— Да неужели? — прошелестело из затененного угла, и альб сразу замолчал, будто прикусив язык. Старший Ладрейн смотрел на него с понимающей и тонкой усмешкой, постукивая кончиками ногтей по краю серебряной чаши, пока Ирваст не выдержал, зло прошипев:
— Будь по-вашему. Я расплачусь с ними еще раз.
— Вот и замечательно, — как ни в чем не бывало кивнул повелитель Альвара. — Не смею больше тебя задерживать. Кстати, прими добрый совет — не показывайся сейчас на глаза своему господину. У него опять приступ скверного настроения, и ты вполне можешь стать его жертвой, если не поостережешься. Я был бы очень этим огорчен, поскольку рассчитывал после окончания войны увидеть тебя живым и невредимым в Лесном Краю. Ступай, любезнейший.
— Поразительно жадная тварь, — укоризненно заметил Бастиан, когда дозорный затянул полог шатра за полуночным гостем. — Восемь подвод золота и камней, взятых в сокровищнице Тиллены, укрыл в обозе, а Исенне напел, якобы защитники успели вывезти казну. Наш отважный воитель поверил, зато у меня всюду найдутся глаза и уши… Во имя Всеблагого, зачем ему столько?! Воистину, лишь две вещи безграничны в подлунном мире: благодать Творца и жадность неразумных творений Его…
— Помолчи и послушай, — неожиданно резко оборвал наследника Хитроумный. — Говоришь, держишь его на крючке? Возможно, однако не сковали еще такого крючка, с которого никогда не срывается рыба. Этот твой Ирваст — ценная находка, но пренеприятное создание. Он, может, и жаден сверх меры, но умен, хитер и может от страха выкинуть какую-нибудь неожиданность. Пусть твои «глаза и уши», сын, ни на миг не выпускают его из виду. Не хватало еще, чтобы Аллерикс отвлекся от дорогой ему войны и обратил на нас совершенно излишнее внимание… Он сказал, Зокарр и Кельдин? Всего лишь два имени, пускай громких и весомых, из пяти двергских вождей. Мало, слишком мало… Придется тебе самому переговорить в ближайшее время с нашими союзниками и вызнать их помыслы.
Безупречные черты Бастиана скривились в гримасе подлинного отвращения.
— Идти в двергский лагерь? Какая мерзость! Я не могу, это выше моих сил, там грязи по колено, вонь как на скотобойне, недомерки вечно накачиваются каким-то прокисшим пойлом, а меня от него тошнит… Йюрч, и те ведут себе пристойнее!
— Не ной, — Эрианн безжалостно отмахнулся от причитаний отпрыска. — Подгорные карлики нужны нам позарез, так что будь добр вести себя с ними так любезно, будто они твои ближайшие сородичи. Прокисшее пойло, говоришь?.. Если дверги угостят тебя этим, как ты выразился, «пойлом», ты выпьешь кубок до дна, поблагодаришь, попросишь еще и упаси тебя Творец оскорбить их отказом. А вот когда у нас в руках окажутся Алмазы и Радуга, можешь завершить дело, начатое Праотцом Двергов, и обратить коротышек в прах, из коего они созданы.
28 день месяца Тагорн
Около полудня посольство Цитадели покинуло стены крепости, но Коннахар Канах упустил сей исторический момент, просто и незамысловато проспав. Виной всему стали недавняя беготня по бастионам и занятия в учебном зале, безжалостно свалившие наследника Аквилонии с ног.
До слуха Конни долетали смутные отголоски слаженного трубного рева и громких кличей, но проснулся он только после изрядного тычка под ребра.
— Подъем! Тревога! — рявкнули прямо в ухо. Принц уселся на узкой неудобной койке, мотая тяжелой со сна головой. Оказалось, в отведенную ему каморку по соседству с архивом отряда йюрч ввалился Норзо Трехпалый, существо буйное и склонное к шумным выходкам. Помощи от него не было никакой, разве что перетаскивать ящики с пергаментами.
— Что не так? Опять куда-то бежать? — простонал Конни, испытывая сильнейшее желание немедленно свести счеты с жизнью. Ему снилось, что Полуночная Цитадель — всего лишь благополучно миновавший кошмар, но ухмыляющаяся морда Трехпалого бесцеремонно напоминала об истинном положении дел.
— Цурсог зовет тебя, и быстро, — Норзо сделал вид, будто намерен перевернуть хлипкий топчан вместе с сидящим на нем человеком. — Аргх! Тяжелый день. Большой Хозяин ушел за стену, никого не послушал. Теперь ждем — или хорошо жить, или хорошо умирать. Нельзя спать, когда решается судьба!
