94239.fb2
— Хорошо, — я кивнула. — Ещё что-нибудь?
Казалось, мой собеседник не был готов к тому, что я так легко соглашусь. Он снова замялся, страдальчески на меня посмотрел и жалко улыбнулся. Его улыбка начала меня раздражать и я поспешила закончить разговор.
— Ну, хорошо. Завтра в половине шестого я буду на вокзале.
— Замечательно, — неподдельно обрадовался Алексей. Несмотря на то, что радость его была вполне искренняя, я заметила, что радуется он не столько моему согласию, сколько тому, что меня удалось так быстро уговорить. Как будто бы я собиралась сопротивляться! Его настойчивость несколько удивляла и настораживала, однако я успела обрубить все канаты. Пути назад не было, теперь оставалось только слепо идти вперёд.
— Главное, не опоздать, — напутствовал меня Алексей. — Поезд не будет ждать, так что…
— Я буду вовремя, — перебила я его, снова поразившись собственной храбрости. Верно говорят, рабы, пришедшие к власти становятся настоящими тиранами. Я видела, что этот человек по какой-то причине нуждается во мне и всеми силами старалась показать своё превосходство. И в то же время я никогда не поднимаю глаз на людей, стараюсь по возможности быть незаметной и не попадаться на пути. Поразительно, как за короткий срок можно измениться. Однако, извечный страх никуда не ушел и я подсознательно себя контролировала.
Алексей ещё долго повторял одно и то же, рассказывая мне, какими неприятностями может грозить опоздание на поезд, но я уже слушала его вполуха, мечтая только о том, чтобы вытянуться на кровати и уснуть. Наконец, он сказал "ну а теперь я вас оставлю" и я вздохнула с облегчением, когда за Алексеем, наконец, закрылась дверь. Я встала с кровати, повернула ключ в замке и подошла к столу. Мне вдруг невероятно захотелось есть. Я взяла чашку с холодным чаем и открыла пачку печенья. После еды меня ещё больше потянуло в сон и я уже начала раздеваться, как вдруг раздался телефонный звонок. Я вздрогнула.
— Алло?
— Добрый вечер, Зои, — раздался в трубке приятный голос Ирины. — Извините за беспокойство, надеюсь, что не разбудила. Вам звонит Алексей, говорит, что это срочно.
— Гм… давайте, — сказала я, поразмыслив несколько секунд.
— Соединяю.
— Алло, Зои? — голос Алексея едва доносился до меня через помехи.
— Мы же с вами уже попрощались, — процедила я сквозь зубы.
— Да, да, — быстро сказал Алексей, — но я совершенно забыл вам пояснить некоторые детали!
— Что ещё?
— Ваши глаза, — затараторил молодой человек. — Зрение восстанавливается, поэтому некоторое время вы можете чувствовать определённый дискомфорт. Может болеть голова, может…
— Голова у меня и так болит, — отрезала я. — А что с моим зрением?
— На восстановление нужно время. Ваш мозг уже начал перестраиваться для того, чтобы перерабатывать информацию привычным образом. Вам придётся заново научиться видеть так, как положено, и это будет не слишком приятный процесс. Придётся немного потерпеть.
— Я вас не понимаю, — в который раз совершенно искренне повторила я.
— Извините, я не могу объяснить подробней, — голос Алексея звучал всё хуже и хуже, — у меня слишком мало времени, а связь тут не слишком хорошая. Короче говоря, если вы будете видеть что-то странное, не пугайтесь, всё так, как и должно быть.
— Странное это что? — спросила я, невольно повышая тон. — Я вам уже говорила, что у меня случилось что-то вроде галлюцинации, и я…
— Это не галлюцинация, — прокричал Алексей. — Это нормальный ход вещей, ваше зрение как призма — вы раскладываете привычные вещи на целый спектр. Он пока не привычен вам и мозг услужливо замещает непонятное чем-то абсурдным, но логичным. Например дыру в небе вы можете увидеть как зонт для пикника, а забор…
Связь оборвалась. Я медленно положила трубку и сделала глубокий вдох. Мне было совершенно непонятно ничего из того, что сказал мне Алексей. Кроме одного — будет больно. Но голова у меня болела уже второй день подряд, так что это не слишком пугало. Перед тем как лечь в постель я выпила таблетку анальгина и опустила голову на подушку. На сон оставалось меньше четырёх часов, но сейчас я была рада и этому.
Будильник прозвонил в четверть пятого, и я подскочила на постели как ошпаренная. О метро в такую рань можно было забыть, пешком до Московского вокзала идти минут двадцать. Должна успеть. Я наскоро перекусила оставшимся с вечера печеньем, попила немного воды из-под крана (привычка, на мой взгляд, ещё хуже курения) и оделась. Надо было бы, конечно, привести одежду в порядок, как минимум почистить джинсы от засохшей грязи, но делать это мне совершенно не хотелось.
— Уходите куда-то? — спросила заспанная администратор, когда я протягивала ей ключи.
— Выписываюсь, — коротко ответила я.
— Уже? — в голосе Ирины звучало неподдельное облегчение. — Тогда до встречи, очень рады будем вам снова.
— Спасибо, — поблагодарила я.
— Распишитесь, пожалуйста. Ой… То есть…
— Я поняла, поняла, — кивнула я. Практику цифровой идентификации до сих пор не отменили. Почему-то считается, что мы, дрэи, лишены даже минимального творческого потенциала и не можем придумать сами себе подпись. Не можем даже просто писать свою фамилию — нас якобы невозможно опознать по почерку. Почерк у всех дрэев одинаковый, как и отпечатки пальцев. Хотя мои каракули вряд ли кто-то сможет разобрать.
