Спросить об этом не решился.
– Идемте, – произнес он. – Расскажете все в пути... Впрочем, постойте. Говорите – самолет? Куда самолет?
– На колодец Ак-Чагыл, куда же еще. Там твоя дочь, начальник.
Боровик остановился.
– Нет, – сказал он. – Не могу. Не имею права. Прежде всего – к Кулиеву. Он ждет меня.
Азизбек сокрушенно покачал головой.
– Совсем, совсем старым стал, памяти нет. Вот – бумажка тебе, начальник. Елдаш Кулиев тоже на Ак-Чагыл пошел. Тебя туда зовет.
В короткой записке Аспер Нариманович извещал, что штаб противосаранчовой экспедиции перебазируется на колодец Ак-Чагыл, в центр пораженного шистоцеркою района.
– Летим, – ответил Боровик.
Небольшой старенький самолет местной линии поднялся с боковой дорожки и, набирая высоту, лег на крутой вираж. Под крылом быстро пробежали белые кубики построек, промелькнул выруливающий на центральную взлетно-посадочную полосу гигантский турбореактивный лайнер.
– Да, как же там, у вас? – спохватился Боровик, на минуту отрываясь от мрачных мыслей. – Ведь вы, очевидно, работник станции.
– Работаю проводником, – подтвердил старик. Он сидел строго выпрямившись, как в седле, не касаясь зачехленной спинки кресла. Гигантская папаха высилась над головами соседей. Падавшие на лоб и щеки длинные пряди белой шерсти слегка шевелились, – струйка воздуха из вентиляторного краника била прямо в каменно неподвижное лицо.
– Давно работаю, много, ой много повидать пришлось. Но такого... Прямо скажу – большая беда стучится к тебе. Будь готов ко всему, начальник. Стяни свое сердце обручами.
Старик помолчал с минуту.
– А на станции, хвала Аллаху, все в порядке, – так же бесстрастно, не поворачивая головы в сторону сидящего рядом профессора, продолжал он. – Тебе передать велели: не тревожься, все будет как надо.
– Ага, будет все как надо... – машинально, не вдаваясь в смысл слов, пробормотал Владимир Степанович. – Все как надо. Ну, а что же... Что с Галочкой?
– Худо, ой худо, начальник. Как случилось? Точно не знаю. Летела на вертолете, одна. Упала. И никто не знал. Спохватились через два дня...
– Через два дня... – Боровик стиснул руками голову. – Два дня в песках, одна, возможно раненая.
– Раненая, начальник, – подтвердил Азизбек. – Я сказал: стяни свое сердце обручами.
– Но помощь – оказана ли нужная помощь? – загорячился Боровик. – Все ли, что можно, сделано? Вот мы летим, а быть может прежде надо было позвонить, связаться с врачами, принять еще меры.
– Все меры приняты, начальник. Товарищи позаботились обо всем. А старого Азизбека послали за тобой.
– Да, да, конечно, – тихо проговорил Владимир Степанович. – Конечно. Иначе не могло и быть. Товарищи позаботились обо всем...
В полдень они приземлились на небольшом, песчаном аэродромчике. Оставив убитого горем профессора на попечении Красикова, Азизбек сбегал в конторку и вернулся оттуда с неутешительными вестями. Ожидавший их вертолет улетел в Джанабад за какими-то, срочно понадобившимися для больной, медикаментами.
– Попутным транспортом, а начальник? – предложил старик. – Сейчас в сторону Ак-Чагыла отправляют почтовый самолет, а там недалеко, можно на верблюдах...
– Хорошо, – безучастно отозвался Боровик. – Вот деньги на билеты.
Через полчаса почтовый четырехместный «як» уже гудел над бескрайними песками. Тихоходный, идущий на небольшой высоте самолет немилосердно болтало, и Красиков, впервые познавший «прелести» морской болезни, все более и более ожесточался против своего «патрона», увлекшего его в эту никчемную поездку. Время от времени самолет садился на крохотных, затерявшихся среди песков такырах, выгружал почту для кочующих здесь овцеводов и снова взмывал в сухой раскаленный воздух.
Наконец, часа через три утомительнейшего полета «як» приземлился в последней бригаде. Отсюда к колодцу Ак-Чагыл предстояло добираться на верблюдах.
Вконец измотанный, чуть живой, со съехавшим на бок пробковым шлемом выбрался Эдик из тесной кабинки. Пошатываясь, как пьяный, он сделал несколько неуверенных шагов и с наслаждением растянулся прямо на песке, в тени под крылом самолета.
– Отдохни и ты, начальник, – предложил Азизбек. – Я договорюсь о верблюдах.
Владимир Степанович кивнул. Трудно было признать сейчас в этом понуром безучастном человеке неугомонного профессора Боровика. Слова старого Азизбека, не оставлявшие места для надежды, парализовали волю ученого. Знай он, что от него еще может зависеть спасение дочери, Владимир Степанович, видимо, нашел бы в себе силы преодолеть расслабляющую тяжесть горя, загореться прежней энергией, стряхнуть оцепенение... Но надежды не было. «Стяни свое сердце обручами»... Он хорошо, слишком хорошо знал язык немногословных людей пустыни.
