Сангре вернулся на рассвете — хмурый, пахнувший тревогой и злостью. Бросил влажную от осенней мороси куртку на диван, взъерошил всей пятерней волосы и уставился на меня каким-то непонятным взглядом.
— Берлогу твоего дружка-Карателя «пасут», — наконец, произнес он. — Кровососы, «шестерки» Урсулы ле Флам. Я прижал одного, сопляк совсем, так он все как на духу выложил… Вроде как им велено было следить за тобой. Так что нельзя тебе там показываться. Да и в общагу лучше не соваться. Вещи и оружие купим тебе новые, документы я тебе на днях выправлю.
— Вампиры искали меня? — недоуменно нахмурилась я. — Но Люций сказал, ко мне больше претензий нет… Впрочем, эта пиявка Урсула и засранец Линн вечно будут меня преследовать. Они ко мне давно пылают нежной любовью…
— Ничего, тут им тебя не найти. Скоро мы улетим, и все закончится. — оборотень было двинулся на кухню, но на полпути замер, повернулся, наклонил ко мне голову и потянул носом воздух.
— Ты как-то странно пахнешь, — настороженно заметил он. — Не собой, кем-то чужим. Здесь кто-то был?
— Рехнулся? — проворчала я как можно более равнодушно. — Это от твоей рубашки воняет. Тебе вообще известно, что такое стиральный порошок?
— Ты еще поговори тут, малявка, — буркнул парень оскорблено, но настаивать не стал — махнул рукой и скрылся в кухне. Я вздохнула с облегчением.
— Поешь иди. Я кровь принес. А то белая, как поганка… Вик мне еще взбучку задаст, что голодом тебя морил…
Пока я наливала кровь из пакета в стакан, Сангре наблюдал за мной со смесью любопытства и брезгливости.
— Лед и трубочку, мадемуазель? — насмешливо предложил он, когда я поднесла стакан ко рту.
— Иди в задницу! — посоветовала ему я и одним махом опрокинула в горло заветную жидкость. Желудок радостно заурчал. Сангре ухмыльнулся:
— Некоторые вервольфы тоже пьют кровь. Я лично предпочитаю мясо.
— Сырое?
— Если только человечинку, — подмигнул мне он. — Поела? Теперь — марш спать. Днем пойдем по магазинам — шмотки тебе прикупим, достанем приличный меч, пушку…
— Огнестрельным оружием не пользуюсь, — сухо ответила я. — Мне бы к мечу пару-тройку хороших ножей…
— Узнаю вкус вампира…
— Моя вампирская шкура тут ни при чем. Всегда недолюбливала пушки. — я не стала добавлять, что мои родители оба погибли от огнестрельного оружия.
— Дело твое. Добудем все, что нужно. О деньгах не беспокойся — Вик все предусмотрел. Можем жить на широкую ногу, детка.
