- Ты действительно этого хочешь? - негромко и серьезно спросила она.
- Да. Да!
- Ты хорошо подумал?
Он кивнул. Она повторила его жест, показывая, что поняла, повернулась и пошла в глубь пещеры.
- Куда ты?
- А ты хочешь прямо здесь, "в греческом зале"? Не поймут.
В дальнем конце послышались оживленные голоса, топот туристских ботинок.
- Здесь километрах в трех есть кемпинг. Думаю, комнатку получим без проблем.
Группа экскурсантов подошла совсем близко. Возглавляющий ее лысый француз в зеленой ливрее с серебряными пуговицами начал что-то выговаривать Тане, экспансивно размахивая руками. Она пожала плечами, достала из нагрудного кармана кошелек, отсчитала несколько пюр. Француз принял их, хмыкнул, отошел.
- Что это он? - спросил Рафалович.
- Вошли с черного хода, электричество без спросу включили... Пришлось платить штраф за самоуправство.
Они вышли наружу, в узкую долину, поджатую каменными террасами. По карнизам сновали туристы, щелкали фотоаппаратами, запечатлевая друг друга, причудливые скульптуры, созданные ветрами и эрозией, наскальные изображения. Горловина долины перекрывалась невысоким турникетом, возле которой примостилась будка.
Таня усадила спутника в тенечке на белую пластмассовую скамейку, поговорила о чем-то с высунувшимся из будки усатым билетером.
- Через десять минут будет электрокар до кемпинга, - сказала она, вернувшись.
- Буйабесс здесь не может быть приличным по определению, ниццкий салат тем более, - говорила Таня, отобрав меню у Рафаловича. - Можно рискнуть на седло барашка в чесночном соусе и зелень. Вино?
- Вот это, я думаю. - Леня с видом истинного гурмэ ткнул пальцем в красивое изображение длинной бутылки со знакомой этикеткой "шато-лафит". Таня фыркнула.
- Не выябывайся.
Он обиженно вскинул брови.
- Лафит забьет вкус барашка, мясо забьет вкус вина. - Она что-то коротко сказала небритому гарсону в длинном вязаном жилете, и тот, почтительно наклонив голову, отошел. - Будем пить местное молодое винишко. Типа божоле, только лучше... Кстати, ты ручки помыть не забыл? В горах, конечно, и грязь чистая, но за полную стерильность не поручусь.
Барашек таял во рту, а терпкое молодое вино, немного похожее на грузинское маджари, ударило в голову. На глаза наплыла розовая дымка, мир стал ленив, заторможен и чрезвычайно приятен, а Таня сделалась нестерпимо желанной. Рафалович не сразу сообразил, что теребит ее за локоть и в десятый раз повторяет:
- Ну пойдем же, пойдем...
Она царственно улыбалась.
...Когда он открыл глаза, за окнами было черно. Неярко светил красноватый ночник. Она сидела в кресле, закутанная в простыню, и курила, глядя в пространство.
Он перевернулся на живот.
- Который час?
- Проснулся? - Она обернулась, окинула его непонятным в темноте взглядом, и ему на мгновение показалось, что глаза ее светятся. - Не жалеешь?
- Ну что ты? Только вот Лилька...
Он осекся, боясь обидеть ее. Она хмыкнула.
- Соврем чего-нибудь. Обвал, цунами, нелетная погода... Да ты не дергайся, все равно до утра идти нам некуда. Проголодался?
- Нет, но... - Он облизал пересохшие губы. - Вина бы выпил.
- Не проблема. Я из харчевни бутылочку прихватила.
Выпили по стакану, и руки сами собой потянулись сдернуть с нее пройтынку...
Он опять лежал на животе, мокрый, блаженно томный, а Таня, оседлав его, крепкими пальцами массировала ему спину. Рафалович похрюкивал от удовольствия.
- Хорошо?
- Да-а.
- Ну, извини, - неожиданно произнесла она. Пальцы резко надавили на точки у основания шеи, и он провалился в черную яму...
Очнулся он в незнакомой комнате - большой, чистой, с полукруглым окном во всю стену - на широкой белой кровати. Немилосердно болела голова, ныла спина, в глазах, как у Бориса Годунова, плыли кровавые мальчики.
Он приподнялся на локте и застонал.
Дверь отворилась, и вошла Таня в строгом и прямом белом платье, отдаленно напоминающем докторский халат.
- Очухался? - не слишком нежно спросила она. - Вот и славно.
- Где я? - пробормотал он.
- У хороших людей.
- А точнее?
- Вилла Розальба, окрестности небезызвестного городка Сан-Ремо.
- Погоди, погоди... - Он сморщился, от попыток сосредоточиться вспыхивала с новой силой головная боль. - Сан-Ремо. Как же Сан-Ремо? Это что же, Италия?
- Выходит так.
Он резко сел, обхватил голову руками и принялся раскачиваться из стороны в сторону, приговаривая:
- Италия... Без визы, без паспорта, без денег... Лилька... Ты! Ведьма! Это же похищение! Я пойду в полицию...
- Прекрати истерику! - жестко приказала Таня. - Никто тебя здесь силой не держит. Хочешь в полицию - пожалуйста. Только тебя там и слушать не станут, а без разговоров запакуют в кутузку. Кто ты для них - безымянный бродяга, нелегально пересекший границу и вторгшийся в чужие владения, беспаспортный и, извини, беспорточный - на яхте ты так заблевал свои брюки, что пришлось их выбросить за борт.