— Мама! Ма-а!
— Что, Шеба? Котенок, ты плачешь? — мягкие руки подхватывают меня, прижимают к груди. — Ну, маленькая, кто тебя обидел?
— А Фэйт сказал, что, когда мы вырастем, вы с папой умрете! Он сказал, что вы станете старые и не сможете с нами играть, а потом вас закопают в землю! Мам, это ведь неправда, да?
— Конечно, неправда. Мы с папой вас никогда не оставим.
— И никогда не умрете?
— Никогда.
— Никогда-никогда? И будете жить вечно?
— И будем жить вечно. А ну, поцелуй маму и выкинь эту чушь из головы.
— А Фэйт — дурак и врун!
— Нельзя так говорить о брате, котенок.
— Почему?
— Потому, что он тебя тоже любит, даже когда говорит гадости. Вы не должны обижать друг друга, запомни. Когда-нибудь вы станете заботиться друг о друге так же, как сейчас я и папа заботимся о вас.
— Я все равно люблю тебя больше Фэйта, мам. Больше всех на свете!
— И я тебя люблю, Шеба.
… Ощутив осторожное прикосновение к своей руке, я открыла глаза и медленно повернула голову. У изголовья кровати сидела заплаканная Рэй и ласково гладила меня по внешней стороне ладони. Солнечный свет, заливавший всю палату, золотил растрепанные кудри девушки, делая ее похожей на ангела. Рядом, у самого уха, тихо попискивали какие-то мудреные медицинские приборы, а тело мое под тонким покрывалом покрывали датчики-присоски. Я поморщилась — в запястье левой руки, туго стянутом фиксатором, пульсировала ноющая боль. Сразу вспомнились и схватка под дождем, и глаза умирающего вервольфа, и все-все, отчего захотелось застонать и спрятать голову под подушку.
Увидев, что я пришла в себя, Рэй вздохнула и попыталась улыбнуться, но лишь скривила рот в попытке не зареветь.
— Привет, подружка. — еле слышно произнесла я, с трудом разлепив сухие губы.
— Привет, солнышко. Как ты себя чувствуешь?
— Если честно, я себя не чувствую… У меня все цело?
— Да. Была сломана рука, ребро и нанесено несколько глубоких ран, но все обошлось. Врачи тебя подлатали. Неделя постельного режима — и ты встанешь на ноги.
— И сколько я здесь уже?
— Третий день.
— И что, рука срастется за неделю?
— Ты же знаешь, в наши дни все быстро лечат. А тебе, вижу, уже не терпится отсюда слинять, а? И думать забудь! Ты еще слишком слаба. Кроме того, тебе нельзя делать резких движений — швы на животе могут разойтись. Хорошо же тебя потрепали, подружка… Кто на этот раз, кстати? Врачи мне ничего толком не сказали.
— Арк тоже не рассказывал?
— Арк? — Рэй презрительно фыркнула. — Ты же знаешь, как я к нему отношусь. Я и не спрашивала у него ничего. Тоже мне, опекун-Каратель… за девчонкой углядеть не может, зато гордо именует себя стражем порядка!
— Ты к нему несправедлива, Рэй.
— Разве? А по чьей вине ты валяешься здесь, заштопанная, как старый носок?
— Наверное, по своей. — я вздохнула, впрочем, не слишком убедительно.
— Да уж, мозгами тебя Бог явно обидел.
— Э, ты как с больной разговариваешь?
— Не была бы больной, так выпорола бы вообще. Засранка, ты хоть представляешь, как я за тебя переживала? Как боялась тебя потерять?
— Еще бы! Кто бы мыл за тебя посуду и терпел твое нытье?
Рэй лишь покачала головой, но по выражению ее глаз я видела — она не сердилась.
— Поправляйся скорее — у меня ведь день рождения как раз через неделю, без тебя отмечать не буду. Намечается большая гулянка…
— В общаге?
— Бери выше, подружка! — подмигнула девушка. — Папаша расщедрился, так что я приглашаю тебя в ресторан. Как ты на это смотришь?
— Глубоко положительно!
— Только придется одеть что-нибудь поприличнее, чем затертые до дыр джинсы и спортивная майка, хорошо?
— Издеваешься? — простонала я, воздев очи горе. — Приличное в твоем понимании — это декольтированная тряпка на бретельках и тесные туфли? О, ужас…
— Шеба, ты все-таки девушка, а не мальчишка-хулиган, — сурово напомнила Рэй. — Или ты намереваешься до самой смерти носить рванье, бренчать мечем, напиваться в притонах и бить морды отбросам общества?
— Вот это жизнь, — мечтательно протянула я. Рэй нахмурилась, но, покосившись на меня, не выдержала и фыркнула.
— Слушай, я с тобой и так все тесты пропустила, — сказала она вдруг, глянув на часы, — побегу, наверное. Сегодня занятия у профессора Даркеса, а у него уважительной причиной прогула может быть только смерть, сама знаешь. Ничего, если я тебя оставлю? Обещаю забежать вечерком!
— Да иди, ты мне надоела уже, — я с нарочито скучающим видом зевнула. Рассмеявшись, Рэй наклонилась, чмокнула меня в щеку и направилась к двери — в которую, кстати, как раз бодрым шагом входил Арк. Вернее, первым в палату вплыл огромный букет кроваво-красных роз, за которым маячило довольное лицо Карателя.
— Привет, — кивнул он Рэй, но девушка, шарахнувшись от него, как от чумного, пулей выскочила в коридор. Арк проводил ее задумчивым взглядом.
— Ты что, ее укусила?
— Нет, просто она к тебе неравнодушна и страшно засмущалась при виде твоей доблестной фигуры, — фыркнула я.
— Серьезно? — заинтересованно спросил Каратель, присаживаясь на краешек кровати. Та жалобно заскрипела под тяжестью натренированного мужского тела.
— Арк, ну ты вообще имеешь хоть какое-нибудь понятие о чувстве юмора?
— Жестокая шутка. Ну как ты, Кошка?
— Нормально, только убери, ради Бога, куда-нибудь этот веник, у меня от его запаха голова кругом!
— Вообще-то, я думал, цветы всем девушкам нравятся…
— Угу, давай еще их засушим на память об этом чудном дне.
— Так, вижу, ты идешь на поправку, рыжая злюка. Ну и поволновался я тут за тебя! Три дня в полной отключке лежала… Рука болит? Этот парень в нее так вцепился, я уж думал, придется отрубить ему пальцы, чтоб тебя отпустил… Эй, ты что?
Я откинулась на подушку, уставившись в потолок невидящим взглядом. Я и забыла, что Джой мертв…и убила его я. Раньше, какой бы серьезной ни была драка, до убийства никогда не доходило — ведь это своего рода спорт, пусть и жестокий. Вервольф-полукровка стал первым (и, надеюсь, последним), кого мне пришлось убить… Мысль об этом не так ужасна, пока ее не прочувствуешь в полной мере. Неужели больше никогда верзила Джой не выведет меня из себя очередной идиотской шуткой, не толкнет по-дружески в плечо, так, что улетаешь вперед на десяток метров, не займет свое обычное место в последнем ряду аудитории, откуда так удобно обстреливать мою спину бумажными шариками? Не попросит списать доклад по истории, не вызовет на бой в «Кусаке», не окликнет привычно: «Здорово, Кошка»!» Ну почему, почему так вышло? Почему жестокая шутка полукровки обернулась таким трагическим исходом? Неужели это только моя вина?
