-- Поищу по берегу глину, -- сказал Филип. -- Замажем щели и спокойно переправимся.
Он пошел вдоль кромки воды, время от времени ковыряя носком сапога песок, Ив осталась с лошадьми. Филип отошел довольно далеко, прежде чем повернул назад. Вернулся он с комком белой глины и замазал все заметные щели изнутри и снаружи. Беглецы благополучно переправились на самый большой остров, причалив в уютной бухточке, по берегу которой росли раскидистые плакучие ивы, чьи полоскавшиеся в воде ветви не давали разглядеть ее с противоположного берега.
-- Далеко до дома? -- поинтересовался Филип.
-- Не очень.
Они пошли по едва заметной тропке, держа лошадей в поводу. Густого леса на острове не было, тут и там среди по-осеннему унылых луговин стояли одинокие дубы, перемежавшиеся небольшими рощицами из тех же дубов, сосны и орешника. Вскоре тропинка нырнула в узкую логовину, которая через десяток метров внезапно расширилась и вывела на довольно обширное открытое пространство, окруженное невысокими пологими склонами, поросшими травой и молодыми сосенками. В центре стоял средних размеров одноэтажный дом, сложенный из серого камня. Крыша, покрытая каменной черепицей, заросла молодилом, окна закрывали глухие деревянные ставни. По обе стороны от двери росли два стройных остролиста, в это время года усыпанные ярко-красными ягодами. При появлении людей из их крон, громко хлопая крыльями, вспорхнули несколько горлиц. Под окнами вдоль фасада тянулись кусты сирени и роз, буйно разросшиеся за прошедшие годы. В их голых ветвях перекликалась стайка синичек, поклевывавших видневшиеся кое-где оранжево-красные плоды роз.
-- Снаружи выглядит уютно, -- заметил Филип, -- Так и хочется войти туда и остаться жить.
-- Мы за этим сюда и пришли, -- ответила девушка, выуживая большой кованый ключ из глиняного кувшина с крышкой, стоявшего в траве у крыльца.
Пока она открывала дверь, молодой человек снял с лошадей поклажу и расседлал их.
-- За домом есть конюшня и сарай, -- сказала Ив, -- но мы жили здесь только летом, поэтому лошади обычно просто паслись на воле.
-- Не волнуйся, я о них позабочусь, научился за десять лет жизни без конюшен и конюхов.
Молодые люди вошли в дом. Там было темно, в воздухе пахло затхлостью. Они сразу стали открывать окна и ставни. Дом имел форму буквы П, гостиная, в которую вела парадная дверь, занимала поперечную перекладину этой буквы. К средней части дома прилегали два крыла, в одном из которых располагались кухня, кладовка и маленькая каморка с кроватью, в другой -- две спальни и купальня. В просторной гостиной Филип увидел большой камин, сложенный из дикого камня, и зачехленную мебель. Отштукатуренные стены украшали оленьи рога, а каминную полку -- потемневшие от времени серебряные кувшины и кубки. Ив, бродившая из комнаты в комнату, сразу поняла: придется потрудиться, приводя жилище в прежнее обитаемое состояние. Это было ей не в новинку: они с матерью каждый год, приезжая сюда после более чем полугодового отсутствия, начинали с уборки. Но тут предстояло навести порядок после десяти лет нежилого состояния.
-- Н-да, работы тут непочатый край... -- высказала она свои мысли вслух.
-- Ерунда, -- сказал Филип, высовываясь из купальни, -- просто прибраться немного. Вода, я вижу, поступает из теплого источника? -- Ив кивнула. -- Тебе на них везет, -- усмехнулся он. -- Во дворце, тут тоже. А как в твоем родовом замке?
-- Там источника нет.
-- Ну и ладно, мы туда не собираемся, -- он снова исчез за дверью, минуту спустя оттуда донеслось:
-- Здесь все работает, и на кухне тоже. Сделано на совесть. -- Он вышел необычайно довольный. -- Устроимся ничуть не хуже, чем во дворце, с той только разницей, что будем предоставлены сами себе.
-- Меня радует твой настрой, -- хмыкнула Ив, -- надеюсь, ты умеешь охотиться и ловить рыбу?
-- Не волнуйся, милая, я очень быстро учусь. Ну, поголодаем недельку-другую...
Ив увидела по его лицу, что он придуривается и запустила в него старым тапком, который нашла на полу у кровати и собиралась выбросить. Он увернулся и радостно засмеялся.
-- Энджи, ты только подумай: у нас теперь есть свой дом, где нас никто не найдет. Кругом такая красота и ни одного человека. Мы прекрасно здесь заживем. И не вздумай чистить это древнее серебро на каминной полке, я видел, как ты на него смотрела. У нас найдутся занятия поинтереснее.
-- Это ты про постель?
-- Вообще-то я имел в виду тренировки на мечах, но твоя идея тоже заслуживает внимания...
Ив наконец рассмеялась.
-- Ты все еще придуриваешься или действительно превращаешься в мальчишку? -- спросила она.
Он пожал плечами.
-- Не знаю. Просто мне здесь нравится. Ты жила тут в детстве, с матерью, у тебя свои воспоминания. А я никогда в более или менее сознательном возрасте не жил на свободе один или с кем-то, кто бы меня любил... -- Ив нахмурилась, он это заметил и закончил: -- ...или хотя бы хорошо ко мне относился.
