подтянулась на руках и грудью рухнула на холодный камень, вывихнув левую в колене. Боли я даже не почувствовала, к тому времени я почти не чувствовала ног и опасалась, что в дальнейшем не смогу ходить. Когда я кое-как уселась на ступени, растирая окоченевшие плечи руками, незнакомец подошел ко мне так близко, что я смогла более-менее рассмотреть его лицо. Он был довольно молод, не больше тридцати лет, черные волосы вились кольцами и доходили почти до плеч. Черты лица грубые, но в то же время не лишенные изящества, щеки впалые, высокий лоб перерезала глубокая морщина. Глаза, сидящие необычайно глубоко, как я и говорила, горели ярким матовым огнём, так что казалось, будто бы они было подсвечены изнутри головы. Когда человек говорил, его тонкие губы двигались отдельно от произносимых слов, постоянно округляясь, словно бы снова и снова произнося звук "о".
— Жива? — кратко спросил незнакомец, удостоверившись, что мне больше не грозит падение в реку. — Тогда я пошел.
— Погодите, — прошелестела я, удивляясь собственному голосу. — Я хотела сказать… поблагодарить.
— Это излишне, — усмехнулся человек и быстрым шагом направился вверх по лестнице. Я не стала его догонять, да и сил у меня на это не было. Я осталась сидеть на камне, мокрая до нитки, окоченевшая и с кровоточащей раной на ноге. Мало помалу до меня стала доходить необходимость встать и сделать что-то, чтобы не истечь кровью прямо здесь, на ступенях. Но мною овладело такое безразличие ко всему происходящему, что больше всего хотелось закрыть глаза и расслабиться. Только невероятным усилием воли я заставила себя встать, снять толстовку и замотать ею раненую ногу, завязав крест накрест длинные рукава. Сразу скажу, толстовку было жаль, в основном из-за черного капюшона, который я носила, практически не снимая. Почему-то наши лишенные волос головы раздражают людей ещё больше, чем колени, сгибающиеся в обратную сторону. Интересно, почему?
Перевязав ногу, я почувствовала себя совершенно вымотанной, но по крайней мере теперь мне не угрожала смерть от потери крови. Я встала на ноги, покачнулась, едва снова не упав в воду, и с трудом побрела вперёд. Смутно я понимала, что мне необходимо добраться до отеля, а там ждать до утра, потому как несмотря на всю политкорректность, скорая помощь для дрэев ещё не была создана. Впрочем, возможно я грешу на власти и всё дело в том, что во всём городе не найти и сотни врачей, которые хоть что-нибудь понимали в нашей анатомии. Известно, что основные органы вроде желудка, сердца и печени у нас примерно схожи, но вот в хитросплетении нашей кровеносной системы и, главное, механических составляющих не под силу разобраться даже самому опытному доктору. В спешном порядке были созданы специальные комиссии, занимающиеся подготовкой кадров, необходимых для нашего здравоохранения. Они выпускали несколько тысяч специалистов в год, но действительно хороших врачей было в десятки раз меньше, потому как для того, чтобы лечить дрэев, надо обладать не только обширными знаниями, но и порядочной интуицией. Я не уверена, так ли это на самом деле, но говорят, что из десяти дрэев не найдется и двух с идентичным расположением всех внутренних органов. Порой отклонения достигают того, что сердца, которое находится у нас четко посередине груди, может находиться в районе левого плеча. Не знаю, с чем конкретно это связано, но приятного в этом мало. Лекарства, которые кому-то могут действительно помочь, у другого вызывают необратимые изменения. Так меня однажды едва не отправил на тот свет обычный препарат от кашля. Он остановил моё дыхание на несколько минут. Я думала, что умерла, и когда спустя какое-то время воздух снова наполнил мои лёгкие, я решила, что вот он, мой ад. Жаркий и обжигающий, заставляющий корчиться на постели от боли. После долгого размышления я пришла к выводу, что ада не существует, потому как мы уже живём в аду. Грустный, конечно, вывод, но уж что поделать.
