- Что отвечать-то?
- То же самое. Его пример другим наука, но...
- Боже мой, какая скука...
- Весомей, не части, не блей. И паузы делай посреди строки.
Она чувствительно придавила ему носок ботинка острым каблуком. Он вздрогнул и громко, недовольно произнес:
- С больным сидеть и день, и ночь... Э-э, не отходя, так сказать...
- Умница! Еще чего-нибудь, но обязательно вставь "синьор Скалли".
- Мы, э-э, достигнем взаимопонимания, безусловно, синьор Скалли. А не хрена ли? Чем меньше женщину мы любим.... Мсье, же не манж па сие жур!
Брови толстяка изумленно поползли вверх. Тощий старик нахмурился. Третий, молодой и смазливый, хранил невозмутимую рожу. Таня метнула на Рафаловича испепеляющий взгляд, но тут же звонко рассмеялась и вновь залопотала что-то на непонятном языке. Трое иностранцев переглянулись и, не сговариваясь, расхохотались. Хохотали долго, шлепали ладонями по столу, по спинам друг друга. Молодой залез под стол, извлек черный дипломат с никелированными застежками, придвинул толстяку, тот кивнул и двинул дипломат обратно. Молодой взялся за ручку, встал, подошел к Рафаловичу и с поклоном положил портфель перед ним.
- Открой, - тихо сказала Таня. Он послушно щелкнул замочками и откинул крышку. Доллары. Тугие пачки сотенных в банковских упаковках.
- Пересчитай, - сказала она. - Должно быть ровно двадцать пять пачек. Четверть миллиона.
- Да уж знаю, не учи ученого! - неожиданно для самого себя огрызнулся он. Вид больших денег придал сил, даже глаза заблестели.
Таня пожала плечами и снова обратилась к присутствующим в зале. Те закивали головами, молодой отошел к дверям, что-то сказал, и тут же вошла длинноногая кудрявая девица в красном мини-платье с серебряным подносом в руках. На подносе стояли пять высоких бокалов с шампанским. Девица принялась обходить стол.
- Сложи деньги, закрой портфель, - сказала Таня Рафаловичу. - Потом возьми бокал, скажи что-нибудь торжественное. Обязательно вставь "синьор Скалли", "синьор Доменгини" и "Оберску лимитед". Запомнил?
Тогда вперед.
Рафалович откашлялся.
- Я... это самое... Союз нерушимый, товарищи, республик свободных, синьор Скалли, навеки сплотила, синьор Доменгини, великая Русь и Оберску лимитед! Ура, господа!
- Си, си, Оберску лимитед! - радостно подхватил толстяк.
- Теперь отхлебни два-три глотка, поставь бокал, возьми портфель и на выход! - скомандовала Таня. - И никаких улыбок, никаких рукопожатий, понял!
Она что-то сказала иностранцам, подхватила Рафаловича и повлекла его к дверям. На выходе он обернулся. И увидел, что старик, хищно ощерившись, явственно ему подмигнул.
До машины добрались без приключений. Тед почтительно распахнул дверцу, принял из его рук дипломат с деньгами, передал Тане, которая на этот раз села рядом с шофером.
- Получилось, - не оборачиваясь, сказала она. - Спасибо, Фаллос.
- Я... я тебя ненавижу! - неожиданно выкрикнул он.
- Это твое право...
Дальнейший путь проделали в молчании. Под конвоем Теда Рафалович поднялся в отведенную ему комнату и сразу рухнул на кровать. В дверях щелкнул замок. Минут через десять щелкнул снова... Невидимая рука поставила на пол прикрытый салфеткой поднос, и дверь вновь закрылась. "Не подойду", - решил Леонид - и тут же спрыгнул с кровати, подошел, сдернул салфетку. Три розовых бархатистых персика, длинный сэндвич - половина французского батона, масло, черная белужья икра. Бутылка. "Шато-лафит", - прочел он на этикетке. Небольшая серебряная салатница, прикрытая крышечкой. Рафалович хмыкнул, приподнял крышку. На дне салатницы лежала, скорее всего, одна из тех пачек, которыми был набит черный дипломат.
- Тьфу на вас! - пробормотал Рафалович. - В доме врага...
Но жрать хочется. И перед кем держать принципы, в пустой-то комнате? Пачка перекочевала во внутренний карман, в одной руке оказался батон, в другой стакан с лафитом. Надо же, суки, как его вкусы угадали! За стеной заиграл Моцарт...
- Ты спал? Извини...
- Какое там спал.
- Если хочешь, спускайся вниз. Выпьем. Я одна. Собственно, одну бутылку он уже уговорил. Почему бы не вторую? Тем более что даже не знаешь, придется ли еще когда-нибудь...
- Вот и все. В четыре заедет Тед, отвезет тебя на летное поле. Утречком будешь в своем Монако. А через месяц-другой забудешь наше маленькое приключение, как дурной сон.
Таня лениво потянулась к фигурной бутылочке "Луи-Трез", стоящей между ними на низком столике, плеснула себе на донышко бокала.
- Дурной сон, - повторил Рафалович. - А что я Лильке скажу?
- Объясни, что неожиданно подвернулся быстрый и выгодный гешефт. Тем более что для тебя так оно и было. Как бы ты ни был крут у себя там, в Союзе...
- В России, - автоматически поправил он.
- Ну да, в России, конечно. Двадцать тысяч гринов за день работы...
- Десять, - снова перебил он.
- Извини. Вон там, на каминной полке. Потом возьмешь.
Рафалович посмотрел на Таню и с горечью спросил:
- Так зачем надо было ломать всю эту комедию? Чувства изображать, в горы меня тащить, дурью накачивать... - Он скривился, будто лимон проглотил. - Я бы и в зрячую тебе подыграл, за такие-то гонорары.
- Подыграл бы, говоришь? А в какой, по-твоему, игре?
- Ну, я не знаю... Афера. Масштабная грамотная афера. Вы со старичком красиво кинули этого жирного лоха...
- Скалли-то? Это так, побочный сюжет.
- Ни фига ж себе побочный! На четверть лимона... - Рафалович рывком встал, заходил по просторной комнате, без надобности трогая разные предметы. - Это же огромная сумма! Думаешь, он смирится с такой потерей, не будет искать вас?..
- Нас?
- Ну, тебя, старика этого, меня...
- Сядь и успокойся. Этот идиот никого уже искать не будет.
- Уже? - выдохнул Рафалович. - Так его что, того?..
- Эк ты, болезный, разволновался-то, а еще говоришь - в зрячую подыграл бы.