Содрав намитку, нянька вытерла ею мокрое от пота краснющее лицо:
— Совсем с глузду съехала девка. Велела седлать к жениху ехать, да сбросит Лешак в первые кусты! Да крыжаки, да разбойники… хорошо, я ее заперла…
— Постой, — вклинился князь, — какой жених?
Нянька опять предприняла попытку бухнуться на колени:
— Так дон князь не знает? Так гонец был…
— Где?
— На поварне. Подарили дурище перстенек!.. — донеслось сердитое в спину. В поварню Ивар ворвался туча тучей. Белобрысый паренек-гонец, наворачивающий кашу с пряностями, уронил ложку и вскочил, хлопая голубыми очами.
— Кто тебя послал?
— Ви-виктор, — назвал растерявшийся паренек графа по имени. — Мне дочка д-дона п-п-перстенек п-показала — я ей и…
Ивар взялся за голову.
— Не кипятитесь, княже, не виноват олух, — подала голос повариха, кинула ложку: — Антя, Антя! Князю вина налей!!
На столе словно сами собой образовались кувшин, серебряный кубок, еще один горшок с кашей, плетенка с напластованным караваем, холодная баранья нога. Запах чеснока от нее разил наповал.
Князь Кястутис глотнул из кувшина, не замечая, что красная виноградная кровь течет по подбородку и щедро кропит рубаху на груди.
— Не трясись. Еще раз сначала, — велел он гонцу.
Тот дернул тонкими ноздрями, с тоской посмотрел на баранину, сглотнул:
— Граф Эйле и Рушиц будут тут о конце седьмицы вместе с донами Рошалем и Смардой. Дона Смарду отбили от крыжаков, он жив и почти здоров.
Ивар моргнул.
— В Тверже дона держали, а как на казнь повезли — его и отбили, — парень постарался, чтобы между ним и взбешенным князем кроме стола оказалась скамья.
— То же самое ты графине сказал?
Гонец икнул.
Князь выскочил на крыльцо и гаркнул:
— Мариса ко мне!
Марис был Эйленским управителем. Графское хозяйство немаленькое, требует глаз да глаз — и управитель вполне мог оказаться в нескольких десятках верст от замка. Но нашли его почти мгновенно. Препоручив Марису сборы, Ивар наконец удосужился подняться в покои, где нянька заперла юную графиню.
— Ключ!
Тетка засуетилась, путаясь в юбках, после хлопнула себя по лбу и нырнула в укладку.
— Бесится, слышь, — пожаловалась она. — Даже сквозь стенки слыхать.
Майка рыдала в голос.
— Все равно убегу! По простыне спущусь! Вы права не имеете!!
Ивар рванул на себя тяжеленные двери. Оглядел разоренную светелку, узорчатые решетки на окошках. Передохнул.
— Не имеете права!! — голосила Майка, зажмурясь.
— И права, и лева…
— Ой!..
Она кинулась князю на шею, заливая слезами и без того испорченную рубаху.
— И-ивар…
Князь осторожно отстранил девушку:
— Перестань. Собирайся.
— Куда?
— К жениху.
Майка покраснела — хотя куда уж больше. Рукой с Кольцом вытерла лицо и отвела спутанные волосы.
— Это я так… сказала… — пробормотала она. — Чтоб отпустили. Мы с Борькой…
Князь отвернулся.
— Ты знала, что его…
— Ага, — призналась Майка, шурша за спиной. — Но мне строго-настрого… Ты же кинулся бы его спасать?
— Н-не знаю…
— Кинулся. Ты хороший.
Князь засмеялся — как всхлипнул.
— Он мне как брат — всю жизнь… Я маленькая была…
— Штаны, сапоги, рубаху попрочнее. Куртку обязательно. И смену…
— Я в пять лет коленку разбила — так он подул, и подорожником… залепил.