— Ревнуешь?
— Предупреждаю. Как глава безопасности.
Грета недобро сощурилась, сбросив братнюю руку:
— А теперь ты меня послушай. Мне между мной и Иваром гондоны не нужны. Даже горячо любимый брат. Я для Ордена не меньше твоего сделала. У Рошаля спроси. Или документы почитай, археолух хренов.
Посозерцала отвисшую Болардову челюсть. И добавила, как гвоздь вбила:
— А хочешь глубоко копать, так вначале поинтересуйся, с каким конюхом твоя нареченая в войске спала. И кто нынче к ней в горенку лазит. Бедный мой… — Гретхен мимолетным движением коснулась его волос, — рога еще не чешутся?
И убежала быстрее, чем он успел замахнуться.
Барон сплюнул под куст:
— Тварь. Змея… — но сомнение уже проедало дыру в рассудке. И когда розовая от счастья Майка появилась на крыльце и завертела головой в поисках его, Боларда, барон малодушно сиганул в заросли, протиснулся между железными прутьями и направил стопы в кабак.
Дальнейшее помнилось смутно. Вроде он пил с каким-то отребьем, с чарок переходя на кружки, с кружек на ковши, а затем на кувшины.
Бурно клялся кому-то в вечной милости.
Обносил кабак по кругу ведрами с брагой.
Отобрал у кабатчика черпало и черпалом этим съездил того по голове.
Сунув пальцы в рот, опустошил на заднем крыльце желудок, объясняя приблудной хрюшке, что так поступают все в Древнем Риме.
Немилосердно фальшиво проорал "Орла шестого легиона" и «Марсельезу», заставляя ту же хрюшку себе подпевать…
Как ни странно, дона Смарду собутыльники не обобрали и не прирезали, скинув тело в Настасью. Наоборот, около середины шестой стражи благополучно доставили домой. Как раз догорал закат, сторожа ходили с колотушками, монотонно распевая: "Огни, печи гаси-и-ить", — и от их воя у барона свербело в ушах. Шмякнувшись на крыльцо, Болард принялся искать в карманах ключи от родового гнезда. Не найдя ни ключей, ни карманов, повис на дверной колотушке и стал пинать двери ногой. Когда те растворились, облобызал привратника, одновременно изъясняя ему всю несправедливость тутошнего мироустройства, и отбыл в царство Морфея на полдороге к собственным покоям. И проснулся среди ночи злой и абсолютно трезвый. Башенные часы на ратуше, пошипев, извергли два удара. Не самое подходящее время, чтобы навестить возлюбленную невесту. Но Болард, выпив болтушку, изготовленную для него Рошалем, и убедившись, что ноги повинуются почти так же хорошо, как голова, решил неприятное дело не откладывать. Лучше сходить к дантисту прежде, чем щеку раздует флюс.
После возвращения в Настанг Майка жила у барона. Дона Дигна баронесса Смарда, попыталась, было, заикнуться об уроне девичьей чести. На что Болард резонно показал собственный меч — при талантах и репутации барона для болтунов более чем весомый аргумент. Матушка увяла и определила будущей невестке горенку под крышей, но милую и приятно обставленную. Окно горенки выходило в сад, а в саду жили соловьи. Самое время, рассуждал Болард, запахиваясь в тяжелый стеганый шлафрок и завязывая на худом животе пояс, послушать соловьев. Запинаясь за медные прутья, некогда удерживающие ковер, хватаясь за перила, он вскарабкался по скользкой мраморной лестнице, прошел длинным темным коридором и подергал дверь в Майкину комнату. Та, тихонько скрипнув, отворилась. Синеватый лунный свет заставил Боларда зажмуриться, потом глаза пробежали по скудной мебели вдоль стен, по теням в углах. Ноздри втянули сырой свежий запах из распахнутого оконца с кружевными занавесками. За оконцем действительно выдавали трели соловьи. Свистели, щелкали в залитых луной кущах старого сада, мокрых от росы. Точно весной. Барон на секунду заслушался, передохнул. Перевел взгляд на молочную от луны постель. Майка спала, вытянувшись, сбив к изножию одеяло. Рука и толстая едва начавшая отрастать коса свесились к полу.
