— Сняла котелки? Пот ему вытри.
Майка подскочила. Ведьма успела пожалеть о своей просьбе, но не прогонять же девчонку…
— Ты… — она уставилась на красную полосу иглы, — его любишь?
Рыжая уронила полотенце:
— Ой… Я не знаю.
Она села у князя в ногах. Задумчиво потеребила кончик косы, по привычке сунула в рот.
— Я… он… Я всегда мечтала о таком отце! — выпалила она. — Чтобы понимал, и слезы вытер, и подарки дарил. Борька — тут другое.
— А Вик… граф Эйле?
— Ну-у… — Майка пожала плечами, как взрослая. — Он меня любит, кажется. Только не знает, что со мной делать.
Ведьма завернула иглу с остатками нитки в тряпицу, затолкала в кожаное гнездо внутри сумки с травами.
— Сейчас медом смажем, чтоб не гноилось. И чередой с малиной и шалфеем напоим. Как он? Вроде лучше?
Хмыканье раздалось из пустого угла. Майка, пискнув, скатилась с кровати. Спряталась в балдахин — и стала громко чихать.
— Убирайся! — рявкнула ведьма решительно. — Я тебя не боюсь!
— Ага, — рыжая икнула.
— А его? — колеблющиеся тени сложились в женскую фигуру. — Я ведь тоже ему верила.
Платье, широкое снизу и узкое в стане, распущенные волосы, вперенные в больного темные глаза.
— Сгинь, пропади!
— Н-не надейся.
— Всяк дух дона Господа хвалит.
Привидение не то усмехнулось, не то всхлипнуло.
— Вы это магистру скажите! У которого ни совести, ни чести — только Бог, Бог, Бог!!..
Незнакомка закрыла лицо руками, по полированным ногтям бежали отражения свечного огня. Подол колыхнулся, и испуганные девушки увидели под туфельками странной гостьи скомканные письма — распечатанные, надорванные, кое-где забрызганные бурым.
— Я… грамоте не знаю, — повинилась ведьма.
Майка наклонилась, прошептала:
— На английский похоже. Тут… тут стихи. Сейчас…
И стала переводить, запинаясь, дрожащим голосом:
В маленьком городишке
Зреют алые вишни
В маленьком городишке
Солнечная поляна
Кажутся очень странны
Две золотые свечки
На синей коже потока
Соцветий алая рана
В маленьком городишке
Странное происходит
Любят как ненавидят
Любят как перед смертью…
— Тут… размазалось…
Перец перебираю — горький,
Как чье-то сердце…
Сабина посмотрела на девчонку с уважением.
— Даже если он не знал, — плакало привидение. — И убили меня не по его приказу…
— Ты что? — Майка покрутила пальцем у виска. — С дуба упала?
Кольцо, подаренное Иваром, метнуло лиловый зайчик на парчу тяжелого платья, осветило черное пятно с обугленными краями у женщины на груди — и призрак сгинул. Испарился. Исчез.
Подружки обнялись, все еще дрожа и клацая зубами. За окном рокотал отдаляющийся гром.
— Тише, — подняла палец Сабина.
Резко, настойчиво стучали в дверь.
Допрашивали Сабину двое: Виктор граф Эйле, напоминающий Ивара широкоплечий русоволосый красавец, и сухощавый иноземец с выдубленной кожей, похожий на соборную статую и столь же жесткий в обращении. Сабина старалась не лгать: за собственную жизнь она боялась, но куда больше пугало, что ей не позволят оберегать дона Кястутиса. Ведьма стискивала пальцы до кровавых лунок от ногтей на ладонях и молилась, молилась, молилась внутри себя, робким наивным голоском отвечая на неприятные, каверзные вопросы. Шкурой чувствуя опасность, исходящую от иноземца, к которому граф Эйле попросту обращался «Рошаль».