Проснулся библиотекарь оттого, что над его ухом мяукнули. На службу было ему к одиннадцати, часы показывали десять.
– Брысь! – пробурчал он спросонок, когда над лицом его склонилась кошачья морда с пышными генеральскими бакенбардами.
Степан Васильевич не обиделся.
– Брысь так брысь, – добродушно сказал он, – этим нас удивить невозможно. И не такое слыхивали. Я спросить хотел: может, тебе пора? Мы вчера не сговорились, когда вставать.
– Пора, Степан Васильевич, – с чувством отозвался библиотекарь.
Он уже забыл, когда о нем в последний раз заботились.
– Остеречь тебя хочу, – сказал кот, когда Николай Николаевич, прыгая на одной ноге, стал натягивать брюки. – Ты не говорил бы никому, что я у тебя живу.
– Что так? – огорчился Николай Николаевич.
Никому особенно, но напарнице своей Анечке он как раз собирался намекнуть о коте. Человек она была безобидный и должна была Стёпе понравиться.
– Да уж так, – скучным голосом ответил кот и тяжело вспрыгнул на свой диван. – В цирк меня заберут, вот и вся недолга. Очень во мне нуждаются в цирке. Видел я там одного говорящего кота. Прохиндей, каких мало. „Папа“ говорит, „мама“… Ну я ему показал „маму“. Навсегда дара речи лишился.
– Ты и драться умеешь?
– Драться – это зачем, – степенно ответил кот и лег животом на подушку. – Указал я ему, как надо вести себя, раз животное. Молодой еще, непонятливый.
– А сам-то в цирке выступал?
– Было, – нехотя сказал кот. – Даром нигде не кормят.
– Ну, это ты зря, – недовольно возразил Николай Николаевич.
Он всё принимал как личный намек.
– Зря не зря – там видно будет, – уклончиво сказал Степан Васильевич.
– Что же ты делал на арене цирка? – спросил Николай Николаевич, желая уйти от неприятной темы.
– Фокусы различные показывал, – промолвил кот и отвернулся. – До пяти считал… Грехи наши тяжкие.
– Ну и как, срывал аплодисменты?
Кот ничего не ответил.
Николаю Николаевичу стало стыдно за свою глупую шутку.
Одевшись, он заправил кофеварку, сварил себе кофе, сел за стол.
– Я бы тоже кофейку выпил, – сухо заметил кот, внимательно наблюдавший с подушки за его действиями.
– Ох, извини, – спохватился Николай Николаевич.
Он поспешно достал чистое блюдце, отплеснул туда полстакана, отнес на диван.
Кот покашлял, подвинулся к блюдцу, лакнул.
– Вот, небось, думаешь, привалило хлопот? – проговорил он, откинувшись на бок.
– Знаешь что, Степан Васильевич, – с чувством ответил Николай Николаевич. – Или давай закроем эту тему, или… Я один, понимаешь? Один. Никого у меня, кроме тебя, нету.
Кот неторопливо лакнул еще раз и, поставив уши торчком, задумался.