Примерно с такими мыслями я, наконец, одолела лестницу и остановилась немного передохнуть. Я понятия не имела, с какой стороны реки нахожусь, и надеялась только, что мне не придётся переходить по мосту. Несмотря на то, что и на нужной стороне Фонтанки идти до отеля мне придётся порядочно, перспектива преодолеть Ломоносовский мост приводила в ужас. Я как могла выпрямила спину и огляделась. На моё счастье, мост был в стороне, и до гостиницы, судя по всему, надо было пройти всего ничего. Приободрившись, я перешла через дорогу, несколько минут отдыхала, опершись о стену дома. Потом глубоко вздохнула и сказала себе, что надо собраться с силами для последнего рывка.
Я свернула в переулок и медленно, по стеночке, побрела к гостинице. Впереди послышался какой-то шум, я вздрогнула, но не остановилась и отправилась дальше. Терять мне было уже нечего. Войдя во двор, я оказалась посреди шумной компании из дрэев и людей. Большинство из них было одето в мотоциклетные проклепанные куртки, кожаные штаны или джинсы и высокие ботинки армейского типа. Женщин среди них было четверо, в том числе одна дрэйка. Все ярко накрашенные и с нагловатым выражением лица, у дрэйки ко всему прочему ноги были затянуты в сетчатые колготки. В другой день я бы обратила на это больше внимания, но мне было так плохо, что я даже не задумалась о том, что люди и дрэи в одной компании это, мягко сказать, странно.
Я не задалась этим вопросом, не стала раздумывать над тем, что делает здесь эта разношерстная команда. У меня сработал рефлекс — при виде скопления народа немедленно постараться скрыться с глаз. Единственное место, где я бы почувствовала себя в безопасности, была гостиница, но именно перед её входом и собралась самая большая группа молодых людей. Рядом стояло два мотоцикла, на одном из них был навален целый ворох одежды. Всюду валялись пивные бутылки, и когда только успели, учитывая, что со времени моего отсутствия прошло не более получаса.
Какое-то время я простояла в тёмном углу, не зная как поступить, потом набралась храбрости и направилась прямиком ко входу в гостиницу. Меня никто не остановил, не обратился ко мне с гневной речью, казалось, к моему появлению здесь отнеслись как к чему-то само собой разумеющемуся. Не успела я ещё подняться на крыльцо, как дверь гостиницы широко распахнулась, и оттуда заструился яркий желтый свет. Это меня сильно насторожило, насколько я помнила, там в холле горели люминесцентные лампы, дающие ровный белый свет, в котором не было никаких желтых оттенков. Потом на крыльцо вывалился (иного слова и не подберешь) дюжий толстяк в мешковатых штанах и засаленной майке. У него была окладистая рыжая борода, волнами ниспадающая на его обширный живот. В руке толстяк держал кружку пива.
— Ну что, детвора, гуляем? — раскатисто пробасил он. Несмотря на то, что выглядел он довольно солидно, ему было никак не больше сорока лет, а потому его обращение к компании с разбросом возрастов от двадцати до пятидесяти лет меня немного удивило.
— Гуляем, дядя Филя! — нарочно писклявым голосом обратился к нему мужчина, сидящий на корточках рядом с мотоциклом. Он был тоже бородат и выглядел куда как более представительно. По крайней мере, одежда его была вполне себе опрятной и чистой.
Дядя Филя добродушно кивнул и вразвалочку сошел по ступенькам. При ходьбе живот его колыхался и вздыбливалась майка по бокам. Не знаю почему, но именно его выпуклый живот вызвал у меня положительные эмоции и почти изгнал страх. Мне стало казаться, что от этого человека просто не может исходить опасность. Когда толстяк поравнялся с сидящим у мотоцикла парнем, я сделала, что называется, морду кирпичом и как могла быстро взобралась на крыльцо. К моему удивлению, никто не сделал ни единой попытки меня остановить. Не могу сказать, чтобы меня не замечали, я поймала на себе несколько равнодушных взглядов, но никто не сказал мне ни слова и ни одним движением не дал понять, что я тут ни к месту. Я открыла дверь и вошла в гостиничный холл.
Первое, что меня поразило, было то, что стойки администратора не было и в помине. Вместо неё посреди обширного помещения стоял массивный стол из мореного дуба. На столе лежала засаленная колода карт. Вдоль стен стояли длинные деревянные лавки, покрытые белой тканью. Ярко горели два масляных факела, дававшие тот самый удививший меня желтый свет. Один из факелов сильно коптил и на потолке виднелось черное пятно.