Как заметил один английский профессор, пописывавший книги в свободное от основной работы время, счастливые периоды в жизни героев бедны событиями, и их не интересно описывать. Молодые люди начали обживать старый дом, и вскоре он превратился в уютное жилище. Оставшись вдвоем, они ничуть не скучали по обществу других людей, и никак не могли насытиться друг другом. Когда прошли первые трудные недели, и жизнь потихоньку упорядочилась, они стали ежедневно по нескольку часов тренироваться на мечах. Ив это занятие нравилось не меньше, чем Филипу, и ей еще многому нужно было у него научиться. Время текло незаметно, они за ним не следили, наблюдая лишь смену времен года. Вскоре пришла теплая весна, плавно сменившаяся жарким летом. Вода в озере быстро нагрелась и стало можно купаться. Нередко парочка целые дни проводила на берегу, купаясь, занимаясь сексом и просто валяясь на травке.
С приходом жарких дней молодые люди расстались с одеждой. Оба пришли в нормальную физическую форму и не уставали наслаждаться друг другом. Ив первая начала ходить голышом, поначалу изрядно досаждая этим Филипу. Нагота подруги возбуждала его, и он почти постоянно пребывал в состоянии неудовлетворенного желания, кое гордо именовал "стояком". На все жалобы и недовольства девушка смеялась и заявляла:
-- Другой бы на твоем месте только радовался. Я же тебе не отказываю: хочешь -- бери.
-- Но я же не могу целый день не слезать с тебя...
-- Раз у тебя стоит, значит, можешь. И, кстати, что ты так цепляешься за свои штаны? Во-первых, жарко, во-вторых, приходится их постоянно расстегивать...
-- Ты и при матери здесь так разгуливала? -- спросил Филип, игнорируя вопрос о причинах трепетной привязанности к штанам.
-- Нет, но мне всегда очень хотелось, -- ответила Ив, смеясь.
Филип не выдержал. Он стремительно схватил ее за руку, пока не убежала, притянул к себе, наклонил и принялся шлепать по округлившейся попке, приговаривая:
-- Ах ты, маленькая извращенка, придется мне взяться за твое воспитание!
Она продолжала хохотать, но смех быстро стал перемежаться болезненными повизгиваниями: рука у "воспитателя" оказалась тяжелая. Девушка начала вырываться, впрочем, не слишком стараясь, ибо, несмотря на боль, вдруг ощутила возбуждение. Филип, никогда пальцем не трогавший женщин, "наказывал" подругу в шутку, но вдруг почувствовал сильнейшую эрекцию. От удивления он ослабил хватку, и Ив чуть не удалось вырваться. Он удержал девушку, но та потеряла равновесие и упала на четвереньки. Ее поза и покрасневшие от шлепков ягодицы возбудили его еще сильнее. Он тут же оказался сзади, схватил за талию и взял по-звериному. Оба были настолько заведены, что очень быстро кончили. Филип, тяжело дыша, сел рядом с лежащей подругой.
-- Тебе не больно?
-- Нет, -- Ив наслаждалась приятным ощущением тепла, разлившегося по отшлепанным ягодицам. -- Фил, это было великолепно, от начала до конца.
-- Мне тоже понравилось, -- усмехнулся он, -- Но я никогда не думал, что у меня может встать от шлепков.
-- Я тебя совсем развратила...
-- Да ладно, не переживай, я не в претензии.
-- Может, все-таки расстанешься со штанами?
Филип отрицательно покачал головой, встал и демонстративно застегнул ширинку. Спустя пару часов ее снова пришлось расстегивать и вовсе не для того, чтобы помочиться. Через неделю такой жизни он сдался, забросил штаны подальше и тоже стал ходить голым. Ив была очень довольна.
Иногда молодые люди выбирались с острова и ездили в ближайшие деревушки и городки закупать кое-какую провизию и, как выражался Филип, "предметы роскоши", к коим относились в первую очередь вино, пиво и сладости. Такие вылазки всегда планировались и подготавливались заранее, ибо за пределами Леса в любой момент можно было нарваться на людей Правителя. Беглецы тщательно вслушивались в последние новости на ярмарках, но ни разу не узнали ничего тревожного или интересного.
Почти год Правитель безуспешно пытался найти дочь и крестника, но парочка как в воду канула. Глава государства досадовал все сильнее, а по дворцу и столице об исчезнувших любовниках ходили слухи один нелепее и пакостнее другого. Однажды, когда "безутешный отец", уже произведенный молвой в ранг деда, сидел у себя в кабинете, к нему вошел гвардеец и доложил, что некий Кендрик, вассал ее высочества, просит принять его. Правитель приказал немедленно пригласить посетителя, в его душе вспыхнула надежда. Кендрик вошел в кабинет и поклонился. Правитель, не вставая, кивнул ему.
-- Здравствуйте, мой лорд. Я приехал в столицу по делам, и по просьбе управляющего привез вам и ее высочеству отчет о хозяйстве.
Он положил на стол перед Правителем толстый пакет.
-- Спасибо, Кендрик, -- ответил глава государства. -- Не стой, присаживайся, хочу с тобой поговорить.
Мужчина снова поклонился и сел в одно из кресел, стоявших перед столом. Правитель стал расспрашивать вассала о делах в феоде дочери, внимательно выслушивая ответы и пытаясь поймать что-то, полезное в поисках. Но ничего необычного Кендрик не рассказал. Когда разговор стал подходить к концу, посетитель спросил: