– Ты ничего не понимаешь, дочка, – окончательно уже успокоившись, терпеливо начал объяснять отец. – В науке споры – явление обыденное. Говорят, из них-то она и рождается – эта самая истина. И если ты имеешь в виду мое отношение к профессору Боровику...
– Ведь ты его терпеть не можешь!
– Не отрицаю, нет. Вздорный человечек, самовлюбленный выскочка, мне лично он крайне непонятен. Пусть так... Но мы, ученые, умеем быть выше этого. Я говорю о личной приязни или неприязни. Что бы там ни говорили, я как директор неизменно его поддерживал. Фактически весь институт в той или иной степени работал на лабораторию Боровика. Да, да, весь коллектив. Тот же Ветров может подтвердить. Кстати, надо его срочно вызвать. Пинчука тоже.
– Ты молодец, папка, – одобрила Альбина. – Вот сейчас я узнаю тебя. Снова в форме.
Отец самодовольно улыбнулся:
– Не так-то просто покачнуть нас.
Вызвав секретаршу, он тут же распорядился срочно разыскать обоих сотрудников.
– И подготовьте для меня командировку в Москву и Джанабад, – добавил он. – Срок проставлю сам.
– Ты уезжаешь? – удивилась Альбина.
– Надо действовать. Тем более, что этот партизан куда-то скрылся. Действовать, действовать. В конце концов, есть люди и повыше вице-президента республиканской Академии, не так ли?
– Что же он еще такое сказал тебе?
– Понимаешь, – внимательно изучая ножку письменного стола, произнес отец. – На опорной станции в Джанабаде на днях намечена демонстрация работ лаборатории Боровика. Широкая демонстрация. С приглашением союзной и иностранной прессы. Вице-президент советовал слетать туда. Сказал, что мне это будет полезно.
Альбина захлопала в ладоши.
– Но это ж замечательно! Мы полетим вместе.
– Он так и сказал: «Вам это будет полезно», – повторил отец, все так же упорно глядя вниз. – Интересно все-таки, что он имел в виду?
– Нагоняем, коллега, – воскликнул Кулиев. – Нагоняем!
Доктор Эверетт нетерпеливо подался вперед. Прозрачный фюзеляж необычного самолета создавал ни с чем несравнимое, обостряющее все чувства, ощущение свободного полета. Глубоко внизу мелькали удивительно похожие на волны, желто-серые гряды песков, а с севера навстречу стремительно неслось огромное плоское облако грязно-бурого цвета.
– А теперь повыше возьмем, – предложил Кулиев, выжимая ногой педаль. – Оттуда нам, как на ладони, будто видна вся стая.
Желтоватые волны с наползающей на них бурой тучей, опрокидываясь, ушли куда-то вниз, и уже через минуту, набрав три тысячи метров, самолет снова лег на прежний курс. Отсюда, с высоты, гигантская саранчовая стая, растянувшаяся на добрые полсотни километров, действительно была видна, как на ладони. По мере приближения бурый отлив ее светлел, постепенно уступая розоватому оттенку.
Не прошло и пяти минут, как самолет, метеором пронесшийся над стаей, оставил ее позади.
– Скорость, скорость... – вздохнул Эверетт. – Подчас развитие техники приносит нам, натуралистам, больше помех, чем пользы. Ну как тут не помянуть добром старый биплан. Насколько удобнее он был для наблюдения стай в полете!
– Не будем сетовать на технику, – улыбнулся академик. – Разве не она выручила одного английского натуралиста – создателя противосаранчовой сирены? А что до нашей машины, право же, она ничуть не хуже доброго старого биплана. Сейчас вы в этом убедитесь.
Развернувшись на крутом вираже, Кулиев повел самолет в обратном направлении.
– А вы настоящий асс, – заметил Эверетт, невольно впиваясь пальцами в подлокотник кресла. Возникшая в теле инерция говорила о резком снижении скорости.
– О нет, – рассмеялся академик. – Тут за меня автопилот работает. На машинах этой серии он доведен до совершенства. Вот и сейчас, я задал остановку, и автопилот сам остановил двигатель, включил гасители скорости, пока я беседую с вами – контролирует их, а в нужный момент подключит вертикальный винт.
– Вы думаете произвести здесь посадку?
– Нет, только остановку.
– Остановку в воздухе?!
