— Кто вы? — нервно повторила я. — Вы знаете, где вы находитесь?
— Не знаю, — ответил мужчина удивлённо. — Сдаётся мне, я наблюдатель. А ты Зои. Да-да, ты Зои.
Мне стало казаться, что я уже когда-то слышала всё, что говорило это странное, несчастное существо. Я почувствовала лёгкий угол страха и зябко поежилась, хотя в комнате было довольно тепло. В голове щелчками шел пересчет "клатц-клатц-клатц". Похоже на тиканье часов. "Кратц-кратц-кратц". Но электронные часы не тикают. Тогда откуда взялся этот "Кратц"?
— Как вас зовут? — спросила я после небольшой паузы.
— Ио, — сказал мужчина и расхохотался. Смех его был похож на скрип открывающейся двери. И я помнила этот смех, помнила голос, который всегда был немного надтреснутым. На мгновение мне почудилось, что передо мной не человек, а машина, до того нелепым и механическим был его смех. Но и это чувство мне тоже было знакомым. Я чувствовала себя так, как будто сажусь за печатную машинку после долгого, очень долгого перерыва. Я могу не вспомнить навскидку расположение клавиш, но мои пальцы помнят это очень хорошо. Я плотью ощущаю механизм, помню его телом, даже подсознанием. Именно так я и вспоминала это странное существо, которое внезапно перестало смеяться и уставилось на меня остекленевшим взглядом.
— Ио, — воскликнул незнакомец. — Священная корова, — выкрикнул он на выдохе. — Ио!
Он снова засмеялся своим резким смехом и вдруг помрачнел, приняв серьёзный и строгий вид.
— Меня зовут Игорь, — сказал он устало.
Я кивнула и немного помолчала. Я чувствовала, что мне надо, непременно надо что-то спросить, но никак не могла понять, что именно. Возможно, стоило даже уличить незнакомца во лжи, стоит ему только ещё раз раскрыть рот. Меня почему-то охватила страстная жажда справедливости. Я хотела всё знать, всё видеть и всё понимать. Информация, которая ещё недавно пугала меня до смерти, оказалась довольно скудной. Я чувствовала, что её недостаточно, и я упускаю что-то очень важное. Но я не могла вымолвить ни слова и просто стояла, глядя на сидящее передо мной существо.
Мужчина, представившийся Игорем, сам пришел ко мне на помощь.
— Я наблюдатель, — медленно произнёс он, глядя одновременно и на меня и сквозь меня. — Уже очень, очень давно. Я устал. Я хочу домой. Отпусти меня. Пожалуйста.
— Наблюдатель, — медленно повторила я, словно пробуя слово на вкус. Я замолчала, обдумывая услышанное. Потом взглянула на Игоря: — Наблюдатель за чем?
— За порядком, — глухо сказал он. Усмехнулся и добавил: — За вашим порядком.
Я покачала головой и отрывисто заговорила:
— Я не совсем… Вы должны понять меня. Возможно, вы знали её. Знали Зои Карнатчи, которая была здесь, которая жила здесь. Но я не она. Я похожа на неё, возможно, я отчасти думаю как она и поступаю как она. Но…
Я осеклась и посмотрела на Игоря почти с мольбой:
— Я не она. Я знаю, я чувствую её жизнь, день за днём. Но у меня своя жизнь, другая, собственная жизнь. Она не совсем радужна и безмятежна, но она моя, моя! А это место… кажется родным, я чувствую, чувствую, что оно родное. Исток. Но в то же время я здесь чужая. Я не хочу, клянусь, я не хочу, чтобы это место было моим, что бы кто ни думал на тот счет. Вы сказали, что хотите домой. Я тоже хочу домой. Я знаю, что… — я набрала воздуху в грудь и выпалила: — Знаю, что Зои вела проект "Амеко". Я помню это почти также как и то, что я была в лагере для дрэев. Иногда мне кажется, что моё и её прошлое сливаются в одно целое, но мой разум не может этого вместить. Мне трудно с этим справиться.