— Еще раз назовешь меня деткой — и твой зубной состав тронется! — рявкнула я и грохнула пустой стакан о стол. Сангре осклабился во всю свою устрашающую пасть:
— Понятно теперь, что в тебе нашел Вик. Ему всегда нравились дикие зверюшки, ха-ха…
Я молча прошмыгнула мимо него в коридор, а оттуда — в ванную, где и заперлась. Долгим немигающим взглядом уставилась на свое отражение в заляпанном зубной пастой зеркале. Юная, но в глазах уже заметна слабая тень хищной природы Младшего Лорда — такой взгляд не может принадлежать человеку. Взгляд существа, созданного убивать… Люций сказал, я бессмертна. Я и сама это чувствовала, понимала — какой-то частицей новообретенного вампирского сознания. Лолли, мой друг-зубастик, рожденной обычной женщиной от вампира, однако, не обрел бессмертия. Он — полукровка и будет жить долгие столетия, но — не до скончания времен. Знала я и о том, что не все люди, укушенные истинными вампирами, приобретают бессмертие. «Создатель» должен быть чрезвычайно сильным и старым, чтобы новообращенный кровосос получил право на вечную жизнь… Люций, сын Старшего Лорда Ночного Города, правителя Клана Скользящих Теней, древнего, как звезды, вполне был способен передать мне этот бесценный, с точки зрения большинства людей и вампиров, дар. Я не умру… по крайней мере, от болезней и старости. Ну, а уж прикончить меня будет не так-то просто…
Рыжеволосая девушка в серебристой глубине зеркала смотрела на меня в упор, и ее огромные зеленые глаза мягко мерцали. Черты лица заметно заострились и как-то утончились, придав ему потрясающее сходство с лицом той, кого некогда любил Младший Лорд. Подумав, я распахнула дверцу маленького шкафчика рядом с зеркалом и быстро нашла то, что искала — большие и неуклюжие, но довольно острые ножницы. Сжала их дрожащими пальцами и пару минут буравила пронизывающим взглядом свое отражение, словно стараясь удержать его в памяти. Потом стиснула зубы и решительно впилась ножницами в жесткую гриву волос. Рыжие пряди полетели в раковину, искрясь расплавленным золотом на свету. Через какое-то время все было кончено — и, бросив ножницы, я подняла глаза на новую Шебу, насмешливо улыбавшуюся из зеркала. Непроизвольно ахнула: сходство с матерью стало практически идеальным. Копна коротких непокорных волос едва достигала подбородка, топорщась над ушами, а левую половину лица почти полностью скрывала длинная косая челка. Стрижка вышла неровной, какой-то рваной, придав мне диковатый вид — но меня это устраивало. В конце концов, я носила прозвище Дикой Кошки!
Наскоро убравшись в ванной, я сполоснула лицо холодной водой, кое-как пригладила расческой космы и прокралась в комнату. Сангре предупредительно сложил для меня на диване теплый плед и подушку. Сам он неподвижно сидел в кресле, уставившись в пустоту задумчивым взглядом. На нем были одни пижамные серые штаны, и я невольно залюбовалась его совершенным атлетическим телом — как у античной статуи. Он же при виде меня вздрогнул и изумленно присвистнул.
— Ничего себе! Ты чего это шерсть свою покромсала, а?
— Захотелось.
— Странные у тебя желания. Да и парикмахер из тебя паршивый, надо заметить…
— Спокойной ночи, Медведь. — холодно ответила на это я и принялась демонстративно расстилать плед.
Хмыкнув, Сангре пожал плечами и упруго поднялся. «Гора мяса», — подумала я с невольной дрожью.
— Спокойной ночи, Кошка, — кивнул он и тихо выскользнул вон, прикрыв за собой дверь. Я прислушалась — но даже острый вампирский слух не смог уловить звука удалявшихся шагов. Только скрипнула за стеной под тяжестью мужского тела кровать, и все стихло.
Укутавшись в плед, от которого слегка пахло мужским парфюмом и табаком, я замерла и долго наблюдала, как луна чертит на полу желтые квадраты. В комнате было холодно, но мне это не мешало — я сама словно превратилась в один сплошной кусок льда. И лишь где-то в самой глубине застывшей души пульсировала затаенная боль — боль по утраченной жизни и Люцию ле Флам, вампиру с глазами цвета беззвездной ночи.
«Ты переживешь это, Кошка», — заверила я себя мысленно. — «То, что не убивает нас, делает сильнее…»
Я смотрела в окно, на бледнеющее небо, и думала о том, что совсем скоро на другом конце Ночного Города мой любимый будет заживо погребен в каменной могиле…
Бледное по-зимнему солнце доставляло мне массу неудобств. Впрочем, как и яркое освещение магазинов, где мы успели побывать. Восприимчивые к свету вампирские глаза скоро начали чесаться и слезиться. Заметив это, Сангре заставил меня купить солнечные очки — стильные и настолько легкие, что я забыла об их существовании, едва нацепив на нос. Прохожие на меня не оглядывались — многие вампиры носили солнечные очки даже в пасмурную погоду, случись им гулять по городу днем. Я невольно вспомнила Лолли — мальчишка-полукровка не раз хвастался своей способностью лучше сородичей переносить дневной свет.