— Арк, — глухо произнесла я, глотая утекающие в горло слезы, — как я могла? Как могла убить его? Это ведь Джой, парень из общаги, обычный студент… я даже не ненавидела его!
— Это не твоя вина, детка. — посерьезнел Каратель. — Все мы когда-нибудь убиваем впервые. Звучит банально, но такова жизнь… И, поверь, другого выхода у тебя не было. Тебе повезло, круто повезло остаться в живых, Шеба, и не думай больше ни о чем. Так уж вышло.
— А что… что стало с его телом?
— Гм. Вообще-то, вампиры просто-напросто сбросили его в Пустошь. Никаких следов убийства…
— Вот так запросто взяли и скинули? — растерянно переспросила я. — На съедение его же сородичам, вервольфам?
— Да. Я не стал им мешать — меня гораздо больше волновало твое состояние, да и, сама понимаешь, та драка была не вполне законной. Надо держать язык за зубами, иначе у тебя будут серьезные неприятности за убийство Джоя…
— Арк, а я ведь хотела поблагодарить тебя. За тот нож, помнишь? Только это и спасло мою шкуру. Я уж решила, Медведь меня на лоскутки порежет…
— Не стоит благодарности, детка. Я сделал гораздо меньше, чем мог бы, поверь. Большого труда стоило вот так просто стоять там и смотреть, как избивают родного тебе человека. Зрелище было жуткое.
— Думаю, если бы не удачный фокус с ножом, ты все равно бы вмешался, — фыркнула я невесело. — Не верю, что ты бы позволил Джою меня прикончить.
— Ты, как всегда, права. Но, к счастью, все решилось само собой. Были у меня, правда, опасения, что Люций с дружками не отпустят нас так просто…
— И как только они позволили тебе дать мне нож!
— А они и не позволили, — хохотнул Каратель. — Но мой кулак бывает чертовски убедительным! Жаль, что у вампиров все так быстро заживает — могла бы полюбоваться сломанным носом Линна. Этот ублюдок пытался мне помешать!
— И он тебе ничего не сделал?
— Я — Каратель, как-никак. Это не пустой звук, — посерьезнел мой друг. — Персона Карателя неприкосновенна, ты же знаешь. С нами избегают связываться даже вампиры, и, будь Люций трижды Младшим Лордом, кое-какие законы распространяются и на него, молчу уж о его шестерках…
— А кем ему приходится этот, как его, Линн? — поинтересовалась я.
— Красавчик Линн? Он его кузен по матери и самый близкий друг. Поговаривают даже о несколько иной близости между этими двумя… но я не уверен в правдивости таких слухов. Хотя, принимая во внимание извращенные вкусы вампиров…
— Фу, мерзость! — скривилась я. — И чем он только привлек Рэй? Впрочем, ей всегда нравились плохие парни… она у нас та еще бунтарка.
— Бунтарка?
— Ну да. Выросла в богатой семье, под зорким оком папочки-магната… Короче, она сыта по горло элитной жизнью, сливками общества и постоянным контролем отца, вот и ушла из дома, поступила в самый обычный университет и всем своим поведением старается перечеркнуть образ девочки-аристократки. Может, поэтому она всегда поступает наперекор общепринятым правилам… но Люций — это, черт побери, уже перебор!
— Так вот почему Рэй недолюбливает представителей порядка? Все из-за этого бунтарского нрава?
— Скорее всего. Раньше у нее частенько возникали проблемы с полицией — то из дома сбегала, то устраивала какой-нибудь скандал, — я хихикнула.
— Два сапога пара, — покачал головой Арк. — Слушай, Кошка, я пойду, пожалуй. За ночь вымотался, как собака, с ног валюсь. Поспать бы до ночного дежурства… Ты же не в курсе — у нас тут такое творится! Два убийства за одну ночь, и оба, судя по всему, совершены оборотнем. Истинным, — уточнил он мрачно.
— То есть как это? — я даже подскочила от изумления. — Хочешь сказать, какой-то оборотень пробрался в город из Пустоши?! Это невозможно!
— Невозможно, — согласился он. — Но факты говорят за себя. Мы пару часов собирали куски человеческих тел по всему кварталу. Видела бы ты это зрелище… Только оборотню такое под силу. Кроме того, у обеих жертв были э… отгрызены и, по-видимому, сожраны разные части тела…
— Не вдавайся в подробности, я поняла. Но это же… кошмар просто!
— Вот именно, — Арк устало кивнул. — У нас и раньше были подозрения, что в Пустошь выселили не всех истинных вервольфов — проверка, пусть и тщательная, не могла выявить абсолютно всех. Кто-то наверняка остался и поныне живет в Нью-Эдеме под личиной обычного человека. При определенной сноровке можно очень долго водить всех за нос. Но, похоже, природа взяла свое… Теперь никто не может чувствовать себя в безопасности по ночам — даже несмотря на усиленное патрулирование города. Пока не изловим тварь, в Нью-Эдеме будет действовать комендантский час.
— И для вампиров тоже?
— И для них. Они, конечно, не в восторге — придется основную активность перенести на дневное время, а они ведь существа лунарные, не привыкли к такому образу жизни.
— Ничего, как-нибудь потерпят. В конце концов, им солнечный свет не опасен, что бы они там не придумывали про свою повышенную светочувствительность. А жаль!
— Уймись, кровожадный звереныш, и отдыхай. Я загляну перед дежурством, пойдет?
— Лучше завтра приходи — вечером меня обещала навестить Рэй, можете столкнуться.
— Как скажешь, — вздохнул Арк. Устало потер виски, пригладил взъерошенную белую челку. От него пахло кровью…
— Эй, Арк, — тихо позвала я друга. Подняла здоровую руку и осторожно погладила его по небритой щеке. Серые глаза с покрасневшими от недосыпания веками посмотрели на меня, и отчего-то от этого взгляда сердце болезненно сжалось.
— Ты бы поберег себя, а? — почти жалобно попросила я. — Выглядишь паршиво. Я ведь, между прочим, за тебя переживаю!
— Удивительно, — невесело усмехнулся он, — хоть кому-то я еще нужен.
— Не кому-то, а мне. Разве это мало?
— Это слишком много для такого пропащего парня, как я. Никакой пользы от меня… Воспитал тебя черт-те как, да еще и не могу уберечь от всяких неприятностей. Знаешь, в последнее время все чаще вспоминаю о Фэйте… Думаю, где именно допустил ошибку, не углядел… Моя вина, что он ушел, и порой мне кажется, совесть меня вконец загрызет, Шеба.
— Чушь. Ты ни в чем не виноват. — я отвернулась, глядя в окно, за которым догорал солнечный сентябрьский день. — Фэйт сам сделал выбор. Он бросил нас, предал, и мы должны его забыть — забыть навсегда, вычеркнуть из нашей жизни, памяти, мыслей! Я не хочу о нем больше слышать, Арк… Не хочу, чтобы меня называли сестрой Рыжего Демона, вампира, моего врага! Я — Шеба Дикая Кошка… и никто больше.