Я всхлипнула и провела по лицу тыльной стороной ладони. Чувствовала, как мои губы дрожат, чувствовала и то, как Игорь молча за мной наблюдает. Наконец, я собралась с мыслями и посмотрела на него с надеждой::
— Это была не я! Вы верите мне? Это была другая, чужая жизнь. Вы верите мне? Ведь если не помнишь, если жил не ты, если был не ты, если… Вы верите мне? Послушайте, вы единственное живое существо во всём здании! Старик Джонс, мистер Джонс не в счет, он давно уже мёртв, только ещё сам этого не понял. Но вы, вы верите мне? Мне нужна, мне необходима ваша вера!
Игорь вскочил на ноги так резко, что я невольно вскрикнула. Ещё не забылся извечный страх, ещё ворочался в душе ужас перед каждым, кто считает себя полноправным хозяином. Но Игорь хозяином не был и страх схлынул так же быстро, как и появился. Мужчина протянул руки вперёд и бешено на меня посмотрел:
— Моя дочь. Моя маленькая дочь не со мной. Верю ли я тебе, Зои? Нет, я тебе не верю.
Игорь медленно опустил руки и отошел к стене.
— Это была не я, — прошелестела я еле слышно.
— Оставим это, — глухо сказал мужчина, скрещивая руки на груди. Когда я, наконец, насмелилась и подошла к нему, Игорь дремал. За долгие годы одиночества он научился спать стоя. Я потрясла его за плечо.
— Послушайте…
Мужчина слегка вздрогнул, с губ его сорвался негромкий звук "ааах" и открыл глаза.
— Послушайте, Игорь, — я смотрела на него пристально, силясь вспомнить то, что пока было скрыто где-то в глубине моей второй памяти. — Что такое "Кратц"?
Стоило мне произнести это слово, как Игорь побелел, вжался и постарался вжаться в стену.
— Нет, — пробормотал он, мотая головой из стороны в сторону. — Нет, нет, нет!
Он глухо закричал, потом схватился обеими руками за остатки волос и с силой потянул их в сторону, вырывая с корнем. Я успела увидеть серо-стальной ноготь на его большом пальце. Потом Игорь повалился на пол и, скуля, отполз в угол. Я посмотрела на него с жалостью. Несчастное, искалеченное существо. Что с ним произошло? Что он делает на минус двадцать седьмом этаже?
Моё внимание привлекла стопка белых листов, исписанных с обеих сторон мажущей шариковой ручкой. Я подошла к столу и бегло пробежала взглядом один лист. Второй. Третий. Мало помалу чтение меня увлекло, и не столько своим содержанием, сколько тем, что в процессе у меня появилось ощущение, что я пытаюсь найти последнюю деталь сложной мозаики. Последняя деталь, и рисунок станет полным, а пока я перебираю ворох разноцветных и бессмысленных кусочков картона, стараясь найти единственный верный.
В молчании прошло около часа. Игорь всё так же скулил в углу, а я всё читала и читала, не в силах оторваться. "Они велели мне вести дневник", "Женщина на мельнице", и, наконец, "Валерия, исчезающая в сумрачном парке". С каждой прочитанной строкой мне становилось всё тяжелее и тяжелее, и, наконец, я в бешенстве опустила на стол руку, сжатую в кулак. Звук получился глухим, а я, наконец, поставила на место последнюю деталь.
Несколько минут я молчала, пытаясь осмыслить прочитанное, хотя скорее я думала о том, что увидела между строк. Потом повернулась к мужчине, забившемуся в угол, и посмотрела на него в упор:
— Что за бред ты написал?
Он взглянул на неё исподлобья и снова опустил взгляд в пол. Я судорожно провела тыльной стороной руки по лицу и вдруг подскочила к нему вплотную.
— Что за бред ты написал?! — отрывисто закричала я ему в лицо, потрясая белыми листами. — Зачем ты придумал эту ложь?!
— Моя девочка, — пробормотал мужчина сонным голосом. Взгляд его был туманным и размытым. — Моя маленькая девочка. Моя Настя. Моя маленькая, маленькая девочка.
