Повисла долгая пауза. Правитель, рассеянно рассматривавший разбойника, с неудовольствием поймал себя на мысли, что мальчишка очень хорош собой, прямо как его собственная бестолковая дочь. Удивительно, как им с Томасом не повезло с детьми.
-- Вы хорошо знаете... знали... моего отца? У него было такое же, -- наконец прервал молчание пленник.
-- Я не только знал твоего отца, но и был его лучшим другом, а также крестным единственного сына. И это пятно я видел много лет назад на ножке младенца, когда его окунали в крестильную купель.
-- Мать твою... -- вырвалось у Филипа.
-- Заткнись и слушай! -- тут же прервал его Правитель, быстро собравшийся с мыслями и принявший решение. -- Ты мой крестник, щенок. Твой отец был великим человеком, прекрасным другом и верным соратником.
При этих словах Филип нахмурился и хотел что-то сказать, но промолчал.
-- Не думал, что придется говорить такое, -- продолжал Правитель, -- но теперь я рад, что Томас не дожил до этого дня. Он считал: его сын мертв, лучше б так и было.
-- Спасибо на добром слове, крестный. Вы можете сделать желаемое действительным хоть сейчас.
-- Если ты еще раз позволишь себе раскрыть рот, пока я не закончу...
У Филипа внезапно возникло странное желание раскрыть рот и тупо воззриться на Правителя, но он счел за лучшее сдержаться. Ив почему-то представила себе то же самое и чуть не рассмеялась. Девушку радовало, что кто-то, наконец, позволил себе разговаривать с отцом в таком тоне, какого он, по ее мнению, заслуживал. Пленник начинал нравиться ей не только своей внешностью.
-- Я не могу допустить казни единственного сына моего друга, к тому же приходящегося мне крестником. Не знаю, как поступил бы на моем месте твой отец, но я принимаю решение оставить тебе жизнь и дать еще один шанс, при условии, что ты пообещаешь навсегда покончить со славным разбойничьим прошлым.
-- И вы мне поверите? -- с мрачной иронией спросил Филип.
-- Ты меня еще ни разу не обманул.
-- Может, просто случая не было. Я ж преступник, шваль.
-- Ты мог бы соврать насчет своего имени. И я рад, что ты вполне трезво себя оцениваешь, -- хмыкнул Правитель, забавляясь норовом парня. -- Это может стать началом исправления.
Снова возникло непродолжительное молчание. Ив не знала, радоваться или печалиться. Все планы летели к черту, отец налагал лапы на очень заинтересовавшего ее мужчину, хотя, с другой стороны, это давало возможность лучше его узнать, прежде чем совершать опрометчивые поступки. "Н-да, впечатление он производит, но все эти бордельные истории... Так даже удобнее: можно переспать с ним, а потом сбежать одной", -- с долей цинизма подумала она.
-- Так что ты решаешь? -- прервал тем временем молчание Правитель. -- Говоришь, тебе все равно. Попробуй начать сначала. Не сможешь -- всегда успеешь попасть на виселицу.
-- Мне нравится ваша прямота, крестный, -- усмехнулся пленник. -- Попробую. Даю вам слово: с этой минуты с преступным прошлым покончено.
-- Хорошо. Но этого не достаточно. Какое-то наказание понести ты должен.
-- И какое же? Прикажете высечь кнутом на площади и поставить клеймо на лоб?
-- Почти угадал, -- злорадно заявил Правитель. -- Простоишь сутки у позорного столба и получишь десять ударов бичом.
-- Небольшая плата за мои прегрешения, -- сказал Филип, слегка побледнев. -- А что вы скажете своим людям, которые меня схватили? И под каким именем я буду стоять у столба?
-- Уж конечно не под именем твоего отца! Поймала тебя Тайная служба, они привыкли не задавать вопросов. С такими патлами лицо твое вряд ли кто-то хорошо рассмотрел, тем более, сейчас ночь, а в борделях не любят яркий свет.
-- Не удивительно, что вы стали Правителем.
-- Это ты о чем?
-- На любой вопрос быстро находится вполне удовлетворяющий ответ.
-- У тебя язык тоже неплохо подвешен. Посмотрим, есть ли при этом еще хоть что-то в голове.
-- Ваш лучший друг считал, что нет.
-- Своего отца вообще не поминай, а то я могу и передумать!
Филип помрачнел еще больше и опустил голову. Правитель встал, приблизился к пленнику и обошел вокруг, внимательно разглядывая. Потом остановился перед ним, и, схватив за волосы, заставил посмотреть себе в лицо. Они довольно долго глядели друг на друга, молодой человек не отводил глаз. Правитель, рассмотрев все, что хотел, оттолкнул голову крестника.
-- На отца не похож, разве что осанка та же.
-- В детстве мне говорили: я пошел в мать.
-- Наверное, так и есть, герцогиню я знал плохо, -- Правитель слегка задумался, вспоминая. -- Дочь тоже не имеет со мной ничего общего, -- вполголоса пробормотал он.
При упоминании о дочери на лице Филипа опять появилась так раздражавшая его крестного улыбка.
-- А вы познакомите меня с ней? Говорят, она очень красива...
-- Ну и наглец! -- Правитель не удержался от недоброго смешка. -- Даже если забыть, кто ты есть, какой отец станет знакомить тебя с дочерью, увидев, что у тебя в штанах? И вообще, с этого дня женщины для тебя не существуют, в особенности моя дочь.
Улыбка Филипа, совершенно очаровавшая Ив, тут же испарилась.
-- Да пошутил я насчет знакомства. Мне принцессы и даром не надо, -- буркнул бывший разбойник. -- И что еще за условие насчет женщин? Это не по мне.
-- А это я пошутил, -- заявил довольный Правитель. -- Поживешь в воздержании пару-тройку месяцев, там посмотрим. Сам подумай: если хоть одна женщина во дворце увидит твой инструмент, сразу пойдут разговоры. Тут и не самые сообразительные смогут связать исчезновение Жеребца с твоим появлением при дворе. Это мне не нужно, да и тебе, полагаю, тоже.
-- Я не собираюсь портить ваших придворных дам и служанок, но в бордель-то почему нельзя сходить? -- упорствовал Филип.
-- Потому что я хочу подержать тебя несколько месяцев под домашним арестом. Думаю, меня можно понять. Да и воздержанию полезно начать учиться. Неужели тебе не приходилось обходиться без женщины? -- с издевкой поинтересовался Правитель.
-- Приходилось как-то около месяца, больше пробовать не хочу, -- вполне серьезно ответил крестник.
-- А надо. Самоудовлетворением заниматься я не запрещаю.
-- С моим размером это сложно.
-- Ничего, как-нибудь выйдешь из положения. Ну, а не нравится -- дорога на виселицу открыта. Подумай: теперь ты попадешь туда не столько за преступные делишки, сколько из-за нежелания держать штаны застегнутыми. Удовольствие того стоит?
Филип помрачнел еще больше и промолчал.
-- Я расцениваю молчание как согласие на все мои условия, -- проговорил после небольшой паузы Правитель.
-- Да.
-- Отлично, -- усмехнулся тот.