– Мастер, – взмолился высушенный, – я прошу у вас помощи, а вы читаете мне проповедь. Я и без вас знаю, что «Волна» помогает, как трупу горчичник, но мне просто не с кем связаться. Я не знаю имен, и меня не знают, прямо хоть говори с нашими скотами. Я кручусь в этом колесе…
– А ну-ка стоп! – прошипел пожилой, хватая высушенного за плечо и моментально бледнея. – Григ, вы не в своем цеху, не орите.
– А что я сказал? Я сказал только…
– Молчите! Прекратите орать. Я достану вам препарат, только не вопите на весь дом. Не хватало, чтоб вас услышал Кудесник.
– Да при таком фоне его «слухач» с пяти шагов не возьмет. Но что…
– Ничего. – Испуг пожилого проходил. Он промокнул лоб. – Ничего. Ешьте, пейте, мы не в том месте, чтобы заводить подобные беседы. Пейте. Пейте, на нас уже смотрят.
Высушенный мельком взглянул на Веста и уткнулся в свою тарелку. Вест занялся рыбой. Рыба была вкусной, кусок, исходящий жиром, на просвет отливал розовым золотом, пахло от него замечательно… Но где вы видели рыбу, у которой слои тканей образуют на срезе четкую клеточку, как в ученической тетради? Вест не рассуждал, он, похоже, окончательно утратил к этому способность. В подвернувшийся фужер налил прозрачной жидкости из бутылки без этикетки. Спирт протек в желудок, в ушах зашумело.
По-видимому, Простачок втолкнул его сюда в переломный момент. Тогда сидели все относительно, пристойно, а теперь, хотя не прошло и получаса, присутствующие явно перепились. Субъект напротив лежал подошвенным лицом в тарелке. Дамочки, оставив Веста, одна млела в обществе соседа с той стороны, другая обменивалась недвусмысленно страстными взглядами с появившейся из ниоткуда кукольной девицей. Вест давно обратил внимание – таких кукольных, между собой похожих, за столом было несколько, но все сидели с мужчинами. Пожилой розовый куда-то делся. В дальнем конце закричали, завизжали, кто-то вскочил, на него кинулись, усадили обратно.
– Па-прашу встать! – проревело со стороны саркофага. – Вста-ать!
Все зашевелились, кто мог поднялись, отчасти даже прямо. Вест тоже встал.
– Сегодня мы, – ещё громче заревел динамик, – имеем честь…приветствовать… находящегося среди нас, на нашем… скромном собрании… и просим высокопочетного гостя продемонстрировать (На Веста заглазели) всю мощь… вершин знания, достигнутых… где куются лучшие… разбив мифы и традиции… мы…
Веста сзади подергали за куртку. Пьяненькая женщина, которая спрашивала, кого привел Простачок, тихонько улыбалась и только прикладывала ладошку к губам. Личико у неё было хорошенькое. Она вообще была ничего, но её сильно подпорчивали круги под глазами. А сами глаза были серыми. Женщина казалась не пьянее, чем когда он пришел.
– Пойдем, – проговорила она. – Он надолго завелся. Я тебе своими словами, если хочешь, потом перескажу.
Вот именно, подумал Вест. Чего мне не хватает, так это чтобы кто-нибудь пересказал мне своими словами.
Сначала была синяя комната, потом красная. Потом они куда-то повернули, и Вест потерял ориентировку. Ладонь в руке была теплая и чуть-чуть влажная, от женщины пахло водкой, и Весту стало уютно.
– А! Буза все это, просто Кудесник перед Фарфором выкаб-лучивается, себя хочет показать.
– Фарфор – это имя?
– Ну, ты Фарфора не знаешь, я молчу! Фарфор на Тридцатых всему хозяин, понятно?
– Понятно.
– Молодец. Еще от Попугайчика морды пришли – сама видела; от Гаты есть, говорят, да только, наверное, врут. Все из-за тебя Кудесник наприглашал, похваляется. А я тебя украла. Себе возьму. У-у, совсем съем! Ты не дрожи, не съем. Ни вот кусочка Шеллочка от тебя не откусит.
– Я и не дрожу.
– Зря, У нас, бывает, едят. От костянки, говорят, помогает. Дураки верят. А от костянки ничего, я тебе скажу, не помогает, никто не знает, что она такое есть, вот и врут.
Вест как-то сразу ей поверил – а что прикажете? – и попытался запомнить дорогу.
– 3-заходи! – скомандовала Шеллочка, когда они оказались перед маленькой дверью в укромной нише. – Моя каморка. Кудесник сдохнет – не найдет.
Будуар у Шеллочки был под стать, и в нем царил хаос. Наравне с хаосом в нем царила бескрайняя низкая кровать под то ли изъеденной молью, то ли прожженной во многих местах мохнатой тряпкой, с божкам по углам, с балдахином, на котором отсутствовала добрая половина кистей. Было множество разношерстных тумбочек, секретеров, канапе, козеток, пуфиков и банкеток. Все а-ля Людовик-Солнце, но не белое, а красное, и не красного дерева, а крашеное.