— Нет никакой девочки! — закричала я, срываясь на визг. — Нет никакой, никакой маленькой девочки! Ты, недоделанный ублюдок! Дрэй! Дрэй! Дрэй!
— Неправда, — шепнул Вирго Кратц, закрывая лицо руками. Одна рука у него была с длинными металлическими пальцами. Другая обычная, почти человеческая. — Неправда. Неправда. Я не такой. Я человек. Человек. Человек.
Я закричала так, что мой голос эхом раскатился по коридору. Одним движением я отшвырнула от себя белые распечатанные листы, и они с тихим шелестом опустились на пол. Передо мной в углу сжималось измученное, искалеченное существо с ромбовидными глазами цвета густого чая. Вместо ног у него были металлические клешни с кусками искусственной кожи, которая не закрывала целиком кровеносные сосуды и сухожилия. Позвоночник не был скрыт под гибкой пластиной и выступал из спины уродливым горбом. С живота свисали вздувшиеся вены из эластичного пластика, в которых образовались тромбы, и кровь с трудом циркулировала по организму. Нижней челюсти не было, вместо неё была установлена небольшая пластинка с металлическими подобиями зубов. Кожа на лице была полностью заменена на искусственную, сине-голубую, а вот на голове была настоящая, родная. На макушке росли редкие рыжеватые волосы. Вирго Кратц, наш домашний монстр и беглец номер один.
Фриззе
Вирго Кратц был одним из самых маленьких и хилых Аидрэ-дэи. Аяснийка, которая его вынашивала, была поражена неизвестным недугом, который убил её за какие-то полгода. Вирго родился на полтора месяца раньше срока и остался в живых только потому, что его выходили аясны, которые никогда не делили младенцев на своих и чужих. Он рос слабым и болезненным ребёнком, который почти не принимал никакого участия в детских играх и часами неподвижно сидел на пустынном морском берегу, играя с песком и глядя на водную рябь. К тому моменту, когда ему исполнилось десять, он выглядел едва ли на шесть-семь лет, и ни о какой трансформации не могло идти и речи. Вирго оставили подрасти ещё на пару лет и именно эти годы стали ключевыми в его развитии. Кратц быстро миновал пору детства и сформировался почти во взрослую, разумную личность, обладающую своеобразным характером и образом мыслей. В двенадцать лет Вирго Кратц едва достигал до пояса среднему айснийцу, зато в разговоре легко мог дать фору любому взрослому. Вирго был умён, пожалуй, даже слишком умён для ребёнка. Если бы вам надо было характеризовать Вирго одной фразой, то вы бы сказали, что "этот дрэй никогда не разрывал упаковку на подарках". Даже в детстве. И хотя подарков никто Вирго не дарил, вы могли бы быть уверенным, что если бы кому-то пришло в голову что-то подарить Кратцу, то он бы непременно разрезал упаковку специальным ножом. Он был спокойным и хладнокровным, целеустремленным и разумно самоуверенным. Эти качества и позволяли ему всегда быть на шаг впереди других.
Именно Вирго Кратц выяснил, что камни, собранные в мавкином лесу были не совсем обычными камнями. Впрочем, то, что некоторые из этих камней обладали удивительными свойствами, было известно и до него. Несколько камней можно было сложить в определённый рисунок, перемешать, а потом наблюдать, как они сами собой медленно возвращались в изначально заданное положение. Полежав рядом некоторое время, камни вступали в связь, которая не прерывалась даже на довольно значительном расстоянии. Связь требовала сближения, и камни стремились восстановить максимально тесный контакт.
