- И выходит, что теперь все будут знать, что Чернов в бега ударился. Включая органы.
- И ты их хочешь опередить?
Шеров встал, накинул теплый узбекский халат, лежавший на кресле, и, сладко потянувшись, плюхнулся на диван. Архимед присел у него в ногах.
- На них-то мне в сущности плевать. А вот объяснять моим шановным инвесторам, что сбежавший товарищ - не саботажник, не двурушник, не иуда, купленный конкурентами, а безвредный советский лох с первомайского плаката, мне бы не хотелось. Поймут превратно. Вот и получается кто-то лишний - или он, или я. Предпочту, чтобы он.
Архимед вздохнул.
- Сходи-ка, душенька, чайник поставь, - распорядился Шеров. - А то что-то в горле пересохло. Взгляд Шерова упал на портрет.
- Ты все слышала, - сказал он. - Извини, Танечка, я не мог поступить иначе.
Минула неделя как неделя. Только дом давил пустотой, и Таня старалась бывать там поменьше. Подолгу сидела у Дмитрия Дормидонтовича в палате, читая ему вслух книги и газеты, ходила в кино, гуляла, если было не очень слякотно. На люди не тянуло. Возвратившись вечером, ужинала снотворными таблетками и подолгу спала. Но сны были пустые - Павел в них еще не приходил.
Она выходила из "Юности" в жидкой толпе зрителей дневного сеанса, когда ее окликнул мужчина. Она оглянулась - представительный, средних лет, в очках, при седой бородке, хорошо одет. Незнакома Подошел, пристроился совсем рядом.
- Таня, ты не узнала меня?
Она остановилась. Пригляделась. Узнала.
- Господи, Женя! Откуда ты? Летучий сестринский поцелуй в колючую щеку. Женя взял ее под руку, повел небыстро.
- Ты не спешишь? Пойдем посидим где-нибудь поговорим.
- Пойдем.
В "Околице" днем пусто, полумрачно. Редкими тенями проплывают официантки.
- Ты ничего не выбрала.
- Спасибо, я не голодна. Закажи для меня любой салат и чашку кофе...
- Расскажи, как ты живешь, как жила эти годы? Сколько же мы не виделись? Десять лет?
- Двенадцать.
- А ты все такая же. Только стала еще красивее. Я видел тебя в кино, на экране. Сначала даже не поверил. Татьяна Ларина. Помнишь, ты так представилась мне тогда?
- Помню.
Подогреваемая давними воспоминаниями, Таня разрумянилась, уступила настойчивым Жениным домогательствам и выпила бокал белого, чуть шипучего вина. За эти годы голос его не утратил завораживающей силы. Почти не отдавая себе отчета, она рассказала ему о своем неудачном браке с Иваном, о работе в кино, о втором браке, счастливом. Женя слушал внимательно, чуть склонив голову. Он выждал, пока официантка расставит на столике вазочки с десертом и кофейный прибор, и, с особой проникновенностью глядя Тане в глаза, спросил:
- Ты очень переживала, когда я ушел... тогда, двенадцать лет назад?
- При чем здесь это?
- При том. Я не хотел расставаться с тобой. Меня заставили. Узнали, что я хочу развестись с женой и жениться на тебе, вызвали на ковер и заставили написать заявление о переводе в другой город.
- Кто мог заставить тебя?
- Начальство. Ты, должно быть, тогда не догадывалась, где я работаю?
- В какой-то военной организации?
- В Комитете Государственной Безопасности. Случайная встреча после долгой разлуки? Не слишком ли своевременно?
- Ах, вот как? - равнодушно обронила она.
Он накрыл ее ладонь своей. Если сейчас спросит про Павла...
- Таня, а почему он исчез из города? Спокойно!
- Ты о ком?
- О твоем муже, Чернове Павле Дмитриевиче.
- Зачем тебе?
- Мне надо с ним встретиться.
- Зачем?
- Вообще-то не полагается рассказывать, но тебе я скажу. Видишь ли, теперь я служу в Новосибирске. У нас там производят такой искусственный минерал, называется фианит, красивый, похож на бриллиант...
- Я знаю, что такое фианит.
- С год назад вскрылись крупные злоупотребления по фианиту. Он стал в больших количествах всплывать на Западе. Подключили наше ведомство. Следы привели в Среднюю Азию, в Душанбе. И вот там в ходе разработки, совершенно случайно...
В общих чертах его рассказ совпадал с тем, что поведал Архимеду Шеров, но подробности и акценты, естественно, разнились. Дальше пошли вопросы. Таня давала правильные ответы и ждала. Нужно было убедиться...
- ...И писем из других городов не присылал? - Он многозначительно посмотрел на нее.
Этот взгляд сказал все, что ей нужно было знать. Таня схватила со стола сигареты, судорожно затянулась.
- Женечка, милый, найди его, умоляю тебя, спаси, помоги... Я все расскажу тебе, все-все.... Он и так-то был не в себе после этого кошмара с Нюточкой, с отцом... А тут какая-то сволочь набрехала ему, будто я на съемках с другим... ну это, ты понимаешь...
III
Из мужского туалета аэропорта Минводы, озираясь, вышел высокий молодой человек с черными усами подковой и сумкой через плечо. Одет он был в сверкающие высокие сапоги, короткую кожаную куртку с серым барашковым воротником и папаху в тон воротнику. На носу, закрывая пол-лица, красовались темные очки с наклейкой "New York" на краешке одной линзы. Молодой человек быстро пересек полупустой зал, вышел на подмороженную площадь, осмотрелся, подошел к стоящему невдалеке "газику", остановился и постучал в стекло. Дремавший за баранкой неправдоподобно тощий водитель не торопясь открыл дверцу.
- Мастер, до Пятигорска подбросишь? Водитель степенно оглядел молодого человека с головы до ног, повел носом, похожим на ятаган, и лаконично произнес:
- Садысь.
Ни пассажир, ни водитель разговорчивостью не отличались, последний к тому же был нетверд в русском, одних вопросов не понимал, на другие отвечал так, что его не понимал пассажир. Проносящиеся за окошком пейзажи быстро утонули в сумерках, фары высвечивали только неровное полотно дороги. Пассажир привалился к дверце и задремал.