Он говорил, что счастья, верняк, нет, но достаточно иметь две мечты: No1 -- близкую и возможную и No2 -- недостижимую.
Я интересовался: -- Какая твоя No 2, если не секрет?
Махмуд говорит, почти шепчет: - Всех перепилить на спутниковском пляже.
- А No1?
- Да мне, хоть какую чувишку зацепить!
Вот, бедный, но мечты не бросал!
Тогда, думаю, мы были очень близки к построению коммунизма в ЮБК. На отдельно взятом пятачке Гурзуфа. И все словечки наносные эти -- тусовка, запредел, с понтом... котировались лет сто назад у нашенской шпаны. Кто мог бы подумать, что сегодня, это официально принято -- аж в центральной печати, черным по белому -- Тусовка в российском парламенте, губернаторский запредел... Плагиат -- лучший комплимент. Мы, к твоему сведению, Толик, просматриваем иногда российские газетки в Америке. Интересуемся? Врать не буду, что интерес горячий. Просто любопытно, потому что знакомое. Что нам -о Руанде-Урунде заботиться!
Пардон за лирическое отступление. Это я совсем, как Лев Толстой, не сдержался. Для нас, свеженатурализованных, темы Там и Тут -- хороводом ходят, что шерочка с машерочкой. Избежать невозможно!
Сейчас, следите -- плавно перехожу с видиокамерой на террасу, чтобы в общем плане наши кондоминиумы над Гудзоном были видны. Корты , бассейн... Скучаю я, конечно, за Черным морем, но и в Штатах у нас есть, где окунуться.
В Америке все получилось - точняк, как мне нагадала цыганка на Курском. Я их шатию-братию обычно за квартал обходил; но, когда насчет подачи на выезд задумался -- решился. Позолотил ручку. Синенькую дал -- пятерку -первое, что в кармане попалось. Усатая завела меня за табачный киоск и, как я тогда думал, стала на уши лапшу вешать -- Дальняя дорога, Собственный дом... и тому подобное.
-- Позолоти больше, голубчик, разглядеть не могу...
Дал ей зелененнький трюльник. Последний.
- Будет, - говорит, - тебе жена, большая белая. И рабеночек... Везучий ты.
Раз так - поборол я сомнения, документы сдал, сталь ждать, дни считать. Чтобы не терять времени, как все, доставал на продажу - гжель, панты балетные, бинокль эмигрантский...
У меня окна выходили прямо на Курский. Говорю раз Толику: - Старичок -что оптика мертвым грузом лежит? Давай распакуем бинокль, покнокаем, как Брежнев с кавказкого побережья приезжает. Правительственный состав в тот день прибывал к нам, на Курский вокзал. Толик спас меня от верной смерти -уже, раз, повезло.
- Не смей, - сказал. -- Гебешники в штатском стреляют с колен, без предупреждения, по блеску стекол!
Представил я -- поднимаю бинокль к окну, и мне -- хлоп! -- промеж глаз. И -- каюк, свалился под батарею. Зачем, подумал, вообще на знаменитых глазеть? Их рожи ретушированные и так, куда ни плюнь. Что нам было на Брежнева в семикратные линзы смотреть -- волосы в его ноздрях разглядывать?
Короче, как чавела вокзальная нагадала, так и вышло. Сплошное везение. Дом свой американский купил. Вещей - пропасть. До того доходит -- иногда голову себе ломаю: - Чего бы мне еще захотеть? Все есть, хоть лопни! И жену большую белую тоже купил. КУПИЛ, не верите? На гараже-сейле. Не познакомился -- купил. Но об этом чуть позже.
В Америке везет мне с первого дня. Приехал зимой в лютый холод. Выхожу на Пятую авеню -- наступаю на доллар. Мелочь, но легендарно. Купил с лотка трикотажную шапку -- напялил на уши, согрелся. Потом посыпались находки мои -- деньгами и так. Золотое кольцо с камнем в полкарата нашел! Фуражку полицейского капрала, табачный кисет, полный сабвейных жетонов, никарагуанский паспорт.... Летом -- живую черепаху, причем, редкой породы, лежала на шоссе как булыжник.