— Ирина? — пробормотала я, надеясь, что у меня галлюцинации от недавнего купания и потери крови. Но вместо доброжелательной администраторши мне навстречу вышла девушка, одетая в одну только юбку леопардового цвета. В руках у девушки были оленьи рога. Взгляд наглый, бесстыдный.
— Ну, что надо? — спросила она, развязно на меня глядя. Груди у неё были маленькие и острые, с аккуратными коричневыми сосками. Левый сосок проколот бронзовым колечком. Я поморщилась.
— Надо что? — повторила девица, оглядывая меня с головы до ног. — Учти, с дрэями спит только Алина, а она сейчас занята. Ждать будешь?
— С кем? — не поняла я.
— Ты что, головой ударилась? — равнодушно бросила девушка. — Не знаешь, куда пришла?
— В гостиницу, — невнятно проговорила я, опуская глаза. — Но здесь…
— Здесь гостиница, — подтвердила девица. — За ночь полтинник, на время двадцать пять. Но Аидрэ-дэи вдвое дороже.
— Кому? — снова не поняла я. — Аидрэ… кто это?
— Ну ты даёшь, — девушка впервые посмотрела на меня с интересом. — Сама не знаешь, кто такая?
— Нет, — покачала я головой, делая шаг назад.
— У… Погоди-ка.
Она отодвинула меня в сторону и прошла к входной двери, открыла её и громко позвала:
— Павел!
— Чего тебе? — незамедлительно раздался довольно весёлый голос.
— Иди сюда, — безапелляционным тоном потребовала девушка.
— А что такое?
— Дело есть.
С этими словами она отошла от двери и левой рукой обняла меня за талию. Прикосновение её руки мне откровенно не понравилось, слишком уж оно было бесцеремонным. Да и вообще я не привыкла, чтобы люди ко мне прикасались. Когда это происходит случайно, они пугаются в первую очередь, так что у меня уже выработался рефлекс.
Молодой парень, тот самый, что сидел у мотоцикла и говорил с дядей Филей, стремительным шагом вошел в холл и остановился прямо передо мной. Полуголая девушка поспешила меня представить:
— Знакомься, это… как тебя зовут?
— Зои, — сказала я, стараясь не смотреть ни на неё, ни на Павла.
— Зои, — подтвердила девушка.
— Ну и? — вопросительно взглянул на неё Павел. — И что с того?
— Она странная, — хихикнула девушка. — Не знает, кто она такая. Ведёт себя… странно. Да ты посмотри на неё.
Павел посмотрел, но, видимо, не увидел во мне ничего особенного. Зато увидела я, окинув его быстрым и испуганным взглядом. Молодой человек был тусклым, если, конечно, я правильно использую это слово. Нет, у него была довольно загорелая кожа, светлые глаза, куртка из глянцевой кожи и ярко-синие джинсы. Но я смотрела на него и видела его словно через слой толстого матового стекла. Он стоял рядом со мной, и в то же время был необычайно далеко. Я могла протянуть руку и коснуться его плеча, но мне казалось, что это простое движение я буду совершать целую вечность. Девушка в леопардовой юбке сказала, что я странная, и тоже самое я бы могла сказать про неё. С изумлением я оглядывалась по сторонам и понимала, что всё вокруг не просто разительно изменилось, нет, изменился мой взгляд на окружающий мир. Я смотрела, фокусируя взгляд на отдельных предметах, но они разбивались в моём мозгу на тысячи деталей, а те в свою очередь выстраивались перед моим внутренним взором в совершенно иное изображение. На секунду я закрыла глаза, пытаясь осмыслить увиденное, а когда открыла их, оказалось, что я стою перед стойкой администратора в отеле Венера. В руках у меня был крепко зажат ключ с деревянной грушей. Голова отчаянно болела. В дверном проеме, ведущем в один из номеров, стояла Ирина. Вид у неё был встревоженный.
— С вами всё в порядке? — спросила она напряженным голосом, в котором, однако же, чувствовалась забота. Взгляд администратора был прикован к моей ноге, всё ещё замотанной толстовкой.
— В порядке, — медленно кивнула я, с трудом ворочая языком. В голове нарастал шум, отчаянно давило виски. Хуже всего было глазам, у меня было такое впечатление, что глазные яблоки превратились в раскалённые шары. Всё вокруг было словно в тумане.
— Может быть вызвать доктора?
— Нет, спасибо, покачала я головой. Я сама как-нибудь… справлюсь. У вас есть какие-нибудь антисептики?