Дома меня ждал сюрприз. У сюрприза была дымчато-серая шерстка и огромные голубые глаза, доверчиво смотревшие на мир. Стоило мне переступить порог комнаты, как серый клубок подкатился к моим ногам и замер, ткнувшись носом в ботинок. Пару минут я остолбенело таращилась на котенка, потом сообразила, что это, как пить дать, дело рук моей дорогой подруги. Наклонилась, осторожно подхватила невесомое, как пух, тельце и на вытянутых руках отнесла к кровати. Тоненько мяукнув, котенок кувыркнулся через голову и серым бесенком запрыгал по покрывалу.
— Не было печали, — вздохнула я, наблюдая, как это голубоглазое чудовище пытается растерзать мою подушку. Словно поняв меня, котенок смешно склонил головенку набок и уставился на меня с почти человеческой серьезностью. Поколебавшись, я протянула руку и пощекотала его пальцем за ухом. Как ни странно, меня не тяпнули, и даже облизали, оглашая комнату довольным урчанием. Я усмехнулась. Кажется, я начинала испытывать что-то вроде симпатии к зверенышу. Я ведь тоже Кошка, как-никак…
— Уже придумала ему имя? — весело спросила Рэй, заглядывая в комнату. Я как раз дубасила котенка подушкой, и немного смутилась оттого, что позволила «застукать» себя в минуту «слабости».
— Э… не знаю даже… пусть будет Лу. Так звали моего первого плюшевого мишку. Я его любила больше всех своих игрушек.
— Неужели и ты когда-то играла в куклы, Шеба? — Рэй покачала головой. — Просто не верится. А выросла такой хулиганкой!
— Ага, я уже тогда отрывала куклам руки-ноги.
— Ладно, убийца кукол, пошли обедать. Вечером идем в ресторан, помнишь? Надо будет подобрать тебе наряд и соорудить из твоих патл хоть какое-то подобие прически.
— О, Боже, ну за что? — простонала я, падая лицом в подушку. Лу немедленно взобрался мне на голову и вонзил зубки в мое ухо, после чего совершил красивый полет в воздухе и скрылся в неизвестном направлении.
— Я сегодня именинница, и мое слово-закон! — нахмурилась Рэй. — Кстати, где мой подарок?
— Вечером получишь, если я останусь жива после всех твоих пыток.
— Это не смертельно, Шеба. Тебе даже понравится.
— Я, может, и мазохистка, но не настолько…
… Мы молча допивали чай вприкуску с яблочным пирогом, который Рэй испекла специально к моему возвращению. За окном уже начало темнеть, но мы не спешили включить свет, позволяя теням сумерек ползать по стенам кухни. Я смотрела на дверной проем и помимо воли видела загородившего его черноволосого вампира, с треугольным и бледным, как зимняя луна, лицом и улыбкой, которую невозможно забыть. Как я ненавидела ту ночь, когда повстречала Люция, — лучше бы мне так и не узнать, кто приходит к Рэй, не увидеть две крошечные ранки у нее на шее… И, хотя внешне в наших с ней отношениях все стало по-прежнему и никто не вспоминал о той ссоре, я все же ощущала тонкую и незримую стену отчуждения, вставшую между нами. Быть может, именно она заставляла нас избегать взглядов друг друга и молчать в полутьме, точно нам не о чем было поговорить после недельной разлуки. Раньше мы и минуты не могли провести в тишине, оказавшись рядом…
Я скользнула якобы случайным взглядом по шее Рэй — но девушка как нарочно надела блузку с высоким воротником, и я так и смогла определить, продолжает ли Люций пить ее кровь. Судя по бледному лицу и лихорадочно горящим синим глазам — да, но не обязательно: эти симптомы могли быть последствиями банальной усталости. Ведь Рэй почти каждый день проводила в больнице, отказываясь оставлять меня надолго …
— Ну, а теперь — примерка! — провозгласила Рэй после того, как мы вымыли посуду и покормили малютку Лу. — Пока ты была в больнице, я подобрала несколько платьев из своего гардероба, но не уверена, подойдут ли они тебе — я все же полнее буду. Хорошо, хоть размер ноги у нас одинаковый… Ну, давай примерим, а там решим.
— Надеюсь, наряды не слишком…э… развратные? — ворчливо поинтересовалась я, с ногами забираясь в кресло. Рэй засмеялась.
— Не волнуйся, Шеба, на тебе вряд что-то будет смотреться развратно. Кроме того, мы же не в ночной клуб идем, а в приличный ресторан. Вот, держи.
Мне на колени шелковой волной лег ворох пестрых нарядов, приятно холодя кожу. Глаза тут же разбежались от обилия цветов и фасонов…
— Ну-ка, встань, Шеба. Начнем с вон того красного длинного платья, потом, пожалуй, примерим черное, без рукавов — тебе должно быть к лицу. Желтое отложим, оно не для рыжеволосых и светлокожих. Давай, раздевайся же, а то мы точно никуда не успеем!
Я стиснула зубы и принялась покорно снимать футболку.
Через полчаса моего нытья и примерок пяти платьев и одного брючного костюма Рэй остановилась на длинном ярко-синем платье, которое, кстати, показалось мне наименее смешным из всех. По крайней мере, оно на мне почти не болталось, хотя свободно облегало фигуру едва ли не до пят. Интересный фасон: нижняя юбка — из тончайшего шелка, верхняя — невесомый газ, все одного цвета. Синего, как глаза Рэй. С корсетом на шнуровке, украшенным россыпью голубых и фиолетовых блесток, и газовым шарфом, таким легким, что и не ощущался на плечах. Шарф этот пришелся к месту — как раз прикрыл татуировку на лопатке. Единственное, что меня смущало, так это довольно длинные разрезы по краям платья, обнажавшие мои ноги до самого бедра при каждом шаге.
— Что тут такого? — Рэй пожала плечами. — У тебя нормальные ноги, нечего их прятать. Кроме того, именно благодаря разрезам платье не стесняет движений — ты же этого хотела?
— Хм… — я представила, как легко будет в случае чего задирать для удара в таком наряде ноги, и передумала возражать. Удивленная моей покладистостью подруга стала выгребать из шкафа обувные коробки, и я мысленно чертыхнулась — только не это, пожа-а-алуйста!
— Вот, одень эти милые босоножки. И не вздумай лягаться, — хихикнула Рэй, протягивая мне нечто блестящее на — о ужас! — длинных шпильках.
— Ну, погоди, подруга, — брюзжала я, наматывая на лодыжку тончайшие ремешки, — уж в свой день рождения я найду, как отыграться! Будешь у меня ходить в рваных спортивных штанах и грязных кроссовках, а отмечать пойдем в «Кусаку»…
— Вот она, черная неблагодарность. В кои-то веки тебя ведут в дорогой ресторан, одевают, как человека, а ты скулишь, точно побитая собака! — возмутилась девушка.
— Прости, — я вздохнула. — Просто все это так… непривычно.
— Погоди, мы еще не дошли до прически. Давай, мой голову и садись перед зеркалом, попробую что-нибудь сделать с твоими космами… Ах, да! Ты косметикой вообще пользуешься иногда?
— А? — как-то жалобно пискнула я. Рэй захохотала.
— Боже, ну ты и дикарка у меня! Как там тебя, говоришь, называют в твоем баре? Дикой Кошкой? Чертовски верно!
