- То чехи, - возразил Шеров, - а Братислава в Словакии. Это совсем другой народ, православный, предпочитающий, кстати, не пиво, - он отхлебнул из бутылки, - а белое вино и очень тяготеющий к русской культуре. К тому же роль ваша - сугубо русская.
- То есть?
- Картина, задуманная Иржи, посвящена судьбе вдовы Пушкина, Натальи Николаевны, и ее сестер. Он много рассказывал мне о них, так что я в некотором роде специалист по семье Гончаровых. Натали будет играть их первая красавица Дана Фиалова, польская звезда Эльжбета Птах приглашена на роль несчастной Екатерины, жены Дантеса...
- Что? - изумленно воскликнула Таня. - Сестра Натальи Николаевны была замужем за Дантесом?
- Представьте себе. Уже сюжет, не так ли?.. А вот в роли Александры Николаевны Иржи видит исключительно вас... Я читал русский перевод сценария.
- И все же непонятно. При чем здесь Словакия?
- М-да, Танечка, на пушкиниста вам еще учиться и учиться, хотя этот ваш вопрос более оправдан, чем предыдущий. Поясняю: года через три после смерти Пушкина Александрина вышла замуж за австрийского дипломата барона Фризенгофа и уехала с ним в Вену, а еще через несколько лет Фризенгофы приобрели замок Бродяны, расположенный возле Братиславы, и долго там жили, там и похоронены. Напомню, что в девятнадцатом веке Чехословакия была частью Австро-Венгерской империи. От Братиславы полчаса езды до австрийской границы. Кстати, Иржи собирается часть фильма снимать в Вене, а часть - в Париже.
- Как интересно! - невольно воскликнула Таня.
- Это хорошо, что интересно, - заметил Шеров. - Надеюсь, вы не откажетесь. Иржи нужно бы видеть вас в Братиславе к двадцатому сентября.
- Да как же я успею? - заволновалась Таня. - Все же заграница, одних бумажек, наверное, оформлять целый воз. Паспорт там, билеты, еще что-нибудь. Да и отпуск догулять хочется.
- Догуливайте и не берите в голову, - сказал Шеров. - Я дам знать Иржи, он даст знать дяде своей жены - и все проблемы решатся за пять минут, К вашему возвращению все бумажки будут у вас нафтоле.
- А что это за дядя? - спросила Таня.
- Густав Гусак.
Таня замолчала и посмотрела на море. Павел выходил из воды, таща под мышкой упирающуюся Нюточку.
- Не знаю, - сказала Таня. - У меня теперь семья, работа.
- С работой мы уладим, а семья, надеюсь, возражать не будет. Мы воздействуем на них нашим совместным обаянием.
Таня усмехнулась.
- Синяя вся, докупалась! - сказал подошедший Павел и принялся растирать Нюточку махровым полотенцем.
- Еще купаться! - дрожащими губами лепетала Нюточка.
- Нет, - строго сказала Таня. - Хватит.
Нюточка надулась.
- Ай, - сказал Шеров. - Что же делать? За нами скоро катер придет, а у нас тут шоколадка недоеденная осталась. Придется дельфинам отдать, наверное.
- Зачем дельфинам? - мгновенно насторожившись, спросила Нюточка.
На следующее утро, за завтраком, к их столику подошел Шеров и, пожелав Тане и Нюточке доброго утра, - с Павлом они уже виделись на корте с легким поклоном положил перед Таней сценарий - стопку листов в прозрачной папочке.
Папку Таня взяла с собой на пляж и не пошла купаться вместе с Павлом и Нюточкой, а села под навесом в шезлонг и принялась за чтение.
Сценарий, название которого было переведено как "Вальс разлук", произвел на нее странное впечатление. Казалось, авторы, Иржи Биляк и Мирослав с труднопроизносимой фамилией Црха, приложили максимум усилий, чтобы сделать из истории сестер Гончаровых слащавую салонную мелодраму. Текст буквально источал томную ностальгию по временам кринолинов, вицмундиров и тотального политеса. Герои изъяснялись между собой в лучших традициях "Бедной Лизы", диалоги зависали в воздухе и казались невнятными или вообще лишенными смысла. Не было числа целованиям дамских ручек, шарканьям ножкой, поклонам, реверансам, пылким объяснениям. Роль Натальи Николаевны сводилась к вздохам и красивым трепетаниям ресниц, Екатерины Николаевны - к обильному слезопаду, перемежающемуся истериками. Брак Александрины с чрезвычайно добродетельным, но приземленным Густавом Фризенгофом трактовался как брак по психологическому расчету, стремление бежать от мучительных воспоминаний о тайном, страстном и трагически оборванном романе с Пушкиным. Эти воспоминания прорываются на экран замутненными врезками - бал, прогулка верхами, будуар, - намеренно неразборчивыми шепотками и сюрреалистическими спецэффектами. Слава Богу, у авторов хватило такта не выводить на экран самого Пушкина, ограничившись смутным силуэтом из невозвратного прошлого.