– Посмотрите вверх, – с улыбкою предложил Кулиев.
Эверетт поднял голову. Над корпусом самолета разворачивался огромный двухлопастный пропеллер.
– Второй, поменьше, раскрывается сейчас над хвостом, – пояснил Кулиев. – Готово, – указал он на вспыхнувшую лампочку. – Сейчас мой невидимый помощник приведет их в действие.
И верно, в тот же момент негромкий рокот и легкая вибрация корпуса подтвердили его слова.
– Отличные глушители, – с удовлетворением отметил академик. – Можно беседовать, не повышая голоса. Вообще, чудо-машина. Создана специально для нашего брата, бродяги-изыскателя. Комбинация ракетоплана с вертолетом. В нужный момент крылья и горизонтальные рули превращаются в пропеллеры. И тогда можно совершить посадку где угодно: на болоте, в тайге, на горном хребте... Воздушный вездеход! Управлением я уже хвастался: задай нужные координаты – и занимайся своим делом. Автопилот приведет вас точно по назначению, просигналит, выберет место и по всем правилам произведет посадку.
Между тем преобразившаяся уже в вертолет машина неподвижно повисла в воздухе. Глубоко внизу узкой серебряной струной, с востока на запад, вытянулась магистраль большого канала. Высота размывала краски, но, присмотревшись, можно было уловить, как постепенно желтизна песков переходит в зелень культурной зоны.
– Большой Джанабадский канал, – сказал Кулиев.
Эверетт бросил тревожный взгляд на юг, – бесформенная, с рваными краями, туча саранчи приближалась быстро и неотвратимо. Было ясно – не пройдет и получаса, как она густым слоем покроет эти цветущие поля, запрудит воду арыков. Для чего пригласили его сюда? С какой целью? Или этот русский академик хочет продемонстрировать ему – прямому виновнику катастрофы – страшную работу вызванных им к жизни сил?
– Можно теперь спуститься несколько ниже, – словно в ответ на его мысли проговорил Кулиев. – Так будет лучше видно. Вот, смотрите, коллега, смотрите! Случалось ли вам когда-нибудь наблюдать поворот стаи в полете? Любопытнейшее зрелище, не правда ли? Напоминает эволюцию косяка рыбы в море, – один энтузиаст-ихтиолог показывал мне на днях заснятые на пленку кадры.
– Поразительно! – воскликнул Эверетт. – Стая меняет направление полета. Она... она садится прямо на голые пески! Надеюсь, вы спуститесь здесь? Надо всесторонне изучить явление, попытаться выяснить причины...
– После, после, коллега. Ведь это не последняя стая. Сейчас нам надо спешить. Не забывайте, что вечером нас ждут в Джанабаде, а до этого мне хотелось бы преподнести вам небольшой сюрприз.
Через пятнадцать минут «воздушный вездеход» академика Кулиева приземлился на вершине песчаного холма, возле небольшого фанерного домика. Обитатели его – пятеро дочерна загорелых молодых людей студенческого возраста – выскочили им навстречу.
– Знакомьтесь, – сказал Кулиев. – Наши молодые энтомологи, «хозяева шистоцерки», как мы их зовем. А это – профессор Джордж Эверетт, создатель замечательного прибора.
– Мы уж думали: откладывается испытание, – заявил один из «хозяев шистоцерки», самый бойкий и самый черный, в темных очках, с обгорелым шелушащимся, носом.
– Испытание состоится, – ответил академик. – Состоится, друзья мои. И прошу не мешкать – времени у нас в обрез.
– Есть не мешкать! По места-ам! – весело скомандовал вожак с обгорелым носом.
Его товарищи немедленно скрылись в домике, а сам он проворно скатился вниз с бархана к видневшемуся там металлическому сооружению на высокой треноге.
– Узнаете, коллега? – спросил Кулиев.
– Моя сирена? – присмотревшись, воскликнул Эверетт. – Но как могли вы изготовить и собрать ее в такой срок? Чертежи я вручил вам всего два дня назад!
– Пришлось поторопиться, – улыбнулся академик. – Обстоятельства, обстоятельства, дорогой профессор...
– Но здесь стационарная установка, – взволновался Эверетт. – Так ничего у вас не выйдет. Учтите, что при максимальной громкости радиус действия сирены не превышает десяти метров. Ее необходимо все время передвигать.