Поход по магазинам занял у нас с Сангре около трех часов. Два из них ушло на поиск и выбор хорошего оружия: длинного и узкого вампирского меча, приспособленного для ношения в заплечных ножнах (пришлось немного потренироваться, чтобы привыкнуть) и особых метательных кинжалов под названием «когти Иншантры» — опять-таки из вампирского арсенала. Сангре, как выяснилось, знал отличные места, где за приличные деньги достать можно было все, что угодно. Себе оборотень взял мощный арбалет — другого оружия у него и так было в избытке.
Одежду я выбирала менее придирчиво — но тщательнее, чем обычно. Накупив самых необходимых в дороге шмоток (в основном темных тонов), я влезла в то, что собиралась носить ближайшие пару дней. Штаны с низкой талией — узкие в бедрах, но широкие на щиколотках, из черной мерцающей ткани, с накладными карманами повыше колен и множеством ремешков. К ним — ботинки со шнуровкой на толстой рифленой подошве и кожаный черный корсет на голое тело. Сверху я накинула куртку-коротышку из черной замши с кожаными вставками и множеством серебряных клепок. Куртка была очень мягкой и не стесняла движений — в случае опасности я могла молниеносно выхватить меч из-за плеча. В довершение к наряду я заковала запястья в массивные серебряные браслеты с причудливым орнаментом и вдела в ухо серьгу в виде летучей мыши, висящей вниз головой со сложенными крыльями. Эта серьга позабавила Сангре — посмеиваясь, он заявил, что мое окончательное превращение в юную кусаку завершилось.
Продавец, провожавший нас, косился на меня с недоумением — гадал, наверное, в своем ли я уме, одевшись так легко. Не слышал ничего, должно быть, о хваленой вампирской холодоустойчивости…
Посетив какой-то притон на окраине города, мы получили мои поддельные документы — с препаршивой фотографией на идентификационной карточке — подтверждавшей, что их владелица — восемнадцатилетняя вампирша по имени Вера Лейл. Более дурацкого имени я в жизни не встречала.
— Твой приятель, состряпавший бумажки, часом не наркоман? — ворчала я всю обратную дорогу до центра.
— Радуйся, что хоть такие получила.
— А что, если в аэропорту, во время досмотра, какому-нибудь умнику придет в голову мысль прогнать мою личность по базе ДНК? ДНК ведь — не бумажка; тут подделка исключена…
— Во-первых, такую процедуру проделывают только в том случае, если личность пассажира вызывает явные подозрения. Во-вторых, хорошо, что ты об этом подумала. Не беспокойся — я уже все уладил. Мой человек проник в Нью-Эдемовскую базу данных и заменил информацию о тебе данными о юной вампирессе Вере Лейл… Девчонки-сироты по имени Шеба Уайтли просто нет и никогда не было, — оборотень довольно осклабился.
— Это невозможно, — буркнула я недоверчиво, — базу данных способны взломать единицы!
— А зачем ее взламывать, если имеется вполне легальный доступ? — пожал плечами парень. — Шеба, «наши» есть везде, даже в правительственных структурах. Как, ты думаешь, мы сумели так долго водить власти за нос?
— М-да… — только и сумела протянуть я в ответ.
