- И мальчишка, - сказал кто-то.
Остальные согласно закивали. Все они помнили пророчество, данное Пророком Такумсе, - пока мальчик будет с ним, вождь не погибнет. Даже если им и владело искушение отделаться от Элвина, его воины никогда этого не допустят.
- И мальчишка, - согласно кивнул Такумсе.
Детройт был настоящим фортом, не то что жалкие деревянные крепости, окруженные частоколом, которые строили американцы. Стены его, как и стены собора, были сложены из камня, а на пролив, соединяющий озера Гурон и Сен-Клер с озером Канада, глядела огромная пушка. Чтобы предотвратить нападение с суши, на окружающие леса также были нацелены пушки, только поменьше размерами.
Но куда большее впечатление на краснокожих произвел сам город, а не форт. На дюжине улочек стояли ровные, опрятные деревянные здания, приветливо распахнули свои ставни магазинчики и лавки, а посредине, на центральной площади, возвышался громадный собор, по сравнению с которым церковь преподобного Троуэра выглядела сущей насмешкой. То там, то здесь мелькало походящее на крылья ворона черное одеяние спешащего по своим делам священника. Смугловатые французы не выказывали к краснокожим той враждебности, которой славились американцы. Такумсе понял причины их доброжелательности - жившие в Детройте французы не относились к поселенцам, поэтому не рассматривали краснокожих как соперников, претендующих на землю Америки. Эти французы просто жили, поджидая благоприятного момента, чтобы вернуться назад в Европу или хотя бы в освоенные бледнолицыми земли Квебека и Онтарио. Исключение составляли лишь трапперы, но и им краснокожие были не враги. Трапперы относились к дикарям с благоговением, пытались научиться у них, каким образом краснокожим удается так легко подстрелить зверя, тогда как бледнолицый охотник тратит чертову уйму времени, пока обнаружит цель. Они, как и прочие бледнолицые, считали, что краснокожие знают какие-то особые штучки, и если подольше понаблюдать за дикарями, то непременно научишься такому же искусству охоты. Только этому им не суждено научиться. Да разве земля примет человека, который убивает бобров в лесных прудах только ради шкурок, бросая мясо гнить? Разве земля допустит, чтобы животные исчезли, так и не принеся выводка молодняка? Неудивительно, что медведи то и дело насмерть задирали трапперов. Этих охотников отвергала сама земля.
"Изгнав американцев с территорий, что лежат к западу от гор, - подумал Такумсе, - я прогоню янки из Новой Англии, а потом - роялистов из Королевских Колоний. Когда их не станет, я поверну на испанцев Флориды и французов Канады. Сегодня я воспользуюсь вами в собственных целях, а завтра я и вас заставлю уйти. А те бледнолицые, что останутся здесь, будут представлять из себя трупы. С того дня бобры будут умирать лишь тогда, когда подойдет время, отпущенное им землей".
Официально командующим фортом Детройт считался де Морепа, но Такумсе старался не встречаться с этим человеком. О делах можно было говорить только с Наполеоном Бонапартом.
- А я слышал, ты сейчас на озере Мизоган, - сказал Наполеон.
Говорил он, разумеется, на французском, но Такумсе научился говорить по-французски тогда же, когда заговорил по-английски. И учился он у одного и того же человека.
- Проходи, присаживайся.
Наполеон с интересом взглянул на Элвина, но ничего не сказал.
- Я был там, - подтвердил Такумсе. - Вместе с братом.
- Ага, а армия тоже была с вами?
- Лишь ее зародыш, малая часть, - сказал Такумсе. - Мне надоело убеждать Тенскватаву. Я создам армию из других племен.
- Но когда?! - воскликнул Наполеон. - Ты приходишь сюда по два, по три раза в год и говоришь, что собираешься создать армию. Знаешь ли ты, сколько я уже жду? Четыре года, целых четыре года жалкой, постыдной ссылки.
- Я умею считать, - ответил Такумсе. - Ты получишь свою битву.
- Когда весь поседею и состарюсь? Ответь мне! Да я скончаюсь от старости, прежде чем ты наконец соберешь силы краснокожих! Тебе известно, насколько я беспомощен здесь. Лафайет и Де Морепа не позволяют мне отдаляться от форта больше чем на пятьдесят миль, мне не дают войск! Пусть сначала соберется армия американцев, твердят они. Американцы, мол, должны набрать войска, с которыми тебе предстоит сражаться. Но только ты можешь заставить этих бесхребетных независимых подлецов объединиться.
- Знаю, - кивнул Такумсе.
- Такумсе, ты обещал мне армию из десяти тысяч краснокожих. Вместо этого я постоянно слышу о каком-то городе, где поселилось аж десять тысяч _квакеров_!
- Они не квакеры.
