- И ты скучала? - спросила она.
- Ой, скучала, скучала! - запричитала Нюточка. - А крокодильчика привезла?
- Крокодильчик в чемодан не поместился, - сказала Таня, посмотрела на моментально погрустневшее личико Нюточки и добавила: - Но подарочек тебе прислал.
- Что ли сам? - недоверчиво спросила Нюточка.
- Сам. Со своим портретом.
- Где?
- Тадзимырк! - вмешался Павел якобы строго.-Не терзай маму! Она с дороги, устала...
- Еще как! - с благодарностью подтвердила Таня. - Об одном мечтаю забраться с ногами на наш большой диван и на вас смотреть, а вы бы вокруг меня на цырлах бегали, чай подносили... Только я сначала пойду сполоснусь. Халатик мой найди, а? - обратилась она к Павлу. - У меня там в сумке кой-какие вкусности достань...
- Я достану, - моментально вызвалась Нюточка.
Через полчаса взрослые сидели за столом и допивали по третьей чашке, заедая чай Таниными вкусностями. Нюточка в новеньком спортивном костюмчике от Лякоста - не обманул крокодильчик и вправду прислал подарок со своим портретом - устроилась на ковре под елкой и нянчила привезенную Таней белокурую Барби в золотистом газовом платье. Таня поначалу лишь отвечала на вопросы, коротко и не очень охотно, но постепенно разошлась и рассказывала, увлеченно, с юмором, о своем волшебном приключении: о съемках и их участниках, со многими из которых она успела за эти четыре месяца сдружиться, о Словакии и Чехии, о Вене, Париже и замках Луары - в одном из этих замков, "не сумев арендовать Версаль", Биляк снимал самые роскошные интерьерные сцены.
- Честно говоря, все это можно было ничуть не хуже снять и в самой Чехословакии, - говорила Таня. - Там есть прямо-таки сказочные дворцы, особенно в Праге. Но Иржи мужичок ушлый. Спасибо ему - и мир посмотрела, и валюты подзаработала.
Павел с некоторым страхом посмотрел на нее.
- Ты что, сюда привезла?
- Не все, но привезла.
- А разрешение у тебя есть? У нас с этим знаешь как строго! Особенно сейчас. За валюту и посадить могут.
- Господи, бред какой! Я уже и отвыкать начала... Да, какую-то бумажку мне выдали.
- Не потеряй, - сказал Дмитрий Дормидонтович. После чаю он потянулся, зевнул и пошел спать. Павел пытался загнать в постель и Нюточку, но та так посмотрела на него, что он моментально оставил все поползновения и понес подогревать чайник. Потом Таня продолжила свой рассказ. Павлу пришлось подниматься еще дважды - выключать гнусно загудевший телевизор, завершивший вещание до утра, и в третий раз ставить чайник.
- Уф, - сказала Таня, откинувшись на спинку кресла. - Наелась-напилась на десять лет вперед... Знаешь, что-то спать совсем не тянет. Сюда ехала, думала, не утерплю, бухнусь в койку и придавлю часиков дцать. А вот отлетело. Но и подниматься нет сил. Слушай, давай прямо здесь покурим - никто ведь тут спать не будет.
- Только ведь при Нюточке...
Оба дружно посмотрели на Нюточку. Та мирно спала, пристроив голову на поваленного ватного Деда Мороза и сжимая в руках Барби. Павел осторожно взял дочку на руки и отнес в детскую.
- С завтрашнего дня укладывать буду я, - сказала Таня, когда он вернулся в гостиную. - Знаешь, там мне ночами грезилось, как я ей колыбельную пою, лобик глажу... а потом иду к тебе, ныряю под одеяло, прижимаюсь и... Ты что куришь?
- "Опал", - сказал он.
- Давай. - Она махнула рукой. - У меня еще хуже, "Казино" называются, типа нашей "Примы". Я там хоть и избаловалась, ко многому хорошему привыкла, чего здесь нет, а вот от сигарет хороших отвыкла. Все лавки ими завалены, какими хочешь, но очень дорого, совестно покупать было... Ой, слушай, я ведь совсем про подарки забыла, у меня в чемодане - тебе, отцу, Нюточке, Беломору кое-что...
- Хорошо, что оные последние нас не слышат, - сказал Павел, пуская в потолок струйку дыма. - А мы и до утра дотерпим. Лениво как-то.
- Ох, не говори! - Таня сладко потянулась. - Мне теперь долго лениться можно. До двадцать пятого марта.
- А потом?
- А потом обратно к станку. Замок к тому времени починить должны. А если и не починят, Иржи будет натуру снимать. Там конец марта - уже полная весна, не то что здесь.
- Значит, на два месяца только?
- На два с половиной. Но к июлю должны закончить. Вернусь - и опять поедем к морю.
- Не поедем, - сказал Павел. Таня обеспокоенно посмотрела на него, потом стукнула себя пальцем по лбу и улыбнулась.
V
- Что, неужели то самое?