Ближе к вечеру мы заглянули в кафе перекусить. Нужно было управиться до темноты — теперь, в шкуре вампира, я должна была помнить о законе Нью-Эдема. Следовало соблюдать осторожность… Мобильник я отключила, предварительно позвонив Арку и Рэй и предупредив их, что весь день буду занята. Эти двое здорово обиделись — похоже, готовили мне какой-то сюрприз на день рождения (а я-то, свинья неблагодарная, уж решила, что о нем все забыли!). Что ж… в другой раз. Если он когда-нибудь наступит…
В меню нашелся и пунктик для вампиров — здесь подавали синтетическую кровь. При предъявлении удостоверения, естественно… Ну, теперь-то с этим у меня проблем не возникало. Молоденькая официантка вручила мне высокий стакан с кровью и повернулась к Сангре, умудряясь выкладывать перед ним заказ и одновременно строить парню глазки. Странно — неужели вооруженный до зубов здоровенный детина с хищным прищуром глаз и повадками нелюдя мог кому-то казаться привлекательным? Ну, сама я со своими странными пристрастиями не в счет…
За окнами начали сгущаться сумерки, когда я допивала второй стакан. Сангре неторопливо жевал свой бифштекс с кровью, что-то рассказывая с набитым ртом — такая, видно, была у него манера. Встроенные в стену динамики шелестели чуть хрипловатым голосом Мэтти Хикс, заставляя думать о Рэй. На душе от этого стало вконец паршиво. Отодвинув стакан, я стала вслушиваться в незнакомую мне песню:
Любви нет оправданий и нет объяснений;
Мы с тобой для нее — две заблудшие тени.
Два горящих на зябком ветру огонька,
Два светящих друг другу в ночи маяка.
Мы решили — так будет; но лишь посмеется
Любовь, в наши сны заронившая солнце.
Тобой я больна, и отравлен ты мной.
Умрешь — оборвется и мой путь земной.
Все истины стерты ладонью в ладони,
И сердце поет, задыхаясь от боли…
Кто мы и зачем мы — а так ли уж важно?
Любовь перепишет истории наши…
Я нервно потерла пальцами висок — со мной происходило что-то странное. В голове словно что-то щелкнуло — и я вдруг «уплыла», да так резко, что чуть не кувыркнулась со стула. Пустой стакан, задетый локтем, полетел на пол и брызнул во все стороны десятками осколков. К нашему столику с недовольным лицом заспешила официантка, редкие посетители встревоженно заоглядывались. Сангре бросил на стол деньги, что-то сказал официантке, ухватил меня за локоть и поволок на улицу, причем я едва переставляла ослабевшие ноги. Привалив меня спиной к стене, оборотень взял мое лицо в ладони и обеспокоенно взглянул мне в глаза.
— Что такое, Кошка? Тебе нехорошо?
Сглотнув, я медленно кивнула. В моем сознании и перед глазами словно совместились две реальности, наложившись друг на друга. В одной передо мной стоял Сангре и что-то бормотал, в другой же было темно, холодно и очень… страшно. Чье-то слабое дыхание — чужое дыхание — завладело моими легкими, а в груди размеренно заколотилось чье-то сердце, перебивая бешеный стук моего. Я слепо вскинула руку — и, хотя ладонь моя уткнулась в грудь оборотня, поверхность кожи ощутила ледяной холод камня. Тьма постепенно заволакивала зрение, отчего лицо Сангре словно таяло передо мной. Голос его слышался все тише и невнятнее.
— Борись, котенок, — неожиданно прошелестел над ухом (или прямо в голове?) усталый голос Люция. — Не поддавайся… сопротивляйся… контакту…
Потом, кажется, Сангре залепил мне пощечину — но я не ощутила боли: сознание сжалось до размера крохотного светящегося шарика и укатилось в ледяной мрак.
… Снов не было. Видений — тоже. Только какая-то безжизненно-серая и безмолвная пустота, в которой гулял холодный ветер. Открыв глаза, я уже в следующую секунду оказалась на ногах — чуть пригнувшись и выставив перед собой руки — словно собираясь защищаться. Все чувства, мысли и восприятие окружающей действительности мгновенно «сфокусировались», позволяя быстро и трезво оценить ситуацию. Одним взглядом окинув окрестности, я расслабилась и выпрямилась: пока что мне ничего не угрожало, по крайней мере, явно.
Должно быть, Сангре принес меня сюда, пока я была в отключке. Я сразу поняла, где нахожусь. Ночь, руины, старинный каменный мост с полуразрушенными статуями ангелов вдоль перил над зловонной речушкой, забитой отходами и всяким хламом… Заброшенные кварталы, Мост Ангелов. И — ярким желтым шаром зависшая в небе луна.
