- И про это забыл? Я же говорила тебе: мне через три дня нужно быть в Одессе.
- Ах да, красавица-графиня, - печально проговорил он. Ну почему, почему так быстро кончается все хорошее? В эти блаженные дни он открыл для себя Таню с новой, неожиданной стороны, хотя в чем именно заключалась эта новизна, сказать не мог. Должно быть, какие-то штрихи к ее личности добавило долгое пребывание за рубежом. Сам Павел никогда за пределы страны не выезжал и не мог выезжать, поскольку работал в закрытом институте, но во всех, побывавших там, подмечал некоторые перемены, подчас разительные. Как правило, эти перемены Павла немного раздражали, но в Тане каждая новая черточка была восхитительна. Да и могло ли быть иначе?
- Которую убивают на двадцатой минуте фильма... - подхватила между тем Таня. - Так что я быстро отстреляюсь. Пантюхин обещал отпустить через месяц... Знаешь, ты, пожалуйста, береги себя. Мне что-то тревожно...
- Да брось ты! Граница на замке, вертолеты как часы летают, горки на том участке не сильно крутые...
- Я не об этом... Помнишь, ты рассказывал мне про свои экспедиций - как по вечерам пели у костра под гитару, спирт глушили, спорили до хрипоты, собачились, кому посуду мыть, случалось, и морды друг другу били.
- Случалось, - подтвердил он. - Это ты к чему? Боишься, как бы мне тут напоследок чайник не начистили?..
- Погоди, не перебивай, я и сама-то не знаю, как точно передать. Понимаешь, там, в горах, меня не оставляло чувство, будто я снова попала на съемочную площадку. Только декорации и реквизит из одного фильма, реплики из другого, а типажи - из третьего.
- Что-то я не понял...
- Ну, про декорации понятно. Горы, палатки, спальники, рюкзаки, молотки. Природа. Тяжелая физическая работа - она ведь только для тебя и, может, для твоих аспирантов, немножечко умственная тоже, а для других... В таких обстоятельствах человек помимо воли становится грубее, что ли. Во всяком случае, не очень следит за хорошими манерами. А твои прямо из кожи вон лезут все по имени-отчеству, да "пожалуйста", да "будьте любезны".
Павел усмехнулся.
- Так это они перед Лимонтьевым выделывались. Начальство как-никак.
- Фомича твоего я еще понимаю, - продолжила Таня, - он из тех, кто любому начальству попу лижет, на том и поднялся, наверное...
Павел вспомнил характеристику, данную Фомичу Лимотьевым, и вставил:
- Это он образ такой создает. В интересах дела. А так - золотой мужик.
- Может быть. А вот остальных я совсем не пойму. По рожам ведь видно, что в обычной жизни они совсем другие. Заметил, каким поставленным движением этот Рыбин банки с пивом открывал? Будто всю жизнь только баночным "Коффом" отпаивался, а его ведь в наших магазинах не больно-то продают. А Кира? Когда я консервированную спаржу вынула, даже не спросила, что это такое. И джинсы у нее настоящий "супер-райфл", а не польский, как у меня...
- Что ж ты хочешь - как-никак столичные ребята.
- Не просто столичные... Помнишь, мы мои чеки зимой отоваривали? Примерно такие ребята там и околачивались, купить-продать предлагали.
- Ну ты, мать, даешь! Тебе бы романы Юлиана Семенова писать! - весело отреагировал Павел. Но на сердце неприятно защемило.
- Просто я очень тревожусь за тебя, вот и напридумывала всякой чепухи, виноватым голосом сказала Таня. - Ты только не сердись на меня, ладно?
- Ладно, - сказал Павел, прижал к себе и поцеловал. - А ты не бери в голову. Мне вообще-то плевать, чем они там занимаются в свободное от экспедиции время. А здесь к ним никаких претензий нет.
До самого прощания в аэропорту Таня уговаривала его не принимать ее болтовню всерьез. Но уж как-то слишком настойчиво уговаривала - видно, его хотела успокоить, а убедить себя в несообразности своих подозрений так и не сумела. В результате и Павла не убедила. Он всю ночь проворочался с боку на бок и в семь утра выписался из гостиницы невыспавшийся и помятый.
В противоположность ему приехавший отвезти его на летное поле капитан Мандрыка был свеж и бодр, всю дорогу потчевал его всякими армейскими прибаутками, лихо промчался на своем "уазике" через КПП и вырулил прямо на поле.
- Пойду машину готовить, груз принимать и всякое такое. Часа на полтора. Завтракал, Митрич?