Мне говорят: - Юлик, как это ты все находишь? А я не ищу -- само находится. Тьфу-тьфу -- не сглазить, все мне складно в Америке. Водил сначала таксомотор -- рядышком на сиденье всегда открытая книжка; программирование учу, пока траффик. Вечерами бродвейские шоу, все подряд пересмотрел. Задаром. Правда, все со второго акта; не важно -- у меня воображение хорошее. В антракте, на улице покуришь с театральной толпой, и -- пожалуйте в зал.
За всех и каждого не скажу, в Штатах, сплошь и рядом народ киснет, многим, чем благополучнее, тем кислей. Мне везет. Совестно иногда бывает. Судите сами.
Еще машины своей не было, ехали всем кагалом через Коннектикут на чей-то юзаной развалюхе. Останавливаемся, ноги размять, около уличной распродажи. Две очкастые леди барахло разложили перед особняком; уже сворачивали торговлю. Я быстро нашел, что мне нужно -- сковородку старомодную чугунную. Люблю чугунную. Засунули ее в картонку, перевязали бечевкой. Цена -- один доллар.
Через несколько дней, дома, вспомнил, достаю покупку -- картошку жарить. Тяну за ручку, а из коробки промасленной на стол деньги летят. Доллар, пятерка, опять доллар.. Стали деньги сыпаться, как листья осенние. Весь стол завалили. Куча зелени - красота неописуемая! Я такого количества сразу в жизни не видел. Ну, думаю, пиздец, Юлик - богат на веки веков. С такси ухожу -- обрыдло; покупаю дом с лужайкой... Или, кольнуло, - тетки наторгованные деньги по картонным коробкам рассовали, надо бы возвернуть?
Куда, кому? Машины нема. Да, я ни в коем разе ту улицу не найду. Штат Коннектикут! Отогнал соображения, как похвальные, но неуместные. Стал деньги считать, складывать. Бумажка к бумажке. Долго считал. И сколько же вышло?
Двести семьдесят три тугрика. Много, мало? На чеках суммы пишешь, понятия не имеешь. Какие мешки денег получаешь в получку, какие отдаешь. Ясно, с покупкой собственного дома отложилось немного, но на месячную ренту как раз хватило. Оченно кстати. Потому что мою соседку, Капу, эсесайщицу, но скрытую богатейку, как не спрошу занять до зарплаты, причитает: - Ой, мне, знаете, деньги нужны !
Кому не нужны? Затем и просить пришел. У Капитолины такой слог бронебойный, она святыми истинами орудует, против них не попрешь. В беседе о здоровье скажет:
-- Мне, Юлий Борисыч, болеть, знаете, совершенно нельзя . Что вы, что вы!
Бог с ней. Я судьбой не обижен.
...Ну, так, что вы скажите про мое везенье? Будто кто-то направляет меня, советует. Не то -- как бы я сообразил в Мировом Центре Торговли Нью-Йорка такой шорок устроить! Еще до арабского взрыва было и в печать не попало.
Мы, в ланч провожали одного старика-менаджера на пенсию. Он, человек старого закала, выбрал ресторан традиционной кухни Среднего Запада. Ели от пуза что-то крутое из вареных бобов на каенском перце, запивали ледяной клюквенной бражкой. Вернулся я к своему компьютеру, кодировать -- убей, не могу; в глазах -- песок. А, надо сказать, наша компания была знаменита своей уборной; ни на одном этаже такой не было. Ах, какие там замыслили канделябры, какие мраморные чаши... Сотрудники приходили, как в Аглицкий клуб. Поправляли в зеркалах зачесы, галстук. Красота интерьера вдохновляла на разговоры не только о службе, порой, на высокие темы. Конечно, кто-то стоял, журчал у стены, не без этого. Но делали это исключительно деликатно.