- А, кто бы они ни были! Они отрицают войну, а это одно и то же. Внезапно голос Наполеона смягчился, в нем появились любовь, настойчивые, просящие нотки. - Такумсе, ты нужен мне, я полагаюсь на тебя, прошу, умоляю, не подведи.
Такумсе расхохотался. Наполеон давным-давно понял, что его фокусы срабатывают только с бледнолицыми, изредка - с краснокожими, а на Такумсе не действуют вообще.
- Тебе нет никакого дела до меня, а мне нет никакого дела до тебя, сказал Такумсе. - Тебе нужна одна большая битва и победа в ней, чтобы вернуться в Париж героем. Мне нужна эта битва и победа в ней, чтобы вселить в сердца бледнолицых ужас, чтобы создать под своим предводительством еще большую армию краснокожих, чтобы очистить южные земли и прогнать англичан за горы. Одно сражение, одна победа - вот почему мы сошлись, но после того как мы добьемся своего, ты ни разу не вспомнишь обо мне, а я - о тебе.
Наполеона речь Такумсе рассердила, но полководец сумел-таки выдавить улыбку.
- Ну, какая-то правда в твоих словах имеется, - сказал он. - Мне нет до тебя дела, но я не забуду тебя. Я многому научился у тебя, Такумсе. Я понял, что любовь к полководцу вернее ведет за собой людей, чем любовь к стране, но любовь к стране - это лучше, чем жажда славы, а жажда славы лучше, чем страсть к грабежам, и страсть к грабежам - лучше, чем поклонение деньгам. Но лучше всего сражаться за какое-то дело. За великую, благородную мечту. Меня мои воины всегда любили. Они готовы пойти ради меня на смерть. Но ради благого дела они пожертвуют своими женами и детьми и будут считать, что оно того стоит.
- Ты этому научился у меня? - спросил Такумсе. - Это речи моего брата, а не мои.
- Твоего брата? Мне-то казалось, что он никогда не призывал людей положить жизнь за какое-то дело.
- Он весьма волен в вопросах смерти. Он ненавидит убийство.
Наполеон рассмеялся, и Такумсе рассмеялся вместе с ним.
- А знаешь, ты все-таки прав. Мы не друзья. Но ты мне нравишься. И вот что мне непонятно. Неужели, победив и изгнав бледнолицых со своей земли, ты вот так вот все бросишь и позволишь племенам разбрестись в разные стороны и жить так, как они жили раньше? Неужели ты допустишь, чтобы все снова принялись ссориться друг с другом, чтобы краснокожие вновь стали слабыми?
- Не слабыми, счастливыми. Прежде мы были счастливы. Много племен, много языков, но единая живая земля.
- Слабыми, - повторил Наполеон. - Знаешь, Такумсе, если б мне удалось объединить под единым флагом _мою_ страну, я бы держал ее так крепко, что мой народ стал бы великой нацией, великой и могучей. Запомни, если у меня это получится, мы вернемся и отнимем у тебя твою землю. Мы захватим все страны на земном шаре. Уж поверь мне.
- Это потому, что ты представляешь зле", генерал Бонапарт. Ты хочешь все и вся переделать, подчинить себе.
- Это не зло, глупый ты дикарь. Когда люди начнут повиноваться мне, они обретут счастье и покой, обретут мир. И впервые за всю историю они станут свободными.
- Они будут жить в мире, пока не восстанут против тебя. Они будут счастливы, пока не возненавидят тебя. И свобода их продлится только до той минуты, пока они не решат поступить против твоей воли.
- Вы только посмотрите, краснокожий философствует. А эти крестьяне-поселенцы знают, что ты читал Ньютона, Вольтера, Руссо и Адама Смита? [Смит Адам (1723-1790) - английский экономист, заложивший основы классической политэкономии и первым обратившийся к исследованию экономической истории средневековой Европы.]
- Вряд ли им известно, что я умею читать на их языке.
Наполеон, наклонившись, облокотился на стол.
- Мы уничтожим их, Такумсе, ты и я. Но ты должен привести мне армию.
- Мой брат предрек, что у нас будет эта армия еще до конца года.
- Пророчество?
- Все его пророчества сбываются.
- А он не сказал, победим мы или нет?
Такумсе усмехнулся:
- Он сказал, что ты обретешь славу самого великого европейского генерала за всю историю. А я-буду известен как величайший краснокожий вождь.
Наполеон взъерошил волосы и улыбнулся. Теперь он выглядел как настоящий мальчишка. Он умел угрожать, хвалить и преклоняться одновременно.
- Ну, это еще неизвестно. Знаешь ли, мертвецов тоже называют великими.
- Но люди, проигравшие битву, никогда еще не обретали славу. Их благородством, может быть, мужеством восхищались. Но великими никогда не называли.
- Верно, Такумсе, верно. Твой брат, оказывается, провидец. Дельфийский оракул.