Через пару часов мы с Рэй рука об руку стояли перед зеркалом, но если подруга рассматривала свое отражение с довольной улыбкой, то я оторопело таращила глаза и не могла сказать ни слова. Цензурного, по крайней мере.
Струящееся синее платье, изящно уложенные (и, что самое невероятное, — гладкие!) волосы, серьги, цепочка, нежное лицо, выражение которого благодаря косметике заметно смягчилось. В зеленых, неестественно блестящих, глазах — испуг. Даже перед схваткой с вервольфом мне, похоже, не было так страшно. Да чего я, собственно, боюсь? Показаться на публике в элитном ресторане? Нет. Мне просто страшно не быть собой. Миловидная рыжеволосая девушка в зеркале была кем угодно, но не Дикой Кошкой из «Кусаки», сорвиголовой и забиякой, с тела которой не успевали сходить многочисленные синяки…
Кстати, о синяках. Я внимательно осмотрела свои голые руки — но от перелома и жестоких ударов не осталось и следа. При резких движениях все еще слегка ныло в боку, но и только: врачи знали свое дело. Они вернули мне тело, жаждущее новых драк и приключений… «Эх, Кошка, неужто та схватка под дождем ничему тебя не научила? По-прежнему ищешь неприятности? Впрочем, они сами тебя всегда находят…»
— Готова? — тронула меня за плечо Рэй. Она была обворожительна в коротком облегающем платье цвета запекшейся крови — странно, до чего же идет ей этот жуткий цвет…
— Только меч захвачу, — кивнула я, но остановилась, увидев изумление в глазах подруги. Пару секунд мы молча смотрели друг на друга, потом нас скрутило в приступе неудержимого хохота. Напуганный Лу кубарем скатился с кровати и удрал в коридор.
— Извини, не подумала, — отсмеявшись, я виновато развела руками. — Забыла про это чертово платье. А еще, подозреваю, вечер для меня закончится возвращением в больницу с переломом ног — проклятые шпильки, как только на них ходят!
— Не могу поверить, что для Шебы существует что-то невозможное, — усмехнулась девушка.
— Да раз плюнуть! Просто… можно я буду иногда за тебя держаться?
— Черт с тобой, хватайся. А про подарок не забыла? Мне страшно любопытно, что ты мне подаришь!
— Ничего материального, скажу по секрету. У тебя и так все уже есть, так что я решила в виде подарка преподнести тебе кое-какой сюрприз… скажем так, абстрактного характера. Пойдет?
— Здорово! Только я умру от любопытства. Когда он будет, сюрприз этот?
— В ресторане. Если там есть то, что мне нужно, — я хитро улыбнулась.
— Хорошо. Ну, поехали? Такси ждет у ворот. Я предупредила охранника, что мы сегодня задержимся, ректор в курсе, так что все в порядке. Девочки гуляют допоздна!
Я нервно озиралась по сторонам, ощущая себя выброшенной на берег рыбкой. Или, что вернее, рыбешкой в окружении кровожадных и очень голодных акул. Не думала, что буду чувствовать себя так неуютно и беззащитно в окружении роскошно одетых людей, составлявших цвет общества Нью-Эдема! Холеные мужчины в костюмах, одна пуговица на которых стоит больше всего моего гардероба, красивые женщины с лицами хищными и холодными… Элита!
Рэй же явно чувствовала себя в своей тарелке. В синих глазах — обжигающее презрение ко всем окружающим, показная небрежность, я бы даже сказала… Узнавая единственное чадо известного на весь город аристократа, люди подходили, подобострастно здоровались, поздравляли девушку с днем рождения. Рэй сухо благодарила, твердо пресекая любые попытки завязать светскую беседу, так что, к моему облегчению, никто к нашей компании не присоединялся. Пока подруга делала заказ выдрессированному, как чемпион собачьих выставок, официанту, я украдкой огляделась.
Ресторан «Два города» действительно соответствовал вкусам и запросам как людей, так и вампиров. Безумно дорогое заведение, попасть куда удавалось далеко не каждому богатому человеку. В основном здешний контингент составляла «чистокровная» знать. Если бы не связи отца Рэй, господина Санди, меня бы ни за что сюда не пропустили.
Огромный зал ресторана с затемненными стеклами окон во всю стену и куполообразным потолком украшали колонны из белого мрамора, статуи мифических богов и персонажей, портреты самых известных личностей города, в том числе, и вампиров. Стена напротив как раз щеголяла мастерски выполненным портретом Лорда Ночного Города, господина Руфио ле Флам. Странное имечко… Насколько я помнила, он был из Клана Скользящих Теней. Вообще, весь вампирский род делился на три основных Клана — помимо вышеупомянутого, существовали также Клан Ночных Звезд (что примечательно, его традиционно возглавляли женщины), и Клан Полночного Ветра. Названия вполне романтичные, однако именно они нагоняли ужас на все человечество еще пару веков назад, во времена кровавой вражды с нелюдями. Клан Скользящих Теней издревле считался сильнейшим. Принадлежавшие ему кровососы были прирожденными убийцами, жестокими и неуловимыми, как тени — отсюда и название Клана. Даже сейчас, в дни перемирия, его боялись и уважали — и люди, и сородичи-вампиры. И так было не только в нашем городе, но по всему миру. В Нью-Эдеме Руфио ле Флам избирался Лордом Ночного Города уже в третий раз, и одно это уже о чем-то говорило. Неужели именно с его сыном я умудрилась поцапаться? И, что вовсе невероятно, остаться в живых при этом? Воистину кошачья везучесть! Рассматривая портрет почтенного вампира, я невольно отметила поразительное сходство Люция с отцом: те же горящие угольно-черные глаза, насмешливый взгляд, надменное, как у самого дьявола, лицо… Только волосы заметно отличались: если у Младшего Лорда они непокорно торчали во все стороны (ну точь-в-точь вороньи перья!), то Старший щеголял «зализанной» на затылок прической. Быть может, потому-то и не проскальзывало в его облике той хищности, которую излучал каждой частицей своего существа Люций…
От мыслей о вампире меня отвлекла Рэй, спросившая, люблю ли я креветок. Я рассеянно кивнула — мне было все равно, что есть. В еде я, как и во многом другом, неприхотлива.
Забыла сказать — в ресторане играла живая музыка в исполнении целого оркестра, и каждый вечер на небольшой сцене в центре зала выступали самые известные певцы города (боюсь подумать, сколько им за это платили). В честь дня рождения дочери мистер Санди пригласил выступать саму Мэтти Хикс, молодежную певицу, которую так любила Рэй — и, хотя модные песенки не очень-то вписывались в атмосферу ресторана, публике они, похоже, пришлись по вкусу.
Сам мистер Санди был вынужден срочно уехать по какому-то неотложному делу, так что мы были избавлены от его присутствия. Рэй сей факт нисколько не огорчил. Она и так с огромным трудом дала отцу уговорить себя отмечать день рождения в ресторане, среди людей, так ей ненавистных. Что ж, по крайней мере, рядом была я, и нам было весело вдвоем.