Я отыскала взглядом оборотня — он неподвижно сидел рядом с одной из статуй на перилах, точно зверь, изготовившийся к прыжку. Даже мне было трудно его обнаружить — если бы не исходивший от него запах зверя и ощущение ментальной силы, можно было бы решить, что он — всего лишь одна из каменных развалин…
Я неслышно приблизилась к нему, одним легким движением «вспорхнула» на перила. Он даже не повернул головы. Я опустилась на корточки, заглянула парню в лицо — его глаза горели хищными огоньками во тьме.
— Рад, что ты оклемалась, — тихо произнес он, — нужно учиться контролировать эти приступы. Ты видела своего… создателя, да?
— Да. — я поморщилась. — Его сегодня замуровали в каменном саркофаге. Он проведет там пять лет, и все это время я буду его чувствовать на любом расстоянии. Так он сказал. Я пока не знаю, как сделать так, чтобы не пускать его в свою голову…
— Ты научишься. Вампирская сила сама подскажет тебе выход. Опасно впадать в такой транс — становишься беззащитнее котенка, любой может тебя убить.
— Сама знаю. Давно мы тут?
— Около часа. Вик вот-вот придет. Я пока его не чувствую…
— Я тоже. Но мне как-то тревожно.
— С чего бы? Если тут и есть кто, так бродяги какие-нибудь или маньяки.
— А, ну тогда я спокойна, — фыркнула я. Он усмехнулся.
— Ну, нам-то они не страшны, а, Кошка? Лишь бы не Картели и не твои зубастые друзья…
— Они мне не друзья.
— Ну да… это я заметил.
Я бесшумно и мягко спрыгнула на мост, прошлась туда-сюда по искрившимся в лунном свете камням — их покрывал иней — и вернулась к своему молчаливому спутнику. Облокотившись о перила, долго рассматривала простершиеся внизу унылые окрестности, потом неожиданно спросила:
— Сангре… А Бог — есть?
— А как ты чувствуешь? Если ты его в себе ощущаешь — значит, он есть. — отозвался тот, кажется, нисколько не удивленный моим вопросом.
— Нет, я не о вере. Я о фактах. Как думаешь, Он существует — независимо от того, верят в него или нет?
— Так и я не о вере, Кошка. Мы чувствуем только то, что реально… реально хотя бы в нашей действительности. Нельзя слепо верить в то, чего никогда не чувствовал — хотя бы крошечной частичкой своего существа — или хотя бы не догадывался о существовании чего-то подобного. Пусть этому ощущению и не всегда можно подобрать название.
— А ты — чувствуешь в себе Бога?
— Послушай… Не стоит задумываться о таких вещах. Человек ты или бессмертное существо — неважно. Путь-то один и тот же, разница лишь во времени, которое тратит каждый на его преодоление. Это как ходьба по канату над пропастью. Стоит на мгновение задуматься, остановиться — и тебе конец.
— Лучше бездумно идти по канату? Но зачем, если итог один: достигнув противоположного края пропасти, мы умрем? То же самое случится, если мы сорвемся с каната… Чего тогда бояться?
— Есть вещи похуже биологической смерти, девочка. Страшнее некуда, чем сбиться с пути, заблудиться во мраке, сорваться с привычной колеи и до конца дней своих пребывать в хаосе и отчаянии. Твоя задача — прожить отмерянный тебе в этом бренном мире срок. А уж за последней чертой все истины, если они существуют, откроются тебе.
— Ты, значит, веришь в загробную жизнь? — хмыкнула я, позабавленная философским тоном рассуждений Сангре. Кто бы мог подумать, что в его лохматой звериной башке обитает хотя бы одна мало-мальски разумная мысль…
— Я верю во множество вариантов и реальностей, Кошка. Не парься. Рановато тебе еще…
— Но…
— Тсс! — его широкая шершавая ладонь неожиданно закрыла мне рот. — Мы не одни…
Я молча кивнула, осторожно отступая во мрак. Рука медленно поднялась и скользнула по прохладной рукояти меча, готовая обнажить смертоносный клинок. Вампирская сила шевельнулась в груди, выпустила из моего тела во тьму что-то наподобие щупалец (по крайней мере, так это ощущалось) и принялась прочесывать окрестности. Сангре был прав — кто-то к нам приближался, но как-то странно: словно замыкая нас кольцом. Не нравилось мне это, ох как не нравилось…
Я бесшумно скользнула за большое каменное крыло ближайшего ангела, замерла, не отпуская рукояти меча. На щеку мне вдруг опустилось что-то мягкое и холодное. Потом — еще и еще. Я моргнула: на ресницы налипли крупные мохнатые снежинки. Вот это да! Похоже, зима таки решила почтить своим присутствием наш пропащий город…
Снегопад усиливался на глазах: густой, непроницаемый, таинственный и безмолвный. Снежинки мягко кружились в застывшем воздухе, слой за слоем укрывая Мост Ангелов мерцающим ковром. На какое-то время я даже забыла о тех, кого прятала ночь — просто стояла, задрав голову, и с детским восторгом любовалась неожиданным чудом. Из этого подобия транса меня вывел Сангре, бесцеремонно толкнув меня в плечо.
— Не спи, — бросил он отрывисто, — не время. Я чую Вика, но он не один — пахнет чужими.
— Ты прав, — пробормотала я озабоченно, — и, похоже, это кто-то из кровососов. Их совсем мало… двое или трое. И они тщательно «блокируют» ментальный контакт — мне трудно их засекать. Но они уже близко, Медведь…
— Случайные гости или за нами следили?
— Я бы почувствовала.
— Ты была в отключке. А я вовсе не уверен, что за нами не было «хвоста».
— И что делать?
— Стоять тихо и ждать. Мы в любом случае должны встретиться с Виком. С чужаками, если придется, разберемся. Главное — чтобы не пострадал диск с информацией, поняла?
Я хмуро кивнула.
Вампирское зрение не улавливало ничего, кроме мельтешения снежных мух в темноте — те, кто подкрадывался к нам, были очень осторожны. Слух напрягать тоже было бесполезно — только речушка внизу что-то недовольно бормотала, да тихо дышал над ухом друг-оборотень. Запах, исходивший от его тела, изменился — теперь в нем явственно ощущалась угроза. Не хотела бы я когда-нибудь перейти дорогу этому парню…
Вика я почувствовала так неожиданно, что на мгновение перехватило дыхание и мир качнулся перед глазами. Его сила — родная, теплая, — наткнулась на мою, принялась, точно живая, настороженно ее «ощупывать». Знакомый древесный аромат защекотал мне ноздри еще до того, как высокая стройная фигура материализовалась из снега, похожая на одного из безмолвных каменных ангелов. На Вике был длинный черный плащ, под полами которого угадывались очертания ножен с мечом. Любимое лицо поразило меня выражением бесконечной усталости и тревоги — оно было так же бело, как и осевшие на растрепанных волосах вервольфа снежинки. Волна нежности и счастья подкатила к горлу, в глазах защипало. Не думая больше ни о чем, я выскочила из укрытия и со всех ног бросилась к Вику. Не узнав меня сразу, он как-то растерянно шагнул назад, но уже через мгновение ахнул, раскрыл руки для объятия. Я налетела на него, прыгнула в эти теплые, сильные руки, зарылась носом в его грудь, вцепилась до судорог в пальцах и чуть не заревела. Из груди вместо слов вырывались только какие-то дурацкие всхлипы. «Живой, живой!» — билась в голове одна-единственная безумная мысль.
— Малыш, мой малыш, — бормотал Вик, стиснув меня до хруста костей.
С трудом оторвав меня от своей груди, он сжал мое лицо в ладонях и заставил смотреть на него, игнорируя мое слабое сопротивление. Я вся тряслась от страха — сейчас моя ужасная тайна откроется, и…
— С тобой что-то не так, — глухо произнес Вик, наконец, — но никак не могу понять, что именно. Ты сильно изменилась, Шеба. Не только внешне… хотя тебе идет новая стрижка. Ты совсем другая. Я боялся, что Анж могла заразить тебя… перед смертью. Но в тебе не чувствуется крови оборотня. Это что-то другое…
— Мне ввели сыворотку. Я не стала оборотнем. — мотнула я головой. Я сталась не слишком разжимать губы, чтобы не напугать Вика своими клыками. Глупо, конечно, — все равно он сейчас узнает правду… — Но сыворотка запоздала, и я могла умереть, если бы не…
— Люций, — хмуро закончил за меня Вик. — Он тебя спас, так?
