- Ну все, катитесь. Джулиан, жду тебя завтра с утра. А тебя, дарлинг, не жду вообще. Никогда. Понял?
- Понял... - пробубнил Аполло Дарлинг и направился к выходу, подталкиваемый в спину Джулианом.
Проводив его взглядом, Таня направилась на кухню и извлекла из большого холодильника ведерко с недопитой бутылкой шампанского. Соня, сидевшая у окна с журнальчиком, из которого по просьбе Тани выписала координаты Ставроса Иоаннидиса, тур-агента, обещающего всяческое содействие британским туристам, прибывающим в Салоники, молча встала и сняла с полки два бокала.
- Когда прошлые летом я узнала, что Дарлинг продал меня за сто двадцать фунтов, я и представить не могла, что через пару лет отдам его не просто даром, а еще я приплатив двести. Времена меняются. Таня разлила вино по бокалам.
- Двести? А те полторы тысячи, которые перевела в Грецию, забыла? напомнила Соня.
- Не забыла. Через месяц получу обратно, как невостребованные. - Поймав недоуменный взгляд Сони, она спокойно пояснила: - Ребятишки Бакстера уже, поди, в Гэтвлке дежурят. За билетом-то я Стива Дорки посылала, подстилку Бутчеву.
Соня побледнела.
IV
В телевизоре артист Калягин весьма убедительно изображал отходняк, а артист Щербаков доставал его - а, заодно и Павла - исполнением "Полета шмеля" на баяне. В честь Старого Нового года давали "Старый новый год". В кресле полудремал Дмитрий Дормидонтовнч. Павел сидел за столом, невнимательно поглядывал на экран и прихлебывал кофе. Под неосыпавшейся еще елкой возилась Нюточка, перебирая яркие цветные фотографии.
- Пап, - сказала она, подняв голову, - а почему на Новый год подарки дарят, а на старый нет?
- Стыдись, тадзимырк. Кого сегодня дед в кукольный театр водил?
- Ну, меня, - призналась Нюточка.
- А кого мороженым кормили? Кто полторта умял? Кому разрешили до двенадцати не ложиться и завтра в садик не идти?
- Ну меня, ну я, ну мне, - потупившись пробормотала Нюточка.
- Так о каких еще подарках может идти речь?
- Пап, а давай тогда в "Где мама?" поиграем, - предложила Нюточка, с чисто девчоночьим лукавством меняя тему.
- А может, не надо? Каждый вечер играем... Кстати, ты почто в свитере сидишь? Холодно?
Этот свитерок - мохнатый, полосатенький, с блестками - Таня месяц назад переслала с Шеровым из Братиславы вместе с громадной коробкой шоколадного ассорти к новогоднему столу, толстым пакетом фотографий и короткой запиской, в которой сообщала, что у нее все прекрасно; что свитер высылает, услышав, что зима в Ленинграде выдалась холодная, и она беспокоится, не мерзнет ли Нюточка; что постеснялась обременять Вадима Ахметовича еще чем-либо, а вообще-то накуплено огромное множество всякого барахлишка, полезные и красивых вещиц, и все это пока хранится в кладовке, любезно предоставленной Даной Фиаловой, а вообще придется, видимо, отправлять контейнер, но с этим Иржи обещал помочь. Из бодро-делового тона послания выбивалась только приписка: "Ночами плохо. Особенно после легкого дня, когда не измотаешь себя до бесчувствия". Это был первый за четыре месяца разлуки намек на то, что у нее не все безоблачно.
И еще Шеров уже от себя передал Павлу несколько словацких и чешских газет и журнальных вырезок с упоминаниями о Тане и экземпляр "Пари-Суар" с большой статьей "Славянский десант", где прямо под заголовком была напечатана цветная фотография, с которой улыбались три очаровательные брюнетки: миниатюрная Дана Фиалова с огромными темными глазами на точеном треугольном личике, Эльжбета Птах, победоносно поднявшая голову с тугой копной африканских кудряшек, - и Таня, смотрящая прямо в объектив с задумчиво-загадочной улыбкой. Удачный фотопортрет Тани украшал обложку глянцевого таблоида "Синебокс", а всю третью полосу занимало интервью с ней, озаглавленное: "Зеленоглазая Лиз Тейлор из далекой России". Все фотографии Нюточка аккуратно вырезала и приклеила над своей кроваткой...
- А давай я сниму свитер, а ты за это со мной поиграешь, - высказалась предприимчивая Нюточка.
Павел вздохнул, а Нюточка пулей вылетела из гостиной, моментально вернулась уже в футболке, не прерывая движения, подобрала с ковра фотографии и плюхнула их на стол перед отцом.
- Ну, загадывай! - сказала она.
Павел привычным жестом поднял самую верхнюю фотографию и повернул к Нюточке.
- Это мама где? - спросил он. Нюточка рассмеялась.
- Папа, ну какой ты глупый! Это же не мама, а тетя Дана и дядя Иржи на студии.