- То самое, - подтвердил Павел. - Вчера получил от Лимонтьева копию приказа о моем зачислении с первого февраля, сегодня кинул нашему Ермолаю заявление по собственному желанию, а завтра... - Павел внезапно помрачнел. Мне завтра в Москву ехать, согласовывать планы, знакомиться с лабораторией... Знаешь, давай я с утра позвоню Лимонтьеву и отбоярюсь как-нибудь. Скажу, что начальство не отпускает или еще что.
- Не надо,- твердо сказала Таня.- Не годится такое большое дело начинать с мелкого вранья. Это надолго?
- Предполагалось, что на неделю.
- Долгонько... Четыре месяца выдержала, потому что собралась, настроилась, а эту неделю не выдержу, настрой уже другой. Совсем другой. - Таня задумалась. - Мы вот что сделаем: я с тобой поеду.
- Но у меня только один билет.
- Второй на вокзале купим.
- А тадзимырк-то нас отпустит? - Павел показал в сторону детской.
- Мы и тадзимырка с собой возьмем.
- А тебе не тяжело будет? Только приехала - и опять в дорогу.
Таня улыбнулась.
- Так я привыкла. Четыре месяца в таком режиме... Иди сюда.
Первые дней десять своего заграничного вояжа она не спала вообще. Немного подремала в самолете - и все. Потом, пройдя паспортный контроль и чисто условную таможню, Таня с толпой других пассажиров вышла в просторный, светлый зал прибытия и среди встречающих увидела невысокую, совсем молоденькую шатенку с приколотым на груди листом бумаги, на котором большими красными русскими буквами было написано: "ТАТЯНА ЛАРИНА". Она подошла к девушке и сказала:
- Татьяна Ларина - это я. Здравствуйте. И погрузилась в стремительный поток новых впечатлений, встреч, динамичной работы. В первый вечер она поднялась в свой номер после роскошного ужина, который закатили ей по случаю знакомства Иржи и Дана, с гудящей головой, не чуя под собой ног, рухнула на белоснежное покрывало и провалилась в забытье, продлившееся минуты две-три.. Потом она лежала, сначала с закрытыми глазами, затем с открытыми - смотрела на перебегающие по потолку разноцветные отблески уличной рекламы. Потом встала, разделась, умылась, почистила зубы и легла уже под одеяло. Повалялась еще часок, встала, включила лампу и электрический чайник, покурила у открытой в теплую ночь форточки, высыпала в стакан-кофе из миниатюрного пакетика, обнаруженного в плетеной корзиночке на столе, и уселась в который раз перечитывать сценарий. Рассвет застал ее у зеркала - она демонстрировала самой себе мимику и позы Александры Николаевны, какой она представлялась в воображении Тани.
В просторном, сверкающем хромом и пластиком гостиничном кафетерии Таня оказалась одной из первых. Отведав йогурта, шпикачек с цветной капустой, слабенького, но терпкого и очень сладкого кофе с корицей и булочку с маслом, она почувствовала, что засыпает прямо за столом, и громадным усилием воли заставила себя выйти в холл. Там она сидела, курила, листала журналы с непонятными словами, позевывала, поминутно взглядывала на часы и с ужасом думала, что если и не заснет посреди своего первого рабочего дня, то уж непременно проведет его в тупой сонной одури, и рассерженный Иржи (по его предложению они еще вчера перешли на имена) отправит ее обратно... Обратно... К Павлу, к Нюточке... Вообще хорошо бы...
Но ничего подобного не случилось. Таня первой заметила вчерашнюю шатенку, переводчицу Марженку, и первой поспешила ей навстречу. На черной студийной "шкоде" они проехали через весь город, и Таня со свежим любопытством смотрела через стекло. Автомобиль въехал в ворота студии и долго колесил между разных строений, сквериков, изгородей, пока не остановился у длинного трехэтажного здания красного кирпича.
- Павильон номер пять, - пояснила Марженка. - Мы идет туда.
- Идем, - автоматически поправила Таня. В этот же день состоялась первая читка с экспликацией, которую прервали уже заполночь и продолжили на следующий день, поскольку большинство исполнителей чешским не владело, и Иржи вынужден был после каждой фразы делать паузы, чтобы переводчики, приставленные к каждому из иностранцев, могли донести до них ее смысл. Он очень неплохо владел и русским, и польским, и немецким, но сегодня решил пользоваться только чешским: в его интернациональной команде любой другой язык понял бы один, от силы два человека, а переводчики растерялись бы вконец. С читкой, естественно, тоже возникали проблемы и задержки, хотя каждый читал свои реплики на родном языке, а остальные вслушивались в интонации и водили пальцами по раскрытым страницам, отслеживая смысл сказанного. Несколько раз Иржи гонял ассистентов за лимонадом, кофе и пирожками. Под конец у всех стали заплетаться языки и путаться мысли, и пришлось распустить народ до утра. По домам их развозил автобус с мрачным шофером, который проторчал у подъезда пятого павильона с шести до полуночи. В гостинице измученная Таня опять сразу же повалилась на кровать, но уже через полтора часа, отчаявшись заснуть, глушила кофе и ковырялась в своих сегодняшних заметках, сделанных на полях сценария.