И, вот, приношу я в себе туда кухню Среднего Запада; в туалете -- не протолкнуться. Идет симпозиум о глобализации экономики. Смотрю на мое одутловатое лицо в зеркале и вижу вдали моего босса с точно такими же дурными глазами. Как я тут осмелился? Начал дикую бобовую канонаду, еще не скрывшись в кабинке. С сопровождающими осложнениями. Джентельмены не могли дышать. От неслыханного хамства и вообще. Заговорили пушки -- замолкли музы. Опустел наш сортир, и это -- в часы пик, в часы самых интересных и содержательных бесед!
Слышу, из соседней кабинки меня поддерживает другая зенитная батарея. Босс мой, сначала немного стесняясь, потом вовсю тяжкую, и кричит мне через пероегородку:
- Бинс гуд фор е харт. Ю ит энд ю фарт! Юл, хау-ю дуин, бадди?
Кто-то еще пытался, открывал дверь, тут же ретировались. Короче, наша взяла. Друзьями с боссом стали, не разлей вода. Он мне как-то сказал: Кончай, Юл, кодировать -- только зрение себе портишь. Найди пару хороших программистов, откроем тебе вакансию и счет.
С тех пор подался я в агенты-посредники. Их зовут здесь -- охотники за головами. Как раз, что мне надо; мне вожжа под хвостом не дает покоя -- на стуле сидеть ненавижу. Теперь -- лечу по хайвею, сотовый телефончик в руке, солнце, простор... Аме-е-ри-ка зе-бью-ти-фул... Так гораздо больше возможностей , не забывая о себе, делать доброе людям. Кто не пробовал -доложу вам -- кайф наисладчайший, если можете себе такое позволить. Глядите -- это Я -- ЮБК! - устраиваю обездоленных, поднимаю отчаившихся. Новичков поучаю..
Могу поделиться, кстати, как новеньким английский свой укрепить. У меня, помню, телефон перегревался. Названивал я куда попало по бесплатным номерам "800". Даром -- нечего стесняться. Номеров этих -- пудовая книга.
- Повторите, - требую, - говорите по буквам, медленнее. По новой давайте...
Они тут вышколенные, как скажешь - делают. Повторяют и вам же спасибо говорят. Когда мой английский стал покрепче, я шел, например, будто бы машину покупать. Автомобильных продавцов не любят, боятся за их номера и подвохи. А мне что! Мне не к спеху. Я их вопросами на моем ломаном до слез доводил. Часа два на меня дилер потратит, лощенный , самоуверенный, - любит меня, как родного, скидки, самые невероятные, мне предлагает, готов машину задаром отдать. Я -- ни туда, ни сюда. Уверяет меня в таланте, предлагает к ним на работу дилером идти. Я поднимаюсь, как только мне надоест, говорю:
- Сорри, ноу-дил. Подумаю на досуге. Продавец мой -- в трансе.
Смешная Америка. Для нашего брата ее приемчики мимо денег. Наши, как мышки, их в незнакомую среду только пусти, Торонто, Сидней -- не важно, они такие ходы-норки пророют -- аборигенам не снилось. Вы лучше им, местным, не рассказывайте, как мы живем -- одни не поймут, другим -- плохо станет. Когда Америку критикуют, а ее и дураку приятно критиковать, чаще что склоняют -рекламу, коммерческий дух... Это потому как новенькие, хоть Солженицин, хоть кто -- они, как пыльным мешком ударенные, как кроты один телевизор смотрят. Телевизор и критикуют. Или политкорректную муру с латинос и с черными героями до тошноты глядят.
А кнопки управления на что! У меня -- как реклама или другой мусор -звук долой! Цветные картинки, молча, прыгают, как огонь в камельке -- меня не беспокоят. Мне, признаться, даже удовольствие сознавать -- какие рекламные миллионы впустую горят. Нам бы с вами на тысячу лет хватило.
Возвращаюсь к торговле. Что я люблю -- это гаражи-сейлы. На одном из которых, как помните, я чуть миллионером не стал. Американские гаражи -- это какой-то охуемонос, говоря по-гречески, то есть не знаю, как и назвать. Всего там навалом. Новенькое, фирменное, практически даром. Только называется "распродажа", на самом деле американцы не знают, как им от своего добра избавиться. Спасибо говорят -- только унесите подальше, не то придется выбрасывать на помойку (не порядок!) или самим же вести в Армию Спасения на что времени нет. Вообще-то, это меня самого нужно спасать от гаражей-сейлов. Где ты моя фарцовая юность! Где вы мои невинные годы!