Мы болтали, смеялись и поглощали еду в таких количествах, что даже у вышколенного официанта глаза полезли на лоб. Наверное, гадал, как на нас еще не треснули вечерние платья. А может, мы просто уж слишком отличались от манерных барышень из высшего общества, постоянно придерживавшихся всевозможных диет… Такие могли весь вечер жевать листик салата и давиться безалкогольными напитками, пожирая взглядами содержимое тарелок своих мужей, отчего у последних начинался нервный тик.
Мы как раз приканчивали десерт, как вдруг в затылок мне словно дохнуло ледяным ветром. Вздрогнув, я уронила ложечку с мороженым и резко обернулась.
Точно. Там, у входа, почти растворяясь в мерцании сотен огней, освещавших зал, стоял Люций. Стоял и смотрел на меня немигающим взглядом. Черт, черт, черт! А я даже не при мече! И вообще без оружия! Так, только без паники — ну не накинется же он на меня при всем честном обществе, да еще в таком элитном заведении… Или…
Когда я снова оглянулась, Люция с неизменным спутником — Линном — уже усаживали за один из центральных столиков, причем оба вампира были одеты явно не к месту — в стильные кожаные плащи и рубашки, расстегнутые чуть ли не до пупка. Какие там галстуки, какие фраки! Внезапно мне стало обидно — этим, значит, можно появляться в обществе в каком угодно виде, и никто по этому поводу даже не пикнет, а мне пришлось влезть в ненавистную тряпку и босоножки «а-ля мечта самоубийцы»!
Рэй ничего не замечала, продолжая уничтожать мороженое и весело подпевая очередной песне своей Мэтти. Я же просто окаменела, судорожно вцепившись в скатерть пальцами и пытаясь игнорировать сверливший мою спину взгляд. Оказывается, не только вампиры способны чувствовать нечто подобное. Ненависть Люция совершенно ощутимо жгла мне спину, и лишь ценой огромных усилий удавалось сохранять неподвижность.
Потом случилось ужасное. Белоснежную поверхность скатерти вдруг прочертили две длинные тени, и Рэй, подняв глаза, радостно вскрикнула. Я вжала голову в плечи, уже зная, кого сейчас увижу.
— Привет, птенчик. — промурлыкал Люций, наклоняясь и целуя Рэй так, словно кроме них, в зале не было ни души. Прискакавший официант немедленно принес вампирам по стулу, и они непринужденно присели за наш столик. Глаза Рэй светились такой неподдельной радостью, что я ощутила болезненный укол ревности в самое сердце. Как она могла променять меня на этого напыщенного кровососа?..
— Цветы даме, сию же минуту, — бросил Люций подобострастно кланяющемуся официанту. — Розы. Алые. Огромный букет.
— Будет сделано! — и парня точно ветром сдуло.
— Я вспомнил, что у тебя сегодня день рождения, и решил, что найду тебя здесь, — продолжил Младший Лорд, улыбаясь девушке. — Я не мог не поздравить свою синеглазку…
— Спасибо, Лю. — Рэй порозовела от удовольствия. — Я так рада тебя видеть!
«Лю?!» — я чуть не фыркнула. Что еще за нежности?
— Я присоединяюсь к поздравлениям, — склонил светловолосую голову Линн. Ну чисто ангел во плоти, будь трижды проклята его мать!
— С твоей подругой мы, кажется, знакомы. — холодно произнес Люций, наконец, «заметив» мою скромную персону. Я чуть не поперхнулась соком, такой безумной яростью полыхнули на миг его глаза.
— А… да… — Рэй смущенно почесала кончик носа, — было дело…
— Это та самая девочка, о наглости которой ты мне говорил? — лениво осведомился Линн, усиленно делая вид, что мы с ним незнакомы. Правильно, нечего Рэй знать обо всем, что имело между нами место. Так лучше для ее спокойствия.
— Моя лучшая подруга, Шеба. — сухо сказала девушка. Видимо, ей тоже не понравился тон лиловоглазого.
— А… Уж не сестра ли Ры…
— Просто Шеба. — резко оборвала я Линна. — Шеба Уайтли.
— Линн Зейн из Клана Скользящих Теней. — насмешливо представился он в ответ, продолжая ломать комедию.
— Я знаю, кто ты такой. Рассказывали.
— Охотно верю. Мы с Лю — персоны известные…
— О да, — растянула я губы в усмешке, — известные всякого рода делишками.
— Как и все мы, не так ли?
— Конечно.
Разговор был на минуту прерван появлением официанта с шикарным букетом, который Люций с торжественной миной вручил имениннице. Терпковато-сладкий аромат ударил в нос, заставив меня поморщиться. От внимания Люция моя гримаса не ускользнула.
— Не любишь розы? — вкрадчиво осведомился он.
— Мерзкий цвет.
— Красный? Цвет крови — самый желанный цвет на свете…
— Не сомневаюсь. Но только не для меня.
— Слишком много воспоминаний с этим цветом связано?
— Возможно.
— Кхе-кхе! Шеба, — обратилась ко мне Рэй, уловившая нашу злобу, которая перебивала даже аромат роз. — Ты мне сюрприз обещала, помнишь? Может, сейчас?
— Конечно. — я выдавила из себя улыбку, хотя более неподходящего момента для подобного рода сюрпризов подружка просто не могла придумать. Вот черт!
— Ну и?… Что за сюрприз?
— Песня.
— Что?!
— Я спою для тебя. Помнишь, когда мы только начали дружить, ты сказала, что мечтаешь, чтобы тебе когда-нибудь посвятили песню?
— Ты что же, будешь петь? Для меня? — кажется, эта идея привела Рэй в восторг. Я смущенно кашлянула.
— Ага. Ты же всегда хвалила мой голос. Так что не жалуйся, если я буду фальшивить. Песня, правда, не моего сочинения… это из репертуара Мэтти, твоя любимая. «Дождь». Слушай, а может, я ее тебе потом спою, как домой вернемся? Здесь такая публика, мне как-то неловко…
— Мы сейчас все устроим, — подозрительно вкрадчивым голосом произнес Линн и сорвался с места. Я проводила его тоскливым взглядом. Ох, и влипла ты, Кошка…
Линн подошел к сцене, где музыканты как раз сделали небольшую передышку между песнями, и поманил пальцем маячившего рядом управляющего. Пару минут они о чем-то шептались, потом управляющий поднялся на сцену, что-то сказал Мэтти, и та, пожав плечами, с удивленным видом передала ему микрофон. Передала… и яркой бабочкой упорхнула прочь. Ой-ой…
— Дамы и господа! — эхом прокатилось под сводами зала. — В честь дня рождения дорогой мисс Санди ее подруга…э… мисс Уайтли исполнит любимую песню именинницы — «Дождь», с позволения госпожи Мэтти Хикс, конечно. Итак, поприветствуем юную леди!
— Ну же, Шеба, — шепнул Люций, злорадно ухмыляясь, — порадуй нас, сделай одолжение!
— Давай, — Рэй весело подмигнула мне, и я на негнущихся ногах проследовала на сцену, где мне всучили микрофон и пожелали удачи. Тотчас зазвучала нежная мелодия, и я поднесла микрофон к губам, молясь про себя, чтобы голос не пресекся от страха. Черт возьми, лучше бы мне просто набили морду!