— Переговоры уже начались?! — вскочив, Коннахар заметался по комнатушке, торопливо одеваясь, влезая в кожаный доспех зелено-алого цвета и путаясь в ремнях. — Когда?! Где?!
— Не знаю про переговоры, — Трехпалый довольно фыркнул, глядя, как принц в очередной раз сослепу налетает на табурет. — Большой Хозяин вышел через Стальные Ворота, с ним одна малая полусотня, немного йюрч, немного сиидха, людей нет. А еще Олвин Мореход ушел. Шатры свернул, уходил быстро, обоз не брал. К Соленой Воде пошел, видно, насовсем.
— Интересно, почему? — озадачился Конни. В летописях ни о чем подобном не упоминалось, впрочем, летописи и без того не слишком точно отражали ход войны за Цитадель. — Испугался трудностей? Не захотел принимать участие в осаде?
— Встретишь Морехода — спроси обязательно: зачем ушел? Почему драться не захотел? Только сильно его не бей, мне оставь немножко, — ехидно присоветовал зверовидный воитель. — А ну бегом-бегом!..
Над равелинами Цитадели висело едва ли не простым глазом заметное облако напряженного ожидания. Пробегая по лестницам и навесным галереям, принц заметил, что количество воинов на стенах увеличилось чуть не втрое — у каждого из обитателей крепости нашелся повод лично взглянуть на горную долину и войско осаждающих. Разговоров слышно не было, но тысячи глаз настойчиво всматривались в происходящее внизу.
Цурсог отыскался на Шестой башне, той, что граничила с Топазовым участком и прикрывала подходы к Вратам Рассвета — одному из немногих входов в крепость. Судя по изученным Коннахаром чертежам, в нижнем поясе укреплений Цитадели имелся всего десяток ворот, в изобилии снабженных ловушками, «коридорами смерти» и прочими полагающимися военными хитростями. Предводитель йюрч Зеленого бастиона, больше обычного напоминавший уродливую горгулью, стоял вместе со своим помощником Хазредом и крупным зверообразным созданием черно-рыжей масти, носившим золотую перевязь — должно быть, командиром йюрч, оборонявших соседние бастионы. К удивлению Конни, обожавшие вопить во всю глотку зверюги сейчас едва ли не шептались. Кивнув, носитель желтого шарфа отправился к своим подчиненным, Хазред скрылся в недрах башни, а Цурсог жестом подозвал молодого человека.
— Ты это… Стой пока здесь, мало ли чего… — невнятно распорядился он, не отрывая взгляда от равнины. Двулезвийное копье с кисточками из отрезанных двергских бород, с которым Цурсог не расставался, болталось у него за спиной в широкой кожаной петле. Страховидная физиономия йюрч плохо выражала испытываемые им чувства, но любой бы догадался, что воителя снедает сильнейшее беспокойство.
— Почтеннейший Цурсог, где идут переговоры? — отважился спросить Коннахар, тоже сунувшийся в бойницу. Ничего особенного он не заметил: то же бесконечное передвижение военных отрядов, ряды разноцветных палаток вдоль склонов, трепыхание множества стягов и вымпелов на поднявшемся ветру.
— Переговоры… Тьфу! Вон там, — сквозь зубы процедил воитель, указав на макушку высокого белого с золотыми узорами шатра, разбитого на краю бывшей дороги в крепость. Шатер установили на открытом месте и, как полагалось, на ничьей земле — в трех-четырех перестрелах от барбикена Цитадели и вне пределов вражеского лагеря. Вокруг выстроился квадрат воинов, внутри которого перемещались фигурки, время от времени заходя в шатер и выходя наружу, и стояли оседланные лошади. Посмотрев на это безмятежное зрелище еще немного, Цурсог счел, что в ближайшем будущем ничего не изменится и решил пройтись по стене. Высоко над его головой хлопнуло подвешенное на длинном флагштоке знамя Цитадели — полотнище цвета старого вина с серебряной восьмиконечной звездой, обрамленной языками пламени.
— Зря он туда пошел, ох, зря… — бормотал йюрч, ковыляя мимо изготовленных к бою катапульт и «змеиных пастей», мимо отрядов айенн сиидха и своих сородичей. Конни захотелось его подбодрить, напомнить, что жизнь и свобода посланцев по всем законам неприкосновенна, но покрытая серой шерстью и закованная в железо туша вдруг шарахнулась в сторону, уступая дорогу кому-то, идущему навстречу. Мало того, Цурсог еще и торопливо поклонился, чего за ним никогда не водилось!