Вест сел в подвернувшееся креслице – оно взвизгнуло – рядом с ночным столиком, стал наблюдать за Шеллочкой. Та ходила по комнате.
– Между нами, он неплохой, – говорила Шеллочка. – Когда трезвый. – Хихикнула. – И когда вылазит из своей консервной банки. Ты думаешь, он что? Он здорового здоровее, это так, блезир… И ведь черт его знает, чего-то он, значит, задумал, если по суткам в железке сидит. А железку ему сработал один жестянщик с комбината, ну, Литейщик. Тьфу-тьфу-тьфу, рожа жесткая, а туда же – «киска», «девонька», – Шеллочка добыла откуда-то початую бутылку. – Давай выпей, а то что-то ты трезвый больно, не успел что ли… Во-от. А потом у него костянка началась, у жестянщика того, я как услышала, мне так жалко-жалко стало, а чего, спрашивается? – Она присела на край кровати, подперла подбородок ладонями и стала похожа на маленькую девочку.
– Все вы пропадаете, – сказала она. – Кто где. Ты тоже пропадешь. Понесет тебя куда-нибудь… На Пустршь не ходи, – приставила она палец к Вестову носу. – Куда хочешь ходи, а на Пустошь не лезь, запомнил? Э, что с тобой, ты ж ещё теленок. Телок ты бессмысленный, ничего ты не понимаешь…
– Да, – сказал Вест, обрадованный таким поворотом дела, – я ничего не понимаю. Объясни. Мне никто не хочет объяснить. А я совсем ничего не понимаю. Совсем, правда. Я…
– Дурачок, – перебила она его. – Думаешь, я что-нибудь понимаю? Да здесь, если разбираться начнешь, облындишь в два счета, что ж я сама себе враг? Ты пей, пей лучше, бери пример с Шеллочки, она весь день просыху не знает, и ей хорошо. Тут у нас все пьют, – громко прошептала она, едва не касаясь губ Веста. Лоб у неё был потный, короткие прядки липли. – Я тебя ещё увела, ты видел бы, что там… Думаешь, я люблю голая на столе игру каблуками давить? Думаешь, да? А… тебе! Это все Абри, он, поторох проклятый, он…
Шеллочка вдруг заругалась и заплевалась, тряся кулачками. Вест не знал, как быть. Он хотел встать, но у Шеллочки все прошло, как началось, быстро, и она продолжала лишь тихонько поскуливать, размазывая по щекам черные волосы и сморкаясь в край балдахина. Вест посмотрел на свою руку, все ещё держащую бутылку без этикетки. Бутылка звякнула о металлический бок некрупного куба со множеством малюсеньких разноцветных блямбочек на стерженьках. Стерженьки торчали из пазов и были, наверное, подвижными. Потом Вест посмотрел на Шеллочку.
– Жизнь собачья, – сказала Шеллочка. – Сядь ко мне, а? Вест пересел на кровать. Плечи у женщины мелко вздрагивали.
– Я, ведь, знаешь тебя зачем утащила, я думала веселее будет. Наше бабье как помешалось – Человек! Человек! Живьем бы Кудесника в его железке испекли, не вели он Простачку тебя доставить… А мне что, мне здешних хватает, наших. Их пока всех перепробуешь, по второму разу захочется, – она опять хихикнула. – Ты поцелуй меня, а? – вдруг попросила она жалобно.
– Ну, пожалуйста…
Цепкие пальцы зашарили по нему, Шеллочка придвинулась.
– Подожди. – сказал Весь. – Подожди, слышишь.
– Ну. пожалуйста…
– Погоди, я тебе сказал! – Он оторвал от себя её пальцы. Погоди.
Глаза раскрылись.
– Чего? Чего ждать!
– Ты мне не все ещё рассказала.
– Что рассказала? – Она отодвинулась. – Что я тебе должна рассказывать?
– Насчет здешних и вообще…
– Что вообще? Что – вообще? – Она вновь бурно задышала, но уже от гнева. – Ты кто? Чего тебе от меня надо? Ты шпионить сюда явился? Ты… ты… – Ее снесло с кровати, она забегала по ковру – от стенки с гравюрами до стенки с кинжалами. Вест мысленно пожелал, чтобы ни то, ни другое не попало ей под руку. Кинжалы – это понятно, а гравюры были в тяжелых рамках.
– Ух-х, свяжешься с Кудесником, – злобно бормотала Шеллочка. – Сколько можно… Я ведь, – остановилась, постучала себя в грудь, – я ведь ещё те времена помню, когда он не то что в жестянке своей, пешком ходить боялся, все швырял, как крыса… Кто ему все это сделал, все эти хоромы чертовы, кто?
– А я причем? – сказал Вест, от неловкости вертя в руках куб со стерженьками. С обратной стороны куба была воронка.
– Ты… ты из-за этого, да? Ты думал, я… да? – Она оказалась рядом, выхватила куб, швырнула обратно на столик. – Дурачок, вот дурачок какой. Это же еда, выпивка, шмотки по мелочи… И правда теленок. Оставь его. – Она быстро легла, раскинувшись в центре своего спального заповедника. – Иди ко мне, иди…
Вест решил хоть что-то прояснить.
– А сигареты?