Арк часто говорил, что у меня неплохие вокальные данные. В детстве я, бывало, пела по просьбе мамы — она так гордилась моим голосом… Я и сама люблю петь, но одно дело напевать любимую песенку в душе, и совершенно другое — выступать перед залом, полным представителей высшего света, в глазах которых — одна пустота! Как страшно, Боже мой!
А потом я отыскала взглядом лицо Рэй — словно окунулась в теплый свет ее глаз и ласковой, ободряющей улыбки — и страх испарился. Исчезли сотни устремленных на меня взглядов, равнодушных и пренебрежительных, отошло за задний план все, что приводило в смятение мою душу: злость, ненависть, ревность. Остались только я, музыка и глаза Рэй. Я люблю тебя, Рэй, люблю за гордый нрав, за доброту и понимание, за дружбу, пусть и не проверенную временем… Будь счастлива, подруга, и помни, твоя жизнь и кровь — бесценны; не бросайся ими…
Я пою для тебя, Рэй.
Бродит дождь по городу,
Под покровом сна.
Обжигает холодом
Ночь в твоих глазах…
Звезды в воду падают…
Легкие следы
Манят неразгаданной
Тайной темноты.
Помню, как любила Рэй слушать эту песню одинокими вечерами, когда никуда не хотелось идти, и ночь скреблась в окно, как бездомная кошка… Я пела, слыша свой голос словно со стороны — нежный, обволакивающий, с легкой хрипотцой — и сама удивлялась, что способна так петь. Мой взгляд скользнул по лицу сидевшего рядом с подругой вампира, и уже не смог оторваться от полуприкрытых глаз, в которых сгустилась вся тьма мира.
Голос мой слегка дрогнул, когда я дошла до припева:
Слезы дождя — о тебе.
Ночи печаль — это ты.
Лишь одинокой луне
Я поверяю мечты.
Руки твои — огонь,
Голос — дыханье тьмы.
Холод — твоя любовь;
В ней замерзаем мы…
Черные глаза мягко мерцали в полумраке, окутавшем зал — лишь где-то высоко под куполом потолка переливались разноцветные звезды-огоньки. Правда ли говорят, будто в глазах вампира можно утонуть? Мне показалось, что впервые за время нашего знакомства взгляд Люция не источал яда ненависти. На его лице возникло странное выражение — подобное тому, что я уже однажды видела, там, по дождем, скорчившись в руках Карателя. Тогда Люций выглядел… удивленным. Забавно — это доставляло мне удовольствие!
По промокшим улицам
Сорванным листом
Закружусь, и сбудется
Мой волшебный сон.
В нем не будет горечи,
Грустных слез дождя.
Под вуалью полночи
Поцелуй меня…
Мне вдруг стало жарко; было ощущение, что не хватает воздуха. Закончив припев, я бессильно уронила руку с микрофоном — музыка стихла, и зал взорвался одобрительными аплодисментами. Рэй улыбалась мне со своего места, и глаза ее тепло блестели. Я вернула микрофон поднявшейся на сцену Мэтти и торопливо пересекла зал, направляясь в туалетную комнату. Страшно хотелось сунуть голову под струю ледяной воды. Губы пересохли, и вообще, чувствовала я себя на редкость отвратительно. Должно быть, переела мороженого…
Стоя перед зеркальной стеной, я прижимала к щекам мокрые ладони и смотрела на свое отражение — испуганную рыжую девочку с потеками туши под глазами. Что я тут делаю? Неужели здесь мое место? Безумно захотелось сорвать с себя дорогое платье, взлохматить волосы и глотнуть доброго «глоткодера», который умел смешивать лишь бармен «Кусаки». Тело, за неделю валяния на больничной койке отвыкшее от изнурительных тренировок, протестующе ныло. Эх, подраться бы сейчас…
— Неплохо поешь, котенок.
Вздрогнув, я резко повернулась — лишь для того, чтобы встретиться с взглядом черных глаз Люция. Вампир спокойно наблюдал за мной, привалившись спиной к двери и скрестив на груди руки.
— Что ты здесь делаешь? Забыл, где мужской туалет?
— Успел по тебе соскучиться.
— Жаль тебя огорчать, но это не взаимно, — процедила я. — Но почему ты один? Где верный пес — Линн? Я думала, вы и в туалет ходите вместе — кто-то же должен подтирать тебе задницу…
— Договоришься, крошка. — снова этот ледяной порыв ветра в лицо с привкусом дождя…
— Хочешь подраться?
— Ну не здесь же. Ни к чему заливать чистый пол твоей кровью.
— Не играй со мной, Люций! Только назови место и время — ты знаешь, я всегда рада набить тебе морду!
— Одолела Джоя и возомнила себя богиней смерти? — усмехнулся вампир. — Тебя спас Каратель, и ты это знаешь. Силенок у тебя маловато, чтобы драться по-честному, котенок.
— Я всегда дерусь честно!
— Хм. Да ну?
— Да! И прекрати называть меня котенком, ты!
— Чуть больше уважения, Шеба. Или ты забыла, кто перед тобой?
— Напротив, слишком хорошо это помню! Клыкастый урод…
Воистину, человеческое око неспособно уследить за скоростью движений вампира. Казалось, Люций лишь чуть подался вперед — и вот я уже намертво прижата к стене спиной, задыхаясь и бессильно дергаясь в его руках. Острые когти впились в горло, и я почувствовала, как скатилась по груди за корсет капелька крови. Младший Лорд приблизил свое лицо к моему, обжигая мою щеку горячим дыханием.
— Как думаешь, сумею ли я преодолеть брезгливость и прокусить твою тонкую шею? — прошипел он, глядя мне прямо в глаза. Поняв, что шутками тут и не пахнет, я принялась отчаянно вырываться. Тщетно! Несмотря на всю свою силу, я так и не сумела хоть немного ослабить железную хватку рук вампира. Люций явно наслаждался моим бессилием.
— Ты мне надоела, девчонка, — прошептал он, почти касаясь губами моего уха. — Я устал видеть твою рожу повсюду, куда бы ни пошел. Мало того, что с тобой дружит Рэй, которая кое-что для меня значит, мало того, что я уважаю твоего брата, так ты еще и лезешь на рожон! Ты не смелая, нет, котенок. Ты — дура. Просто ты сама не знаешь, с кем связываешься… и во что впутываешься. Будь у тебя в головенке хоть грамм того, что называют мозгами, ты бы поседела от ужаса, представив, что я могу с тобой сделать. Так что, мой тебе, крошка, совет — убирайся отсюда по-хорошему, на своих двоих, и дай нам с Рэй, наконец, побыть наедине. А еще лучше — убирайся навсегда из моей жизни и с моей дороги. Иначе терпению моему придет конец, как, впрочем, и твоему жалкому, омерзительному существованию. Я надеюсь, ты все поняла, Шеба.
С этими словами Люций издевательски чмокнул меня в висок и разжал руки. Когда я, прокашлявшись, подняла глаза, вампира уже и след простыл. Лишь тонкий запах озона витал по комнате, слегка кружа голову.
— Черт, черт, черт! — тихо выругалась я, едва не плача от обиды и злости. Ну почему в моем человеческом теле так мало сил? С каким непередаваемым наслаждением я бы вмазала кулаком по смазливой роже Младшего Лорда, так, чтобы клыки его превратились в крошку! Еще никто и никогда не заставлял меня пережить такое унижение. Кто так несправедливо устроил этот мир, наделив силой не людей, а исчадия ада?