И лишь потом, перечитав сценарий, Таня поняла, что фильм вполне может оказаться и не таким муровым, как представляется на первый взгляд. Собственно сюжет, характеры, диалоги имеют значение вспомогательное, второстепенное и подчинены логике изобразительного и музыкального оформления, а проще сказать, подогнаны под пышные платья и шикарные интерьеры, под прихотливое движение операторской камеры, под музыкальные темы и цветовые тона. При гениальном художнике, гениальном операторе и гениальном композиторе может получиться сказочно красивая вещь. Только вот Пушкин и сестры Гончаровы здесь как-то лишние...
Незаметно для самой себя Таня подпала под чары еще не рожденного фильма, невпопад отвечала на вопросы Павла и Нюточки, механически ходила на море, в столовую, на прогулки. Наваждение спало через два дня, когда за ужином к ним подошел Шеров, сообщил, что рано утром уезжает, а потому просит их к себе на отвальную, где и надеется получить от Тани окончательный ответ.
- Я не могу принять его предложения, - сказала Таня, когда они после ужина возвращались к себе переодеться и попробовать уложить спать Нюточку. - Оно, конечно, интересно и соблазнительно, но до меня только сейчас дошло, что согласиться - значит расстаться с тобой, с Нюточкой самое меньшее на полгода. Вот уж действительно "вальс разлук"!
- Мне бы хотелось согласиться с тобой, - медленно проговорил Павел, только, понимаешь, я видел твое лицо в эти дни. Если теперь ты откажешься, то потом всю жизнь будешь терзаться упущенной возможностью. Соглашайся, а мы... мы будем жить предвкушением твоего возвращения.
Нюточке стало скучно слушать непонятный разговор взрослых, и она побежала вперед, высматривая на темных ветках акации светлячков.
Поняв, что родители намерены уложить ее спать, асами отправиться в гости, Нюточка смерила их таким скорбным взглядом, что Павел не выдержал.
- Ладно, пойдешь с нами, быстренько надень что-нибудь нарядное. Только обещай, что будешь вести себя смирно, к взрослым не приставать, в разговоры не встревать.
- Обещаю, - серьезно сказала Нюточка. - Ты выйди, я переодеваться буду.
Павел усмехнулся и вышел на кухоньку. Там на подоконнике открытого окна сидела Таня и курила.
- Балуем мы ее, - сказал Павел. - И понимаю, что так не следует, а ничего поделать с. собой не могу. Как посмотрит!..
- И я не могу, - сказала Таня. - Не простой у нее взгляд, колдовской. Вырастет - будет людьми вертеть, как захочет. Дай Бог, чтобы к добру...
Шеров ждал их у раскрытой двери своего номера.
- Заходите, заходите, - сказал он. - Я вас из окошка приметил.
- Вы извините, Вадим Ахметович, пришлось взять девочку с собой - ни в какую спать не хотела, - пояснила Таня.
- Это ничего. Для младшего возраста у нас найдется и угощение, и развлечение.
- Какое? - тут же оживилась Нюточка.
- Заходи - увидишь.
Нюточка первая проскользнула в комнату. Угощение было легкое, но изысканное: коньяк "Хенесси", шампанское из Нового Света, орешки, явно импортное трехслойное печенье, разнообразные фрукты в вазе, белый швейцарский шоколад.
- Можно? - спросила Нюточка, с вожделением глядя на непривычный шоколад. Ручонки уже тянулись к плитке.
- Это ты у Вадима Ахметовича спроси.
- Ну конечно же, можно, - отечески улыбаясь, произнес Шеров. - Угощайся.
Нюточка угостилась, а Шеров разлил коньяк по трем небольшим рюмкам. Таня и Павел сели к столу.
- Что ж, за успех и процветание! - сказал Шеров, поднимая рюмку.