— Да. — я отвела взгляд. — Он помог мне единственным возможным способом.
Мягко высвободившись из рук вервольфа, я чуть отступила и посмотрела ему в глаза — в них проскользнула легкая тень понимания.
— Я стала вампиром, — шепотом сказала я и опустила голову.
Стало очень-очень тихо. Слышалось лишь мягкое шуршание снега под ногами Сангре — он медленно приближался к нам — да сбивчивое, хриплое дыхание Вика. Около минуты он молча стоял передо мной, не двигаясь и ничего не предпринимая. Я не смела поднять на него глаз.
«Конечно, он тебя возненавидел. А ты чего ожидала, дуреха?» — горько усмехнулся мой внутренний голос. Я повернулась, чтобы уйти, но большая теплая ладонь легла мне на плечо, рывком потянула назад, и в следующую секунду я утонула в объятиях самого родного существа на свете. Вик легонько встряхнул меня, заставляя взглянуть ему глаза — в них читалась глубокая печаль, но не гнев и уж точно — не отвращение.
— Глаза у тебя сейчас светятся, как две изумрудные звезды, — прошептал он, и я с изумлением заметила, что на ресницах его дрожат слезы.
— Если бы ты знала, — добавил он еще тише, — если б только знала, как я люблю тебя, Шеба…
— Но я знаю! Знаю, — я привстала на цыпочках, осторожно провела пальцем по его ресницам, собирая слезы. — Я тоже… я…
Мне хотелось сказать, что и я люблю его, люблю всем сердцем, но что-то внутри меня отчаянно сопротивлялось этим словам, — даже губы онемели от напряжения. Вик смотрел на меня с такой горечью, что сердце заходилось от боли.
— Вик, я…
Договорить я не успела. Что-то со страшной силой ударило вервольфа в спину, швырнув его на меня, и мы оба полетели на присыпанный снегом камень моста. Я пребольно стукнулась лопатками; звякнула за плечом рукоять меча. Вик медленно, очень медленно вытянул руку, оттолкнулся от земли и скатился с меня, — лицо у него было какое-то странное… Я поднялась на колени, и, забыв обо всем, включая таившуюся во тьме опасность, склонилась над Виком. Он так и остался лежать на спине, разбросав руки, и смотрел мне в лицо напряженным, пугающим взглядом. Что-то неприятно холодило мне кожу на ключице, там, где тело между корсетом и воротом куртки было обнажено. Я потерла кожу ладонью и удивленно уставилась на пальцы, перепачканные липкой алой жидкостью. Меня ранили? Но почему я не чувствую боли? Похолодев, я рванула в сторону плащ на груди Вика и вскрикнула от ужаса: из разорванной ткани свитера над самым сердцем торчало острие серебряного болта. СЕРЕБРЯНОГО!
Сзади слышались звуки борьбы — похоже, Сангре сцепился с тем, кто подстрелил Вика — но мне было не до того. На моих руках умирал парень, без которого жизнь моя теряла всякий смысл, а я ничего не могла поделать!
— Надо вынуть серебро, и рана затянется, — дрожащим голосом сказала я, пытаясь ухватить скользкими от крови пальцами короткое острие. Вик слабо улыбнулся, накрыл своей ладонью мою.
— Не надо, — вырвался из его горла свистящий шепот, — поздно. Задето сердце. Я все равно не выживу, Шеба. Мы, оборотни… мы не так хорошо регенерируем… как вы.
— Что за чушь! — я сердито шмыгнула носом. Перед глазами все поплыло за пеленой слез. — Я попробую выдернуть болт, ты потерпи, ладно?