… Из залитого огнями холла ресторана я вылетела пулей, стремясь поскорее покинуть противное мне место. Даже не стала прощаться с Рэй — ей сейчас не до меня, определенно. Интересно, она вообще заметит мое отсутствие?
Бегом преодолев длинную лестницу, ведущую к зданию ресторана, я очутилась на мощеной булыжником набережной реки Ночки — узкой, но, как поговаривали, очень глубокой. Ее черные воды вместе с мусором нередко прибивали к берегу трупы бродяг и пропавших детей…
Почти ослепнув от злости, я шла, точно пьяная, спотыкаясь и тихо чертыхаясь себе под нос. И тут удача решила мне окончательно изменить — каблук правой босоножки угодил в трещину между булыжниками, что-то громко хрустнуло, и нога у меня подвернулась. Нет, я не упала, но босоножка приказала долго жить: тонкая шпилька сломалась аккурат посередине. Сей инцидент меня добил. Сорвав с ноги несчастную босоножку, я размахнулась и с воплем ярости швырнула ее в темные воды реки.
… За спиной кто-то негромко рассмеялся, и я, растерявшая за вечер остатки самообладания, с крутого разворота вскинула в ударе ногу — прием, которым Арк иногда успокаивал особо шустрых преступников. Босая пятка встретила пустоту — ого, вот это реакция! — а мою лодыжку обхватили теплыми пальцами, крутанули, но грохнуться на асфальт не дали — подхватили и осторожно поставили на ноги. Я мгновенно отпрыгнула, оставляя между собой и незнакомцем безопасное расстояние. Глянула настороженно: кто же это у нас такой ловкий?
На вид парню было не больше тридцати. Выше среднего роста, стройный, но развитую мускулатуру не скрывали ни широкие джинсы со множеством карманов (именно такие носила и я), ни кожаная куртка-коротышка в металлических клепках, распахнутая на груди. Спортивная майка туго облегала рельефные мышцы. Я скользнула взглядом выше. Приятное треугольное лицо, открытый взгляд. Взъерошенный ежик темных волос, схваченных на затылке в хвостик, а глаза чуть раскосые, черные, азиатские. Сейчас они смеялись, наблюдая, как я стою — одна нога босая, на второй болтается босоножка — и обиженно шмыгаю носом.
— Хороший удар, — наконец, улыбнулся парень.
— Хорошая реакция. — я неохотно вернула ему комплимент.
— Прости, если напугал — я вовсе не хотел подкрадываться, просто ты не заметила меня в темноте. А когда ты запустила туфлей в воду, было трудно не засмеяться. Кто тебя так разозлил?
— Поверь, лучше тебе этого не знать. — я бросила тоскливый взгляд через плечо. Черт, надо было позвонить из ресторана Арку, чтобы забрал меня. Сотовый я, конечно, оставила дома, ибо сумочки у меня отродясь не было, как не было ни одного кармана на этом проклятом платье. Теперь придется либо ловить попутку до Университета, либо тащиться пешком через полгорода в одной босоножке и легком наряде… А холодно, мать-перемать!
— Может, тебя подвезти? — словно угадав причину моего недовольства, спросил парень. Очень как-то просто спросил — и почему-то я сразу поверила в то, что этот человек не может никому причинить зла. Улыбка у него была располагающая, озорная. С минуту я колебалась, хмуро рассматривая босую ногу, потом буркнула:
— Было бы неплохо, если б ты подбросил меня до Университета на Кленовом Бульваре. Знаешь, где это?
— Конечно. Только я на байке — не боишься? Я тебе свой шлем дам.
— А чего тут страшного-то? — фыркнула я. Потом вспомнила о своем вечернем платье и глянцево-прилизанном виде, и подумала, что со стороны выгляжу этакой пай-девочкой из богатой семьи, которая, конечно, жутко боится парней в кожанках и на рычащих железных конях. М-да… Хоть плачь, хоть смейся.
— Меня зовут Вик. — он улыбнулся, протянул руку. Легонько сжал мои пальцы, словно это были хрупкие крылья бабочки. Надо же, еще и нежничает!
— Я — Шеба.
— Будем знакомы, Шеба. Что ж, пойдем — тут рядом парковка. Слушай, тебе же неудобно в одной босоножке!
Не успела я ахнуть, как меня подхватили на руки и понесли, невзирая на возмущенные крики вроде: «Пусти, я сама!» Подобные фокусы прощались одному Арку, да и то лишь при особых обстоятельствах (вроде того когтистого желтоглазого обстоятельства, благодаря которому я угодила в больницу). Но — странное дело! — мне было приятно ощущать себя маленькой и слабой, нравилось тепло крепких рук Вика, запах трав и леса, который почему-то исходил от его тела… Захотелось закрыть глаза и довольно замурлыкать. Господи, как же устали за вечер мои бедные ноги!
Спустя какое-то время меня поставили на тротуар, укутали в куртку и сунули в руки шлем. У меня не было никаких сил протестовать. Сжав голыми ногами холодные бока байка, я привалилась щекой к спине Вика, словно мы были знакомы по крайней мере полжизни.
— Ты только держись, ладно? И не разжимай рук, даже если станет страшно.
— Страшно? Не пори ерунды. Я с двенадцати лет с байка не слезаю.
— Правда? — недоверчиво покосился на меня парень.
— Ага. Заслуга друга-Карателя, — я захихикала при виде его вытянувшегося лица. — Да поехали уже, промокнем ведь — дождь собирается…
— Не забывай держаться.
— Заткнись и поехали!
… До Кленового Бульвара мы добрались довольно быстро — я даже ощутила что-то вроде досады оттого, что начавшееся так необычно знакомство закончилось. Я велела Вику припарковаться у привычной части ограды, под сенью деревьев — хотя час для закрытия главных ворот был еще ранний, не хотелось привлекать лишнего внимания. Сегодня кое-кто уже видел меня при полном параде, так что шепотки в спину и любопытные взгляды мне обеспечены. А что станет с университетскими сплетницами, узнай они, что вечером меня подвез симпатичный парень на крутом байке? Кроме того, выглядела я не лучшим образом — остатки косметики окончательно размазались по лицу, прическа развалилась, одной босоножки нет, легкий шарф намок под дождем и обвис некрасивой тряпкой… Впервые в жизни я испытывала что-то вроде смущения по поводу своего внешнего вида, на который мне было наплевать даже в те дни, когда случалось ходить с заплывшим кровоподтеком вместо глаза. После драк в «Кусаке» и уличных стычек было бы странно беспокоиться о своей привлекательности, что бы там ни ворчал Арк о загубленной женской судьбе. Почему же сейчас, под пристальным взглядом глаз Вика, так хочется провалиться сквозь землю от стыда? Стареешь, Шеба…
Усилившийся дождь вынудил нас искать убежища под кронами деревьев, навалившихся на ограду. Было совсем темно; мокрые улицы мерцали в свете редких фонарей, да иногда слышались торопливые шаги какого-нибудь припозднившегося студента. Город, в обычное время оживавший с наступлением ночи, был непривычно тих и безлюден.