...В субботу, с утра -- мы в тачку и -- по Нью-Джерси, с ветерком по левитановской осени. Зеленый, золотой, багряный... как там у Бунина? Воздух -- Шанель 5-ый номер продувает машинные окна насквозь. Зевота моментально проходит. В рощах особняки-самоцветы, еще в росе, просыпаются на утреннем солнце. На деревьях, на дорожных столбах подвешены объявление о продажах, стрелки - будты ты бойскаут и по следу идешь. Набеги эти мы называем -"сейлинг", что в переводе -- "плавание под парусами".
В богатенькие районы люди приплывают издалека. Кого не увидишь! Мне везет на микроавтобус китайского посольства. Всегда битком. Китайские шпионы читают карту, спрашивают дорогу. Люди местные джоггают себе трусцой или прогуливают породистого пса, усмехаются -- Вы за мусором? Второй поворот направо.
Поворачиваем и мы по стрелками, и вот, за кустами, на лужайке -- как выездная сессия арбатской комиссионки - торшеры, статуэтки, бронзовые канделябры, остап-бендеровские кресла - в глазах рябит, ноги бегом несут. Товар -- его величество! Вещи, за которые в той своей жизни убивались насмерть; да и сами же американцы, когда покупали, платили немалые деньги. Теперь же... Джинсы -- доллар, дубленка -- пять. Внаглую, при таких-то тарифах еще торгуются, вроде шутят -- А за меньше нельзя? Берите за три, сделайте милость. Джинсы -- впридачу.
Тут тебе и костюм торреодора в мадридской коробке с рапирой, парижский путеводитель времен Шарля деГолля, заложенный билетиком из Фолли-Берже, мейсеновксие статуэтки... Горы вещей растут, столы заворачивают за угол, потом идут в дом -- один этаж, другой, бейзмент-подвал... В особняках бейзменты -- как наше московское метро -- зала за залой, мрамор, фарфор, бронза...
Гараж-сейл -- парадокс. На Западе "мой дом -- моя крепость", в чужой дом не войдешь, а тут -- дверь нараспашку. Для нас, новеньких, это -- как американский рентген или археологические раскопки. В натуре видишь, чем они жили в 50-х, 40-х, без нас...
Среди книг -- непременно что-нибудь из серии -- Как Это Сделать? Разбогатеть, всех очаровать, готовить здоровую пищу и жить тысячу лет, про ваши финансы, про ваши эрогенные зоны... Многие книги, что называется, еще не разрезаны. Аристотель, Платон, Сенека... закупили детям по курсу колледжа и позабыли. Книги на свалку -- для нас, воспитанных на уважении, полный шок! За жалкие центы -- сокровища мировой литературы. Ходишь по колено в вещах, книгах, делается дурно. Народ же еще привередничает, иные комнату, как в музее, проскакивают не глядя. Сколько барахла - говоришь себе -- хватит, опротивело, ничего не хочу! (Завтра проспишься -- снова захочешь. Так оно со всем, гнилая наша натура.) Если задаром можешь иметь живописный альбом или платье, которые бы тебе в Союзе составили счастье на многие годы. Почему не здесь? Потому что достигнутая мечта No1 (где ты - Махмуд, мой, Оглы?)- она выбывает из игры. Не хотеть того, что доступно, легко и просто.
Я вам скажу -- вещи тут ничего не стоят. Важнее моцион -- их самому покупать, инстинкт добычи -- замена древней охоты. Хозяева сидят на веранде перед своим домом с колоннами, пьют кофе, беседуют. Еще вчера они или их предки колесили по свету, отыскивали сувениры, набирали пакеты вещей и одежды в дорогих магазинах. То было вчера, не сегодня. Теперь забота -избавиться от вчерашнего, дать место для новых приобретений. Гаражом-сейлом владелец покупает себе право первой ночи с вещами, а кто, как мы, не стесняется -- отоваривается из вторых рук на халяву.