- Не успел, - признался Павел.
- Вот и я гляжу, что ты не свой какой-то. Вон там барак кирпичный видишь? Дуй туда, там столовка офицерская, приличная вполне, подхарчись маненько.
В столовой было чисто, пусто - только за угловым столиком сидел какой-то толстый человек в камуфляже, в окне гудел кондиционер. Павел прошел через зал к стойке.
- Кушать что будем? - спросила внезапно появившаяся перед ним буфетчица с обвисшими щеками.
Павел взял сметаны, сосисок с горошком, яйцо, лепешку и стакан чаю и понес к ближайшему столику.
- Эй, прапор, ты чего по гражданке вырядился? - услышал он хриплый голос.
Павел удивленно огляделся - в зале не было никого, кроме него и сидящего у входа офицера.
- Тебе, тебе Говорю, - сказал офицер, поймав его взгляд. Павел, держа в руках поднос, подошел поближе. - Обознался, блин! Оченно ты на нашего Петрова похож... Ну, чего глаза разул?
- Капитан Серега? - не веря своим глазам, выдохнул Павел.
Связь с этим человеком, спасшим Павлу жизнь, прервалась шесть лет назад. После того памятного лета они обменялись парой писем, в отпуск Серега так в Питер и не приехал, хотя обещал, и память о нем постепенно стерлась. Теперь же Павел узнал его мгновенно, но чем больше смотрел, тем меньше сходства с бравым усачом-капитаном находил в этом обрюзгшем, краснорожем, мутноглазом хрипуне.
- Какой капитан, подполковник, мать твою!.. Стой! Поближе подойди! Чернов, что ли? Ну прям картина Репина "Не ждали". Это надо спрыснуть. Тинка, еще стакан сюда!
- Я, Серега, не буду. Мне лететь через час.
- Что значит не буду? Пей, кому говорю! Серега плеснул зубровки в поспешно принесенный буфетчицей стакан, поднял свой и залпом осушил. Павел чуть пригубил мерзкой теплой жидкости и поставил стакан на стол. Серега подозрительно посмотрел на него красными глазами.
- Лететь, говоришь? Уж не с Мандрыкой ли в Хорог намылился?
- Именно так, - подтвердил Павел, в душе радуясь тому, что Серега не настаивает, чтобы он допил зубровку.
- Стоп, стоп, стоп, - вдруг залепетал Серега. - Ну да, конечно, как это я сразу не допер? С лета камушки те самые по цепочке к духам пошли, а тут сразу и ты объявился. Естественно, кто же кроме тебя знает, где их брать?..
- Эй, по какой цепочке, к каким духам, ты чего несешь?... - начал Павел, но Серега не дал ему продолжить:
- Хорош прикидываться! - рявкнул он, стукнув кулаком по столу. Бутылка на столе подпрыгнула и стала падать. Серега молниеносным движением на лету подхватил ее, поднес ко рту, и засандалил прямо из горла. Павел смотрел на него, ничего не понимая. Серега подпер щеку рукой и уставился на Павла. Глаза его слезились. - Ты мне лучше вот что скажи, друг ситный, - умильно протянул он с характерной для пьяных людей быстрой сменой настроения. - Тебе-то чего в жизни недостает? Квартира в Питере, папаша в шишках, наверно, и дачка с машиной не из последних. Все есть, а все вам мало...
- Товарищ подполковник, штаб округа вызывает, - послышался четкий незнакомый голос. Павел посмотрел наверх и встретился глазами с ладным высоким прапорщиком. Взгляд прапорщика был колюч и холоден.
- А, Петров, ты, братец... - начал Серега.
- Разрешите, товарищ подполковник, - отчеканил прапорщик, без особых церемоний взял Серегу за локоть и рванул вверх. Подполковник нетвердо встал, и Петров поволок его из столовой.
- Это... вы куда его? - спросил Павел вслед.
- Простите, товарищ геолог, подполковнику немного освежиться надо, - не оборачиваясь, отчеканил прапорщик и исчез вместе с Серегой за дверями.
Павел вернулся было к своему столику, но после Серегиных непонятных и тревожных слов аппетит пропал совершенно. Он услышал какой-то шум в сенцах, громкий хлопок входной двери, встал и вышел из зала. За дверью, держась за щеку, стоял Серега. Выражения его лица"в полутьме было не разглядеть. Павел решительно взял его за плечи.
- Что ты там плел - про духов, про камешки?
- Прости, братан, - сипло сказал Серега. - Сболтнул спьяну. Обознался я. Перепутал. Ничего не знаю.