— Шеба. Не надо. Оставь… Мне уже не помочь. Я умру быстрее, если ты вынешь его…
— Но… но… надо же что-то делать! Постой, солнышко, только потерпи, я сейчас… я сейчас, ладно? — я принялась судорожно рыться в карманах куртки в поисках мобильника. — Вызову скорую… тебя спасут…
Лицо Вика стало еще белее, взгляд постепенно утрачивал ясность. Он пару раз моргнул, словно плохо меня видел. Ладонь его слабо шевельнулась в моей, ледяная, как снег, что кружился над нами.
— Шеба… Побудь со мной… я…. ухожу… так… холодно, знаешь…
— Это от снега. От снега, слышишь? — я заплакала, уткнувшись лбом в его шею. — Все будет хорошо, все будет хорошо, хорошо! Ты только не умирай, не смей, Вик, не вздумай меня бросать… я же без тебя не смогу, ты же знаешь…
— Шеба… — его голос был едва слышен. — Диск… в кармане… отдай…
— Я все поняла, — я быстро кивнула, погладила его онемевшей от холода ладонью по щеке. — Все будет хорошо, родной…
— Люблю тебя. — прошептал он и закрыл глаза.
Ладонь его в моих пальцах дернулась и замерла. Мое тело пронзила мощная болезненная волна покинувшей тело оборотня ментальной силы — словно огонек угас на ветру. В распростертом передо мной парне с разметавшимися по земле волосами, в которых блестел снег, не осталось ни капли жизни. Вик умер. Умер.
Наверное, я просто не смогла этого сразу понять, потому что какое-то время продолжала сидеть неподвижно у его тела, не выпуская из рук его ладонь. Не видя и не слыша ничего. Потом, когда снег укрыл его несколькими слоями мерцающей пудры, я механически склонилась над ним, порылась в карманах пальто, отыскала нужный диск и сунула в потайное отделение своей куртки. Поднялась, покачиваясь на ставших ватными ногах. Мертвый Вик был так прекрасен на первом, самом белом и нетронутом снегу… Бедный, родной Вик. Я так и не сказала ему, как сильно люблю его.
Хотелось запрокинуть лицо к ночному зимнему небу и завыть по-звериному, так, чтобы мир раскололся на тысячи кусков, чтобы звезды осыпались за землю, чтобы сердце каждого живого существа на планете взорвалось от боли, которую не могло вместить мое собственное. Но из горла рвался только сиплый, жалобный скулеж. И тогда что-то странное начало твориться с моим телом. Вампирская сила взметнулась во мне страшной, смертоносной волной, вырвалась наружу, жаждущая убивать все на своем пути, пронзила ночь. Каменный настил моста вокруг меня вспучился и пошел трещинами, ангелы один за другим разлетелись на куски, точно сметенные волной мощного взрыва. И эпицентром его была я…
Те двое, что сражались позади меня — Сангре и убийца Вика — взлетели в воздух и покатились по земле, не устояв перед ударом моей силы. Я повернулась к ним, отыскала взглядом того, кто одним выстрелом отнял у меня половину сердца. Да. Я увидела того, кого и ожидала увидеть…
Волосы у меня на голове стали потрескивать, словно от страшного жАра — вампирская сила переполняла мое тело. Я чувствовала, как удлиняются мои клыки, как рвутся из пальцев черные загнутые когти и перестраиваются мышцы, делая из меня совершенное орудие убийства. И тот, кто сейчас покоился под каменной крышкой саркофага в темнице древнего замка, тоже это почувствовал — почувствовал и сквозь разделявшее нас расстояние послал мне заряд ментальной силы. Он хотел — я знала это — действительно хотел, чтобы я победила. Мне было больно, и он переживал эту боль, как свою собственную. То-то же, мой Лорд. Теперь ты знаешь, как я на самом деле любила этого оборотня. Запомни эту боль, мой Лорд, ибо она — та цена, что я заплатила за любовь к тебе.
Рука об руку я и моя ярость шагнули к поднявшейся нам навстречу Урсуле ле Флам.