Адди обернулся к Райфу, изнуренный и странно ранимый на вид, но с той же гордостью во взгляде.
- Мертворожденный в клановых землях был чудовищем, а я хворым слабаком. А посмотри на нас теперь. Посмотри на любого жителя Рва, будь то мужчина, женщина или ребенок. Мы не просто существуем, мы наслаждаемся жизнью.
Речь овчара тронула Райфа, но он боролся с этим чувством. "Я кланник", рвалось у него из груди. Впервые после смерти Танджо Десяти Стрел он потрогал свой амулет - гладкий, теплый и более легкий, чем ему помнилось. Эта легкость испугала Райфа - ему показалось, будто он что-то потерял.
Адди понял, что у Райфа в кулаке, и сказал:
- Клан - всего лишь один из способов жить на свете. Воины, священные камни и все такое - если ты вырос среди них, то поневоле думаешь, что с этим ничто сравниться не может. Но спроси себя вот о чем: лучше или хуже стало нашим кланам, когда они лишились Мертворожденного, меня и тебя?
Райф хотел пожать плечами, но цепкий серый взгляд Адди не позволил ему. Крепко сжав амулет напоследок, Райф вернул его на место.
- Вы с Мертворожденным украсили бы собой любой клан, - сказал он, зная, что это правда.
- А ты?
- Знал бы ты, какой я.
- Я знаю, что ты победил Танджо Десять Стрел в состязании, от которого зависела твоя жизнь. Я видел, как ты из трех целей выбрал одну. Ты, правда, пристрелил при этом славную овечку, зато мы с тобой сидим сейчас здесь и вспоминаем об этом. Отсюда я заключаю, что выживать ты умеешь.
Так ли? Райф вспомнил о печном доме Даффа. Там погибли шестеро, а ему хоть бы что. А то, что случилось на пустошах? Тем, вождь и еще тринадцать человек погибли, а они с Дреем выжили. Райф встал. Суставы у него заледенели от холодных потоков из Рва, и пришлось опереться рукой о скалу. Воздух давил на барабанные перепонки, предвещая новый снегопад.
- Ты тоскуешь по своему клану, я вижу, - сказал Адди, - но тоскует ли клан по тебе?
Райф отчаянно искал причину, которая помогла бы ему ответить "да". Дрей. Только Дрей.
- Отстрани это от себя. Возьми с собой то, чему научился, и ступай вперед. Кланник всегда останется только кланником, а мы способны быть чем-то большим.
Как это возможно на краю света, без родных, без священного камня, без богов? Люди приходят сюда потому, что у них не остается выбора, а не потому, что стремятся к чему-то большему. Слова Адди - самообман, но звучат почему-то как правда. И Мертворожденный, предупредив его, что из Увечных друзья не получаются, сам вел себя с Линденом Мади, как настоящий друг.
Райф сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться. Ему многое требовалось узнать.
- Почему новорожденного опустили в Ров?
- Так у нас заведено.
- Почему бросили туда Танджо Десять Стрел?
- Так заведено.
Райф даже порадовался, что Адди упорствует - тут было с чем побороться.
- Почему ему отрезали веки?
- Чтобы он видел свою кончину.
- Почему зашили веки младенцу?
- Он невинен, и ему не надо...
- Что не надо? Видеть? - допытывался Райф. - Что такое там внизу, Адди? Чего боятся Братья Рва?
- Лучше тебе не знать этого, - сказал Адди, глядя ему в глаза.
- Ты так думаешь? - Райф достал амулет из-за ворота и показал овчару. В клане меня прозвали Свидетелем Смерти. Моего отца и нашего вождя убили на Пустых Землях. Я нарушил клятву, данную брату, и бросил сестру. По-твоему, мне еще есть что терять?
Адди отступил немного назад. Кадык у него на горле дрогнул, и он, видимо, принял какое-то решение.
- Ты знаешь, что Колодезь ведет историю кланов?
Райф кивнул.
- В Колодезе постоянно слышишь старые песни, давно позабытые в других местах. А если твой отец хранитель источника, ты получаешь доступ в Чертог Знания, где хранятся древние свитки, и знание проникает в тебя само собой. Даже если мозги у тебя дырявые, как старая овчина, в голове кое-что застревает, хочешь ты того или нет. Ведуном у нас был Рури Колодезь, дядя вождя и самый ученый человек во всех клановых землях. Он знал, хитрец, как пробудить ребяческий разум, и рассказывал нам о великих вождях, о битвах и заключении мира, о поединках, где оба противника падали замертво. Он вкладывал историю в наши головы, а мы и понятия о том не имели. Каждую ночь после охоты он пел нам своим волшебным, всеведущим голосом.
Адди помолчал, припоминая. Снова начался снегопад, и большие белые хлопья опускались вниз, как перья. Где-то теперь журавли?
- Забавно, как они держатся в памяти, эти песни. Ты можешь забыть, как звали твою первую овчарку, и глаза твоей матери, а какая-то чушь сорокалетней давности остается, будто ее каленым железом выжгли.
- Что же тебе так запомнилось? - неожиданно для себя спросил Райф.
Адди медлил. Жар костра, как щит, ограждал его от огня.
- Одна старая песня.
- Она про меня?
- Может быть. Ты сказал кое-что, и я ее вспомнил.
- Спой ее мне.
- Певец-то из меня никудышный.
- Просто скажи слова.
- Ладно. Я вижу, ты не успокоишься, пока не услышишь. - И Адди заговорил своим хриплым голосом:
Того, кто преступил обет,
Вернее нет.
Когда все рушится вокруг,
Он держит лук.
Когда вползает в крепость мгла,
Он как скала.