— Тебе лучше идти, — подал голос Вик, стоявший так близко, что я ощущала тепло его груди, на уровне которой как раз очутился мой нос. Я подняла глаза, не зная, сердиться или обижаться, но парень пояснил: — Ты босая, простудишься. Земля ледяная, да еще и мокрая…
— Да, точно. — я смущенно хмыкнула, взглянув на босую ногу — пальцы и пятка уже вымазались в грязи. Вот черт… Как бы действительно не схлопотать простуду — если до этого Рэй не прибьет меня за угробленную босоножку.
— Значит, ты здесь и учишься, и живешь? — задумчиво спросил Вик.
— Ага. Этим летом поступила.
— А в гости к тебе можно будет напроситься… как-нибудь?
— К нам мальчиков не пускают, — засмеялась я.
— Досадно. А если я переоденусь девочкой?
Вообразив себе эту картину, я и вовсе загоготала. Не выдержав, фыркнул и Вик.
— Ну, хорошо. А где еще тебя можно найти, Шеба?
— Зачем тебе меня находить?
— Кто знает… Может, ты мне понравилась.
— Хм. — я поскребла ногтем кончик носа. — Ну, если не испугаешься, приходи как-нибудь ночью в «Кусаку», это на окраине Веселого Квартала. Я там часто бываю.
— Ты? — темные глаза недоверчиво уставились мне в лицо.
— Не верится? Приходи, и сам увидишь.
— Но ты меня точно не обманываешь?
— Я ненавижу ложь…
— Прости. Я не это имел в виду… Просто такая девушка, как ты, не ассоциируется у меня с грязными трущобами, где опасность подстерегает на каждом шагу.
— Да-а? — заинтересованно протянула я. — И какая же я, по-твоему?
— Ты… нежная, хрупкая, милая. Ты напоминаешь сердитого, но слабого котенка, который не знает, у кого искать защиты. Это так трогает…
— Я? Слабая? Беззащитная? — хотелось засмеяться, но я лишь сглотнула вдруг застрявший в горле комок: почему-то слова Вика задели за живое.
— Ну, не настолько беззащитная, чтобы не суметь постоять за себя, конечно. Я помню твой удар пяткой, — улыбнулся он. Я молча кивнула, гадая, чем этот парень мне так нравится. Рэй бы он наверняка не пришелся по вкусу: она не в восторге от мальчиков-азиатов. Я же, сколько себя помню, всегда испытывала к ним странную слабость — возможно, из-за восхищения восточными единоборствами, которым пыталась научиться. Впрочем, несмотря на характерный разрез глаз, чуть приплюснутый нос и лицо «сердечком», Вик все же больше походил на европейца, и, быть может, поэтому был таким симпатичным.
— Мне пора, — сказала я, возвращая ему куртку и шлем. — Да и тебе лучше поторопиться — слышал о комендантском часе? Город прочесывают усиленные патрули…
— Мы еще увидимся, — он вдруг протянул руку, бережно провел пальцами по моей мокрой щеке, — жест, который я нескоро забуду, — и отстранился, растворившись в темноте. Через мгновение рев байка стих в отдалении, и я, очнувшись, привычным макаром полезла через стену. Внизу, у подножия дерева осталась мокнуть под дождем вторая, ненужная теперь, босоножка.
… В квартире было темно и зябко; на ходу стягивая с себя насквозь мокрое платье, я попутно включила свет в коридоре и шмыгнула в ванную. Раздевшись окончательно, юркнула в душевую кабину и отвернула на полную оба крана. От соприкосновения с горячей водой кожа вмиг покрылась цыпками, тело свело приятной судорогой. Бррр, как же я замерзла в этом чертовом платье и кружевном белье! Все, отныне — только теплые свитера и уютные джинсы. И пусть Рэй со своими нарядами катится к дьяволу.
Небрежно завернувшись в большое махровое полотенце, я, позевывая, поплелась в свою комнату. Толкнула дверь, включила на ощупь свет… и окаменела: на кровати, нагло поглаживая прибалдевшего Лу, полулежал мой брат собственной персоной и ласково мне улыбался. Весь в черном, точно сам он — сгусток ночи, столь им любимой. Золотисто-рыжие локоны стянуты на затылке в хвост, в ухе поблескивает платиновая серьга. И глаза — два ярких изумруда: так не способны отражать свет глаза человека. Ах, да… ведь Фэйт и не был им.
— Привет, сестренка. Я уж заждался. — вампир с интересом наблюдал, как я судорожно пытаюсь прикрыть полотенцем оголившееся бедро. Похоже, его забавляло мое смятение.
— Тебя никто сюда не звал, — почти обиженно огрызнулась я, стервенея от нелепости своего положения. Почему в момент опасности я постоянно оказываюсь невооруженной, да еще и одетой в черт-те знает что? Придерживая полотенце на груди, я рявкнула: — Сегодня всемирный день кровососов, что ли? Чего вы все ко мне пристали?
— Хм. Так я не первый? — красиво изогнул бровь Фэйт. Лу под его ладонью довольно заурчал. Вот маленький предатель!
— Надеюсь, последний! Чего тебе надо? Ты когда-нибудь оставишь меня в покое? — я устало потерла веки пальцами. Голова шла кругом — сил не хватало даже на ярость, неизменную спутницу наших с братом встреч. Фэйта это, кажется, озадачило.
— Ты что, даже не собираешься двинуть мне по морде?
— Убирайся, мертвяк! Я устала и не расположена к долгим приятельским беседам!
— М-да, это на тебя не похоже. Слышал, ты валялась в больнице? Ходят слухи, ты перешла дорогу кое-какому влиятельному вампиру, м?
— Слушай, а тебе-то что? Или тебе досадно, что кто-то из своих тебя опередил и первым бросил мне вызов?
— О, меня вовсе не опередили, сестренка. Ведь ты дралась с полукровкой-вервольфом, а не с Люцием, насколько мне известно. Это не в счет.
— А, уже настучали. Ну и что теперь? Я не пойму, чего тебе от меня надо? Отвяжешься ты когда-нибудь, а?
— Не верится, — Фэйт с нарочитым изумлением покачал головой. — Дикая Кошка разговаривает с проклятым кровососом вместо того, чтобы сразу вцепиться ему в горло! Куда катится мир?
— Повторяю вопрос для особо тупых: чего надо?
— А если я отвечу, что тебя? — маска насмешливости слетела с белого лица вампира так резко, что я невольно отпрянула. — Может, я тоскую по родной крови… Может, жажду ощутить ее на своих губах, Шеба…
Не успела я испугаться, как из прихожей донесся звук открываемой двери, потом громко засмеялась Рэй. Я неотрывно следила за каждым движением Фэйта — он настороженно прислушивался, но, кажется, не собирался предпринимать ничего, угрожавшего жизни Рэй. С него станется, думала я, с ненавистью сверля его взглядом.
— До скорого, — наконец, попрощалась с кем-то (этим «кем-то» наверняка был Люций) подруга, и входная дверь со скрипом закрылась. Я повернула голову — лишь на миг — но этого мига хватило Фэйту, чтобы метнуться с кровати к открытому окну и бесшумно раствориться в ночи. Лишь дождь продолжал выстукивать унылую дробь по подоконнику, наполняя комнату холодом и запахом озона. Кажется, скоро этот запах станет мне ненавистен…
Вздохнув, я подхватила на руки крошку Лу и пошла встречать подругу.