-- Не буду спорить, ты по этой части эксперт, Шон. Но признаки недотраха не есть признаки мужелюбства, скорее наоборот. С мужиком, наверное, проще договориться.
-- Ладно, тут можно долго гадать, а все равно не узнаем, правы или нет, если он сам не скажет.
-- Может, когда-то и без него узнаем, а я лично пока продолжу наблюдения.
На следующий день после бала Филип отправился провести вечерок в казарме. Его подруга не возражала, ведь ночь оставалась в ее распоряжении. К тому же девушке хотелось послушать, как гвардейцы будут обсуждать ее бальный наряд и "знакомство" с их новым другом. Гвардейцы в первую очередь засЫпали Филипа вопросами о наличии-отсутствии белья под платьем Ив. Он отшучивался как мог, но потом все же пришлось сказать правду.
-- Ты обещал высказать о Евангелине мнение знатока, -- напомнил Филипу Шон. -- И каково же оно?
-- Тебе представить полный отчет о ее характере, умении танцевать и вести беседу? -- Филип тянул время, собираясь с мыслями, дабы не ляпнуть лишнего при затаившейся в потайном ходе подруге. -- Или ограничиться сообщением, как от нее пахнет и какова на ощупь ее грудь?
Гвардейцы заржали, раздались возгласы типа:
-- Танцы и разговоры не интересуют, это точно!
-- А тебе удалось пощупать ее грудь?
-- А до зада дотянулся?
Филип, улыбнувшись, покачал головой.
-- Ребята, неужели вы думаете, что я мог беспрепятственно тискать дочурку на глазах у папаши, да еще принимая во внимание ее платье?
-- Старикан с тобой как с родным носится! Это ее он за бедную родственницу держит. И платье такое она без его позволения не надела бы. Значит, он сам хотел тебе подарок сделать, а ты, получается, застеснялся. Что-то на тебя не похоже!
-- Откуда вам знать, что на меня похоже? -- несколько раздраженно фыркнул Филип. -- Не обо всем вы осведомлены, господа гвардейцы! Старикан строго-настрого запретил мне распускать руки в отношении его дочери.
-- Зачем он ее тогда так вырядил?
-- А вы спросИте у него сами. Я в семейные дела нашего Правителя лезть не желаю. Захотел он меня с дочкой познакомить, я познакомился. Вот и все. Сами же мне рассказывали, что у него с женой странные были отношения. Мало ли какие у него причуды с дочерью. Может, он ее так наказывает, раз она ему кровь портит.
-- Да хватит вам мотивы Старикана разбирать, -- проворчал Шон, -- про дочку его лучше расскажи!
-- Она и не похожа на него совсем, -- задумчиво сказал Филип. -- Я такой красоты никогда не видел, даже не думал, что можно в жизни встретить, а не на картине. -- Гвардейцы затихли и внимательно слушали. -- И она... в общем, не думаю, что она стерва. А щупать я бы ее не стал, даже если б Старикан не запретил. Она этого не заслуживает...
-- Ты, часом, не влюбился? -- с подчеркнутым участием спросил Шон.
-- Надеюсь, нет, -- ответил Филип, будто не замечая тона друга.
-- И это все? -- снова посыпались вопросы. -- А чем она пахнет?
-- Малиной, -- не сдержавшись, брякнул крестник Правителя.
-- Малиной? -- заудивлялись несколько голосов. -- Обычно такие как она, благоухают клубникой, ну, на крайний случай, земляникой.
-- Ребята, отстаньте вы от него, -- вмешался в разговор Кайл, которому состояние друга показалось знакомым. -- Видно же, не в себе он.
-- Да, у нас появилась еще одна жертва ледяной бури! -- снова заржали гвардейцы. -- Старикан дочку использует, чтобы в мужиках стойкость воспитывать.
Филип ничего не сказал, встал, отошел в конец стола, подальше от всех, и сел там. Кайл пошел следом, вскоре к ним присоединился и Шон.
-- Ну что, друг, тебя действительно так проняло, или ты придуриваешься? -- поинтересовался Шон.
-- Придуриваюсь, -- ответил Филип, стараясь улыбаться как можно ехиднее.
Он был очень недоволен тем, что наговорил о дочери крестного, и в особенности своим мечтательным тоном. Но откажись он болтать с друзьями о Евангелине, они, пожалуй, все поняли б...
-- Так она тебе не понравилась? -- протянул Кайл с разочарованием.
-- Понравилась. Как такая может не понравиться? Но я же сказал: Старикан запретил мне с ней общаться, когда его нет поблизости.
-- Почему? -- поинтересовался Кайл.
-- Не знаю, не спрашивал, -- покачал головой Филип. -- А сам он не сказал.
-- Я бы спросил, -- сказал Шон.
-- Зачем? -- крестник Правителя взял кубок и потянулся за бутылкой. -- Я с ней даже пробовать не хочу. Такая скорее всего откажет, сочтя тебя недостойным, а если сама тебя выберет... -- он замолчал, наливая вино.
-- То что? -- Шон наполнил свой кубок до краев и передал бутылку жаждущему Кайлу.
-- Думаю, сама тебе об этом скажет, -- Филип сделал солидный глоток и посмотрел на друзей со странной усмешкой.
-- Ну, ты губу раскатал! -- засмеялся Кайл. -- Это не в их стиле.
-- Не в их, но в ее.
-- Ты это понял, потанцевав с ней на балу несколько часов? -- с иронией спросил Шон.
-- Можно и так сказать, -- без улыбки ответил его друг. -- Есть в ней что-то, чего я в других не замечал...
-- Я даже скажу тебе, что, -- рассмеялся Шон, -- редкостно дурной нрав!
-- Возможно, ты прав, -- не стал спорить Филип.
-- А ты-то ей понравился? -- спросил Кайл.
-- Да откуда же я знаю? Она мне ничего не сказала.
-- Хватит туману напускать, дружок! Уж ты-то должен знать, что для этого слова не нужны.
-- Значит, не понравился! -- Филипу разговор начинал надоедать. Правду сказать он не мог, а дурачить друзей оказалось не слишком приятно. -- Ребята, -- примирительно сказал он, -- я все вам рассказал. Мы и провели-то с ней всего около двух часов, папаша рано ее спать отправил. Мне она понравилась, даже очень, а Старикан запретил думать о ней. Не нужны мне неприятности.
-- Успокойся! -- фыркнул Шон. -- Ты не первый, на кого она так действует.
-- Вот и отлично. Только я бы очень вас всех просил: поменьше это обсуждайте, вдруг дойдет до крестного. Мне мои яйца дороги.