На улице оказалось холоднее, чем я ожидала. Когда я вышла за дверь, тут же пришлось пожалеть о том, что с собой нет никаких тёплых вещей. На часах было без двадцати пять, времени навалом и можно было не спешить. Выходить на оживлённый Невский не хотелось, поэтому я неспешно дошла по набережной до Графского переулка и зашагала в сторону Владимирского. По дороге я заглянула в небольшой магазинчик самообслуживания, купила бутылку минералки и несколько булочек с изюмом. На дне моего рюкзака ещё валялся пакетик с мятными конфетами. До Москвы этого должно было хватить. При условии того, конечно, что я еду именно в Москву.
Так, размеренным шагом я и добралась до вокзала. Со зрением у меня действительно было что-то не так, перед глазами всё то плыло, то вставало с необычайной четкостью, но я списывала это на усталость и недосып. О недавних галлюцинациях и ночных бдениях я предпочитала и не думать. Начал накрапывать небольшой дождик, в воздухе заметно потеплело.
Я всегда любила Московский вокзал с его шумом и сутолокой, толпами вечно куда-то снующих людей и дрэев, суматошными торговцами и чинными группками экскурсантов. Несмотря на вечный мой страх перед людьми, несмотря на недоверие и панику, я люблю и любила Московский вокзал. Вероятно моя приязнь к нему основывается на том, что вокзал ассоциируется с дорогой, а дорога с переменами. Как говорится, новое место — новое счастье, а перемены всяко лучше того существования, которое вели все мы. Но для меня понятие перемен связано не только с новым счастьем или просто жаждой новизны. Дело в том, что с самого детства я чувствовала необычайную потребность движения вперёд, мне хотелось идти, двигаться и делать что угодно, только бы не оставаться на месте. Разумеется, меня быстро перековали и обтесали, заставив приноровиться к размеренному темпу жизни, однако никакая монотонная работа не смогла уничтожить во мне желание двигаться вперёд. Я никогда не задавалась вопросом "что впереди?", я просто хотела идти. Именно поэтому я люблю вокзалы и аэропорты, открывающие дорогу и вдаль и вверх. А у Московского вокзала есть и ещё какая-то своя, особенная атмосфера, которая заставляет сердце биться чаще, а кровь быстрее двигаться по жилам. У этого вокзала есть очарование и шарм… как, впрочем, и довольно кровавое прошлое.
Ещё на моей памяти осталась печально известная одиннадцатая платформа, с которой отправлялся специальный экспресс для дрэев. Да-да, тот самый, который четыре раза подрывали оголтелые расисты запрещенной ныне организации МБД (Мир Без Дрэев). Примечательно, что половину из них составляли кавказцы, а остальные были русскими, евреями и татарами. Как говорится, дрэи объединяют самые различные социальные и национальные группы с две тысячи двадцать пятого года. Впрочем, я уже говорила, что ненависть к нам интернациональна и не имеет границ. Ещё один теракт был устроен на самом вокзале, в зале ожидания. Но несмотря на то, что тогда погибло больше людей, чем дрэев, его так и не признали терактом, списав всё на несчастный случай. Несчастный случай на пять килограммов в тротиловом эквиваленте? А сколько их было, таких "несчастных случаев". Сколько их происходит и по сей день, хотя, конечно, в демократической России как обычно "всё в порядке".
Сейчас плакаты "только для людей", которые красовались над рядами кресел и перед входом в зал ожидания давно сняты. Но что толку убирать запреты и кричать о равноправии, когда над кофе-баром неоновая вывеска гласила "VIP зал для людей"? Изменились формулировки, не более того, в головах всё осталось прежним. Нас приглашают на презентации и в общие салоны кинотеатров, но нам по-прежнему не подают руки. А коротенькое слово "VIP" ставит жирный крест на любой попытке сближения. Потому что дрэй по определению не может быть VIP. Потому что мы второго сорта. Законодательная база всё так же не считает убийство дрэя убийством и ограничивается условными сроками. Наказание дрэю всё так же в разы превышает наказание для человека. Мы получили право голоса, но не имеем права защищать себя в суде. Не имеем права на апелляцию. Мы не имеем ничего, кроме восторженных статей о равенстве и братстве.
От таких невесёлых рассуждений меня отвлёк встревоженный голос за спиной:
— Девушка, вам помочь?
"Девушка"! Бог мой, неужели меня и в самом деле можно назвать девушкой, а не синемордой тварью? Я вспомнила безукоризненно вежливую Ирину из мини-гостиницы и не смогла сдержать улыбку. Обернулась и увидела перед собой невысокого паренька с жидкими светлыми волосами, стянутыми в хвост.
— Вам плохо? — поинтересовался паренек, внимательно меня оглядывая. Я усмехнулась. В самом деле, вид у меня был неважный. Едва зажившая ссадина на виске, кожа ещё бледнее обычного, потрепанная одежда.
— Всё в порядке, — выдавила я из себя вежливый и корректный ответ. И снова улыбнулась: — Спасибо.
Видимо, мои слова не успокоили молодого человека, потому как он покачал головой и сказал:
— Что-то незаметно. Вам на поезд или вы кого-то встречаете?
— На поезд.
— Вы одна? — не отставал паренёк. Заручившись моим ответом, твёрдо сказал: — Тогда я провожу.
Смысла спорить я не видела, кроме того, в оживлённом месте безопаснее быть в компании человека. Я кивнула.
— Вам на какой перрон? На одиннадцатый? — спросил мой провожатый и тут же прикусил себе язык. — Ой, простите.
— Шестой.
— Хорошо. Вещи у вас есть?
— Только это, — кивнула я на свой рюкзак.