— Это кто? — замешкавшийся наследник Аквилонии отстал на пару шагов, глядя вслед стремительно удаляющейся фигуре в разлетающихся темно-алых одеждах. Лица незнакомца он не разглядел, но почему-то счел пронесшийся мимо багряный вихрь существом женского пола. Оглядывался, кстати, не он один — многие поворачивались, чтобы проводить взглядом ожившее пламя, свернувшее на приставную лестницу и умчавшееся к барбикену.
— Королева, — хмыкнул вожак йюрч, подтвердив догадку Коннахара.
— В каком смысле? — не понял молодой человек. — Откуда в Цитадели взялась королева? И кем она правит, каким-то из племен айенн сиидха? Или крепостью? А мне казалось, главный тут… э-э…
— Его магичность, Большой Хозяин, точно так, — согласился Цурсог. — Он главный, да. Но еще нужна шеттиль, хозяйка, как без нее? Это она и была. К нижним воротам побежала, как пить дать.
— Так это жена вашего повелителя? — Кони почувствовал себя совершенно сбитым с толку. С другой стороны, кто сказал, что у Владыки Черной Цитадели не может быть спутницы жизни? Тогда становилось понятно, отчего Цурсог именовал эту загадочную особу королевой.
— Не жена, — отрицательно помотал головой йюрч. — Амика, подруга. Рубин среди камней Радуги. Ее зовут Иллирет ль'Хеллуана. Заклинает огонь и сама как костер, тронешь — сожжет… А-аргх?..
Вздох, пронесшийся вдоль бастионов Цитадели, напоминал шелест множества листьев, подхваченных нарастающим ураганом. Только что находившийся рядом Цурсог одним движением взлетел на гребень крепостной стены, а Коннахар высунулся в проем между зубцами, совершенно позабыв о вражеских стрелках. Его сердце пропустило пару ударов и трепещущим комком застыло где-то в горле.
Белый с золотом шатер, отведенный для переговоров враждующих сторон, исчез. На его месте расплывалось желто-бурое облако, пронизанное синими вспышками, в недрах которого угадывались судорожно мечущиеся и сражающиеся фигуры. Ровное каре почетной стражи обернулось щерящимся копьями загонным кругом, препятствуя оказавшейся внутри добыче вырваться наружу, а со всех сторон к месту побоища спешили дверги. Нескольким верховым удалось с боем прорвать цепь охраны, они галопом устремились вверх по дороге, к спасительной Цитадели.
— Ворота! Решетка, поднимайте решетку!!! — истошный вопль Цурсога подхватили на всей стене, и часовые на барбикене услышали, а может быть, поспели сообразить сами. Конни показалось, будто он слышит скрип проворачиваемых кабестанов и как наяву видит медленно плывущую вверх тяжеленную железную преграду.
Беглецы врезались в группу подгорных карликов, замелькали секиры и захлопали арбалеты. Там, где прежде высился шатер, всплеснулся смерч черно-серых воздушных струй, раскидывая нападающих в стороны, но быстро стих, оплетенный и задавленный нестерпимо белым искристым сиянием. С высоты надвратного укрепления, по схватке полоснула ветвистая лиловая молния, затем еще одна и еще. Низко и хрипло выл йюрч, в бессильной, ярости ударяя стиснутыми кулаками по камням. Начали стрелять лучники Цитадели, но цель отстояла слишком далеко.
Все закончилось за несколько мгновений. Пытавшиеся спастись бегством остались лежать на дороге, там, где их настигли стрелы и топоры двергов. Желтое облако рассеялось, открыв поваленный и втоптанный в землю шатер и торопливо уходящий в глубину вражеских расположений отряд. Упрямый магик на стене крепости вновь попытался достать отступающих своей молнией, та ударилась в незримый щит и безвредно осыпалась миллионом тлеющих огоньков.
— Н-но… Как же так? — растерянно заикнулся Коннахар. — Цурсог, так нельзя! Они ведь посланники! Так не поступают!
— Эти — поступают, — предводитель йюрч тяжело навалился на камень, не замечая, что с его пальцев падают вязкие черные капли. Затем он встряхнулся, как мокрая собака, и рявкнул на Конни: — Чего стоишь столбом! Беги к Хазреду, пусть поднимает всех, они же сейчас попрут на стены!
… Ожидаемого Цурсогом немедленного штурма не случилось.
