Крыжаки ждали в нижней зале, развалясь на скамьях и в креслах. На сапогах, задранных на столы и подлокотники, блестели золотые шпоры, отчего приемная походила скорей на кордегардию. Гвардейцы пили, кропя вином серые сагумы со знаком «т», а камердинер гордо привалился к камину с видом возмущения и исполненного долга.
Офицер поднял навстречу Боларду с Майкой окованную бронзой кружку:
— Долго вы нас ждать заставляете, бла-ародный дон!
Болард, косясь на рыжую, развел руками.
— Да вот… Отпускать не хотела.
Крыжаки радостно заржали. Губы Майки обиженно дрогнули. Кто-то пьяно заорал:
— Здоровье бабы бла-ародного дона!
Болард сжал кулаки, отыскивая глазами обидчика. Офицер встал, звякнув шпорами:
— Харлот, три дня ареста!
Тот поднялся, слегка шатаясь, и сунул офицеру свой тесак.
— Надеюсь, — осклабился офицер, — дон Смарда не в обиде?
Барон обнял Майку за плечи:
— Ты не в обиде, ягодка?
Рыжая с отвращением ударила его по руке. Болард шатнулся назад и втянул воздух. Майку насмерть перепугали его трясущиеся губы и блуждающий взгляд. Силясь улыбнуться, Болард выдавил, оборотившись к офицеру:
— Вот как… меня любят…
— Да-а… — протянул тот. — Мне сообщили, дон Смарда болен, я пришел выразить сочувствие… — он пристально взглянул Боларду в лицо.
Чтоб тебе в Настасье утопиться с твоим сочувствием, подумал Болард, протягивая перевязанную руку, и стал вежливо объяснять, что он глубоко благодарен центуриону за заботу. И ему действительно крайне жаль, что пришлось пренебречь обязанностями службы у его светлейшества принципала, но такая досада! он обжег руку каминными щипцами, а добрая дона его любезно перевязывала, и он как раз собирался послать кого-нибудь во дворец, а тут любезный дон…
Болард так запутался в придворной тягомотине, что почти перестал соображать, что несет. А Майка уже давно ничегошеньки не понимала и смотрела на всех круглыми глазами. Боларду страшно хотелось подбодрить ее, успокоить, а приходилось общаться с этими ублюдками и изображать из себя пьяного идиота. А наверху лекарь, видно, сходит с ума от ожидания, и князь…
Офицер согласно кивал, а сам глядел на Майку и думал, что не иначе как она дону щипцами приложила. Такая маленькая, а гляди ты… И вряд ли дон Смарда замешан в сегодняшней тревоге. Не до того ему.
— А кстати, — сказал центурион. — Дон Кястутис исчез.
— Какой ужас! — изумился Болард, сжимая Майкин локоть, чтобы не дергалась.
— Ма-ма… — выдавила рыжая жалобно: не оттого, что испугалась сбежавшего покойника, а от того, что Болард переусердствовал.
— Благородной доне незачем бояться, — поклонился офицер. — Мы не покинем ее в трудную минуту.
Барон внятно скрипнул зубами. Офицер дал знак собираться и, уже натягивая на лицо капюшон, предупредил:
— Дону Боларду лучше поберечься. Дон Ингевор не хочет терять такого славного рельмина. Передайте мой поклон доне Гретхен.
Дверь захлопнулась, и с лица Борьки сползла маска радушного гостеприимства. Он позеленел и залпом осушил недопитый центурионом кубок. Сощурился, прикидывая, что сделает с распутной сестрой. Девчонка глядела на барона с ужасом.
— Иди наверх, Майка, — сказал Болард устало. — Спа-ать…
Глава 10.
1492 год, 18 мая. Настанг
Болард повернул ключ в замке и вошел. Свет ударил в лицо, и он чертыхнулся, оттого что Майка подняла шторы. Расхозяйничалась! Оказалось, что она еще и дрыхнет, свернувшись в кресле, перетащенном к дивану, и Болард взбесился окончательно. Подавил в себе желание вытряхнуть девицу на пол, повернулся, чтобы запереть двери. И услышал смех.
— Ри-итка, — процедил он сквозь зубы. — Откуда ты?!..
— У меня был второй ключ, — хладнокровно ответила сестра. — Должна же я знать, чем любезный братец занимается в мое отсутствие.
— Стерва, — заключил Болард кратко.
Гретхен величественно поднялась. Заколыхалось тяжелое бирюзовое платье с высоким воротником, замерцал в прорезях черный шелк.
— Кто дал тебе право оскорблять честь благородной дамы? Или ты думаешь, у меня нет защитника?
— Не ори, — сказал Болард. — Есть. Выйдем.
Гретхен дернула подбородком:
— В своем доме я могу быть там, где хочу!
— Но я этого не хочу, — ненавязчиво сообщил Болард, подхватил сестрицу за локти и поволок из покоя. Гретхен завизжала. Майка подскочила в кресле, сонно жмуря глаза.
— Спокойствие! Только спокойствие, — угрожающе сказал Болард им обеим и уже лично Майке: — Запрись и жди меня.
Зажимая сестре рот рукой и одновременно удерживая ее, Болард неловко захлопнул дверь. Гретхен трепыхалась и царапалась, пока он тащил ее по лестнице. А когда барон сжал сестру слишком сильно, застонала и обмякла.
Болард свалил тело на лежанку в угловой комнате и остановился, задумчиво глядя в стену. Гретхен не подавала признаков жизни. Брат выругался и от души похлопал ее по щекам. Голова Гретхен мотнулась, он увидел белки закатившихся глаз, опять чертыхнулся, пошарил взглядом в поисках флакона с нюхательными солями и наткнулся на роскошный веник из роз в узкой вазе нохийского стекла. Исколовшись, Болард выдернул бесполезные цветы, а вазу опрокинул на сестру. Там было не меньше ведра воды. Гретхен испустила слабый вопль и села, намереваясь пустить в ход ногти.
— Без рук, — попросил Болард нежно. — Зато орать можешь, сколько вздумается: все равно никто не услышит. Мне приятно видеть тебя в добром здравии.
— Хам!
Болард сел в скрипнувшее кресло, сложив на груди руки и задумчиво улыбаясь. Гретхен, ломая пальцы, ходила по комнате. Вода капала с ее лица пополам с сурьмой и белилами, и Болард подумал, что сейчас сестра потрясающе напоминает вагдийскую ведьму. Родовое.
— Кто тебе позволил? Нет, ну кто тебе позволил?!
— Оскорбленная невинность… — проворчал барон и посоветовал скучно: — Кончай спектакль.
Гретхен глянула в зеркало и попросила жалобно:
— Дай платок.