Чаще всего камни использовали дети, которые с их помощью без труда могли забредать далеко в лес, точно зная, что камень выведет их обратно к своей паре, оставленной в потаённом месте. Но и взрослые аясны стали употреблять камни для самых разнообразных нужд. В основном камни (их называли триеллинами, то есть неразлучниками) были полезны родителям, которые хотели всегда знать, где находятся их дети. В триеллинах прорезали дырочки и носили их на шее, хотя от любого стороннего воздействия камни теряли часть своей силы. Кто-то говорил, что триеллины это скелеты моллюсков, которые живут на самом дне моря Дэу. Кто-то утверждал, что тут не обошлось без всемогущей Фриттэ, которая и породила триеллины. Но все сходились в одном, у камней есть душа, которая настойчиво требует воссоединения с ей подобными.
Аясны смертны, а в условиях оккупации дрэями продолжительность их жизни измерялась двадцатью, много тридцатью годами. Дети умирали так часто, что их не успевали хоронить, а камни-триеллины снимали с кожаных шнурков и выкладывали рядами вдоль старых железнодорожных путей. Там они и лежали, потихоньку переползая с места на места и создавая довольно сильное энергетическое поле. Птицы, пролетая над каменными рядами падали замертво, звери и насекомые предпочитали обходить триеллины стороной. По сути своей камни были своеобразным кладбищем, потому что за несколько лет на шее своего хозяина перенимали часть его души, делили с ним впечатления, ощущения и опыт. После того, как сердце носителя переставало биться, камни теряли обретённую связь и уже не могли её остановить. Они умирали, но в отличии от аяснийцев умирали медленно, по капле отдавая миру записанную информацию.
Помимо народа аяснов триеллинами пользовались и некоторые Аидрэ-дэи. В частности Зои, которая регулярно отправлялась в аларин в качестве своеобразного мусорщика, всегда брала с собой гладкий камешек. Она считала, что даже если окажется в самой невообразимой передряге, камень выведет её на нужную дорогу. Камень ни разу не подводил, хотя возможно, Зои просто хорошо знала свою работу. В итоге камень стал своеобразной традицией, причем каждый раз это был новый триеллин. По возвращению из аларина дрэйка отправляла камень на кладбище и присматривала себе новый. Это была единственная привычка, которую Зои выработала сама, без чьей-либо подсказки. И, признаться, иногда дрэйка казалась сама себе заговорщицей, совершающей что-то противозаконное.
А Вирго Кратц научился использовать триеллины совершенно не так, как это делали аясны и его собратья. Вирго держал камни в ладонях до тех пор, пока не согревал их теплом собственного тела. А потом он говорил с ними, делясь самыми сокровенными мыслями. Камни запоминали его слова, а потом Вирго просто считывал информацию кончиками пальцев. И тут же делился с камнями новыми идеями. Если бы кто-то из старших услышал его, а услышав решил бы прислушаться, Вирго бы тут же отправился в аларин. Корпорации были не нужны мыслящие дрэи, детям же было дано право только на невинные игры и развлечения. Вирго же с младенчества был чужд каких бы то ни было развлечений, он всегда был мрачен и сосредоточен. Так было до тех пор, пока он не познакомился с двумя закадычными подружками, Зои и Нанарин.
Зои было шесть лет, Нарин едва исполнилось пять, и это были две очаровательные девочки, совершенно не похожие друг на друга. Беленькая и довольно солидная Зои, которая всегда старалась делать всё по порядку и непоседливая тёмноволосая Нанарин, для которой не существовало никаких запретов. Зои была аккуратной до педантичности, всегда одета в удобный костюм из тонкой шерсти, но в глубине души она сильно завидовала Нарин, которая всегда разгуливала в одних белых трусиках, щеголяя тёмно-коричневым загаром. Именно Нанарин была инициаторов всевозможных проказ, за которые регулярно получала от взрослых взбучку. А Зои смотрела на младшую подругу с открытым ртом, обожала её всем сердцем, однако никогда не стремилась этого показывать. Она с восторгом принимала любую выдумку озорной Нарин, но когда та изъявила желание подружиться с тихим соседским мальчиком Вирго, Зои резко воспротивилась.
— Нам и вдвоём хорошо, — говорила она, строго глядя на Нарин. — А ещё с ним никто не дружит, значит он плохой. А ещё он… ну, в общем, мальчишка.