Вскоре появился Азизбек с тремя оседланными верблюдами. Животные шли гуськом, – продетый в ноздри длинный поводок заднего был подвязан к седлу впереди идущего. С недовольным урчанием, подгибая длинные мохнатые ноги, они неуклюже опустились на песок.
Эдик уже пришел в себя и с любопытством разглядывал верблюдов. До этого он их видел только в зоопарке. Предстоящее путешествие одновременно и пугало его, и приводило в восторг. Осторожно достав из футляра «лейку», он щелкнул несколько раз подряд, «увековечивая» колоритную фигуру старого туркмена.
– А вас-то я чего потянул с собой? – неожиданно обратился к нему Боровик. – Вы бы уж давно были в Джанабаде...
«Спохватился, старый гриб», – не без злорадства подумал Эдик, но заметив смущенную улыбку профессора, и сам почему-то застеснялся.
– Ничего, ничего, Владимир Степанович. Я с удовольствием.
– Но вам нет никакого резона забираться дальше. Можно вернуться с этим же самолетом.
– В самолет шкурку грузить будут, каракуль, – вмешался Азизбек. Он подтягивал притороченный к вьюку небольшой приплюснутый бочонок. – Знаешь, как свежая шкурка летом пахнет? Совсем пропадать можно.
Эдика передернуло. Ему представилась провонявшая шкурками кабина, выматывающая душу качка...
Азизбек бросил на него быстрый взгляд.
– Пусть с нами идет джигит. Полезным будет.
Владимир Степанович с безучастным видом пожал плечами, а польщенный Красиков поспешил к верблюду. Следуя примеру Боровика, он взобрался на охватывающие верблюжий горб набитые шерстью мешки и вытянул полусогнутые ноги перед собой.
– Держись за веревку, – посоветовал Азизбек. – Крепко держись.
Эдик самолюбиво поджал губы, однако, едва отошел старик, впился правой рукой в черную шерстяную бечеву, соединявшую половинки седла. И вовремя! Верблюд его неожиданно забормотал, закрутил головой и вдруг, без всякой команды рывком поднялся на колени передних ног. Если б не спасительная бечева, Эдик кубарем полетел бы назад. Впрочем, следующий рывок толкнул вперед с такою силой, что он уперся лицом в заросшую жесткой шерстью шею животного, а третье движение вернуло его на место.
Поправив шлем, Красиков не без тревоги огляделся. Никто, к счастью, не наблюдал за ним. Азизбек что-то крикнул гортанным голосом, и маленький караван вытянулся в цепочку. «Почище, чем на самолете болтает», – с раздражением подумал Эдик, раскачиваясь в такт тяжелой поступи животного. Азизбек снова закаркал, махнул палкой над головой своего верблюда и вся кавалькада перешла на рысь. Красиков с удивлением отметил, что аллюр этот переносится гораздо легче, – если б не поза, на редкость неудобная, – восседать на плавно рысящем верблюде было б одно удовольствие. Посмотрела бы сейчас на него Синичка!.. Впрочем, ей достаточно будет фото. Щелкать только почаще. Любопытно, как вышел этот старикан? Колоритнейшая фигура! «Вот это мой проводник, Шурочка. Между прочим – бывший басмач. Все время приходилось держаться начеку...»
Позади раздался рокот мотора, и Красиков, оглянувшись, увидел, что самолет их уже отрывается от земли. Качнув на прощанье крыльями, «як» развернулся на восток и вскоре исчез, растворился в бледно-голубом, нависшем над песками мареве.
Верблюды бежали узенькой тропой, выбитой в плотных, закрепившихся песках. Маленькое, удивительно бледное солнце застыло в самом зените. Нигде ни пятнышка тени. И небо, и земля вокруг испускали потоки ослепительного света.
«Стекляшки», – вспомнил Эдик, испуганно хватаясь за карман. К счастью, сорванные им во время приступа тошноты великолепные зеркальные очки оказались в целости. Без промедления водрузив их на нос, Красиков удовлетворенно хмыкнул. Окружающий его изнурительно-яркий мир сразу обрел спокойную зеленоватую окраску. Эдику показалось даже, что начинающая уже мучить его жара чуточку спала. Но то было лишь краткое заблуждение. Гнетущая духота пустыни росла с каждой минутой. Волосы под шикарным пробковым шлемом слиплись от пота, струйки сбегали по спине, в горле нестерпимо першило.
Почувствовав жажду, Эдик потянулся было к термосу, но тут же вспомнил, что еще в самолете высосал все до последнего глотка. «Нужно было наполнить из колодца, – подосадовал он, – терпи теперь до самого привала».
Между тем полоска закрепившихся песков осталась позади, тропа исчезла, и верблюды перешли на шаг. Изнурительное раскачивание возобновилось, и вскоре Эдик начал испытывать тупую ноющую боль во всем теле. Еще больше мучила его жажда, она становилась совершенно невыносимой. Сколько же предстоит ему болтаться на горбу этой чертовой животины? Час, два, десять часов?..