К Вратам Рассвета вскоре приблизились трое всадников под знаменем темно- синего цвета с вытканной в центре золотой фигуркой крылатого льва. Остановившись на безопасном расстоянии, один из вестников развернул свиток, громко и отчетливо прочитав содержащиеся в нем предложения:
— «Высочайшие Исенна Аллерикс и Эрианн Ладрейн в бесконечной милости своей к введенным в заблуждение воинам Цитадели избавляют их от необходимости и далее обрекать себя на бесславную погибель, выполняя приказания того, кто называет себя Всадником Ночи. Обращаясь к чародейскому ковену Радуги, они предлагают сдать крепость с находящимися в ней припасами, снаряжением и архивами, а наипаче же выдать семь магических кристаллов, именуемых Радужной Цепью. Всем, добровольно сложившим оружиеи отказавшимся от погибельного следования Дорогой Мрака, будет сохранена жизнь и дано позволение удалиться, взяв с собой то, что они смогут унести. Еслиже защитники Цитадели будут продолжать упорствовать, то Высочайшие складывают с себя ответственность за их участь и…»
Прилетевшая из крепости сизая стрела вонзилась у ног коня, заставив животное шарахнуться в сторону. Герольд, схватившись за поводья, выронил пергамент.
— Вам дается колокол на размышление! — проорал он, сражаясь с приплясывающим и храпящим скакуном. — На закате Высочайший Исенна сам придет за ответом!
Вопреки распускаемым Эрианном Хитроумным слухам о том, что в замке Цитадели царит вечная полутьма, в коей раздаются только вопли несчастных жертв да звучат нечестивые песнопения, покои Вершины создавались с таким расчетом, чтобы в них проникало как можно больше света. В Зале Решений, устроенной в срединной из Серебряных Башен, солнечные лучи пребывали с раннего утра до позднего вечера, играя сменой цветов в алых и золотых витражных окнах, выходивших на все восемь сторон света. Узкие ниши между оконными проемами занимали статуи и редкие вещицы, привезенные из далеких земель.
Середина просторного зала с гнутыми вольтами куполообразного потолка отводилась овальной формы столу, выложенному сплетениями мозаичного узорочья. Вглядевшись пристальнее, посетители Залы иногда улавливали миг, когда рисунок столешницы менялся, складываясь в новую картину, никогда не повторявшую очертаний прежней. Йюрч и людей это свойство обычного с виду стола пугало, хотя они отчаянно старались не подавать виду. Впрочем, оба этих народа равно недолюбливали недоступную их пониманию магию, в каких бы видах она не проявлялась, неохотно делая исключение лишь для боевого чародейства.
Во главе стола, напротив уходивших под потолок двойных дверей, громоздилось массивное кресло красного дерева с высокой спинкой, украшенной острыми зубцами, и резными подлокотниками. Прочие седалища схожего облика, но поскромнее и более удобные, чинно выстроились по кругу, ожидая гостей. Те входили сквозь распахнутые настежь двери, торопливо рассаживаясь и обмениваясь отрывистыми фразами.
Темно-каштанового цвета створки медленно и плавно закрылись. Под потолком дрогнул серебристый перезвон, однако величественный трон во главе стола остался незанятым. Пустовала и добрая треть из трех десятков кресел для участников собрания.
Возникла неловкая пауза. Никто не решался заговорить, и все удрученно косились на брошенный посреди сверкающей мозаичным великолепием столешницы лист пергамента. Грязный, помятый и слегка надорванный по краю, он выглядел тут совершенно неуместным.
Облики и происхождение собравшихся также разительно отличались друг от друга. В Залу Решений явились представители всех народов, оборонявших Цитадель — айенн сиидха, йюрч и даже редко допускаемые к общим обсуждениям люди. Тон происходящему задавало маленькое сообщество, занимавшее места по обе стороны от пустующего кресла главы собрания. В группу входили четверо мужчин и три женщины, каждый из которых носил одежды определенного цвета и вдобавок — подвешенный на искусно сработанной цепочке крупный драгоценный камень плоской огранки, удивительно чистого, незамутненного оттенка, от яростно пурпурного до успокаивающе прохладного фиолетового.
Единство кристаллов составляло Семицветную Цепь, ради обладания коей двое альбийских вождей нещадно гнали свои войска на штурм бастионов Цитадели. Семеро носителей камней прошли обучение у правителя Черной Твердыни, развившее и обострившее их прирожденные чародейские способности, они были его самыми верными и преданными соратниками, но перед лицом свершившегося предательства и непомерных притязаний осаждающих Хранители Радуги растерялись. В их оправдание можно заметить, что по меркам сиидха они были довольно молоды, а двое заслужили Камни совсем недавно и еще не успели привыкнуть к их тяжести.