- Бывает, - сказал Павел и взял вторую. - А это?
- Это мама на Пратере... Это мама и тетя Элька у центра Помпиду... Это мама в магазине каком-то... Это мама в Праге, на Старом Мясте... Это мама, тетя Дана и дядя Серж в Версале... Это мама на лошадке скачет... А это "Но Пассаран".
Так Павел прозвал групповую фотографию на фоне замка Бродяны. Несколько человек, разбившихся попарно, застыли, задорно подняв вверх кулак, а свободной рукой обнимая соседа. На обратной стороне Таня написала: "Наша интербригада" и присовокупила списочек, доказывающий, что это действительно интербригада: Дана Фиалова (Наталья Гончарова-Пушкина-Ланская - Словакия) и Иржи Биляк (режиссер - Словакия); Эльжбета Птах (Екатерина Гончарова-Дантес - Польша) и Серж Дювернуа (Жорж Дантес-Геккерн - Франция); Татьяна Ларина (Александра Гончарова-Фризенгоф - СССР, Россия) и Ян Шварценберг (композитор и аранжировщик - Чехия). Без пары стоял Уго Зоннтаг (Густав Фризенгоф - ГДР), тощий и высокий, с унылой длинноносой физиономией.
- Это мама с дядей Пьером Ришаром, - безошибочно продолжала Нюточка. - А это мама...
Раздался звонок в дверь и тут же - истошный лай Беломора с кухни.
- Кто бы это, в такой час? - озадаченно произнес Павел.
- Иди открывай, - отозвался из своего угла Дмитрий Дормидонтович. - Не иначе Марьянушка Осьмиглазова - за солью или с пирогами. Давно не видели.
Осьмиглазов из горисполкома въехал в соседнюю квартиру в октябре, уже после Таниного отъезда. Естественно, не один, а с семьей - толстой и раздражительной женой Надеждой Назаровной и еще более толстой, нескладной дочерью Марьяной, вечной студенткой лет двадцати пяти. Должно быть приметив холостое положение соседа, эта самая Марьяна зачастила к Черновым - то стакан муки попросит, то спички, то разобраться с барахлящим бра, то принесет какого-нибудь печнва. Павел не знал, куда деваться от общительной соседки с томным взглядом заплывших глазок.
Он неохотно вышел в прихожую, споткнулся о выскочившего Беломора, сказал нарочито громко: "Кого это черти носят!", крутанул замок и открыл дверь.
Мимо остолбеневшего Павла, отчаянно вертя хвостом, пролетел Беломор, острым звериным чутьем гораздо быстрее человека постигший, что эта дама в пышной пестрой шубе и с большой красной сумкой через плечо - хозяйка, главное и любимое существо.
- Ну, хватит, зайчик, хватит, - сказала Таня, отстраняя Беломора, силящегося припасть передними лапами к ее груди, и обратилась к Павлу: - Это меня черти принесли.
- Ты... это... - пробормотал Павел и сжал Таню в объятиях, утоная пальцами в мягком меху.
А через прихожую уже неслась Нюточка, звонко вереща: "Мама! Мамочка!" - и, тесня Павла с Беломором, ловко, как мартышка, вскарабкалась Тане на шею.
Следом из гостиной вышел Дмитрий Дормидонтович, поглядел на образовавшуюся в дверях кучу-малу, кашлянул и сказал:
- Вы бы, может, дали матери в дом-то зайти? Павел подхватил черный чемодан, стоящий у Таниных ног, и понес в прихожую. Нюточка вцепилась Тане в руку и стала тащить ее в дверь, словно боясь, что мама прямо сейчас снова исчезнет.
- Ишь какая модная стала, - заметил Дмитрий Дормидонтович, помогая Тане снять сначала сумку с плеча, потом шубу.- Тулупчиком богатым обзавелась.
- Норка, - сказала Таня. - Только не изцельных шкурок, а из лобиков - сама не знаю, что это такое. Греки шьют и в Париже по дешевке продают. На наши деньги рублей сто двадцать выходит.
- Поди ж ты. А такая шикарная вещь.
- Да что вы о шубах каких-то? - вмешался Павел. - Ты откуда?
- Я из Москвы, - ответила Таня, расстегивая молнию на высоких сапогах с меховой опушкой. - У меня был билет на "Стрелу", но не утерпела и рванула на самолете.
- Что ж не предупредила, что приезжаешь? Мы бы встретили.
- Да как-то неожиданно все получилось. Мы после Нового года почти не снимали, ждали, пока Бродяны отремонтируют - там был сельсовет. Ну, и выяснилось, что ремонт затягивается до весны. А нам остались только сцены в замке и летняя натура. Ну, Иржи всех в отпуск и отправил... Я хотела из Москвы позвонить, но потом решила, пусть лучше сюрприз вам будет. Рады?
- А то ты не видишь... Господи, как мы скучали по тебе! - воскликнул Павел и снова кинулся к Тане. Она мягко отстранила его.
- Погоди. Где мои тапочки?