А ближе к окну спал незнакомый парень, сплетясь с девчонкой ногами и по-хозяйски обнимая рукою грудь. Движение Боларда разбудило его, парень уселся в постели, уставившись на барона, отвесив рот. У парня было глупое, круглое, как луна, лицо, блеклые усики топорщились над губой. Посидев секунду в оцепенении, парень схватил в охапку одежду со спинки кровати, сапоги — и сиганул в окно. Внизу громко захрустело. Болард понял, что нашаривает рукой забытый в спальне меч, прикусил губу и выпал в коридор, яростно хлопнув дверью.
Беглеца он не поймал. Поднятые на ноги и допрошенные с пристрастием слуги также никого не видели. Ни этой ночью, ни прежде.
Прежде — потому что во дворец к дону Смарде охальник забрался нынче впервые. Да и, выпрыгнув в окошко на жестяную крышу пристройки, а потом наземь, не стал переть через ворота или на потеху караульным карабкаться на витую чугунную ограду. Еще подштанниками зацепишься невзначай. Нет, паренек нырнул в тень у заросшей повоем стены и прокрался к черному ходу. Там его уже ждали. Двери приоткрылись, женская рука в кружевной перчатке втянула гостя в коридор и повлекла сквозь пыльную темноту. Что-то щелкнуло, лицо опахнуло холодом и пряным запахом вин. Босые ноги ночного гостя нащупали каменные ступеньки, двери хлопнули за спиной, как капкан. Но тут же чиркнуло кресало, и трепещущее пламя озарило ряды огромных винных бочек и донца пыльных бутылей над ними, плотно уложенных на бесконечные деревянные полки. А еще лицо юной женщины под небрежно скрученным узлом вороных волос с воткнутым черепаховым гребнем. Ее зеленые глаза по-кошачьи светились, отражая огонек свечи. Коралловые губы насмешливо дрогнули:
— Тебе не холодно? Без штанов-то?..
Парень кинул охапку одежды под ноги, разобрав, без стеснения стал одеваться. Красавица — тоже без стеснения оценивая его стати — поглаживала на плече меховой воротник.
— Сладилось, похоже?
— Все, как ты велела, дона Грета, — пробурчал он, дергая запутавшийся гашник. — И пальцем рыжую не тронул.
— А хотелось?
— Так она ж дрыхла, какой интерес!
Парень, осклабившись, затягивал шнурки на льняной рубахе, обстоятельно расправлял колет. Присел на ступеньку, чтобы натянуть мягкие кожаные сапоги без каблуков.
— Рецептом зелья сонного поделись, что ли…
Гретхен вздернула нос. Протянула не к месту:
— Вот будь брат в полном здравии, тебе бы не уйти.
Парень почесал покрытую блеклым пухом щеку. Подпрыгнул, снял с полки темную бутыль, подкинул на руке. Зубами выдернул пробку, перелил в себя с треть ароматного шипучего вина. Протянул остатки Грете:
— Если бы да кабы, так во рту б росли грибы. Так был бы не рот, а целый огород.
Гретхен фыркнула:
— Трепло!
Вытянула драгоценную серьгу из уха, в качестве платы вручила усатенькому. Нащупала и надавила пружину поворотного механизма, сдвигавшего огромную бочку с москыйским. За ней открылся проход, потянуло сыростью. Этим путем, известным только ей, Грета сбегала от громящих дворец мятежников. Теперь потайным ходом предстояло воспользоваться ночному гостю. Но гость, по поручению баронессы Смарда прикинувшийся Майкиным любовником и так удачно обманувший Боларда, не спешил. Он нахально подмигнул, помянув сережку из ушка, и притянув к себе хрупкую, точно статуэтка, Грету в черно-зеленом бархатном платье, дерзко впился мокрым ртом в ее дрогнувшие губы.
Глава 36.
1492 год, август. Настанг.
Дон Болард, барон Смарда, сидел перед грудой документов, заваливших огромный письменный стол, и, решительно не зная, с чего начать, рисовал чертиков на пергаменте. За спиной дона, символизируя должность, свисали три хоругви: кястутисская, смарденская и настангская. Новый герб Подлунья находился в процессе разработки. Варианты, предложенные службой Великого Герольда Консаты, местным нобилитетом были одобрены лишь частично. Так что с данным атрибутом власти приходилось ждать. А вот налаживание тайной службы требовало немедленных усилий, которые Боларду предпринимать никак не хотелось. А ведь кроме горы необходимой государству макулатуры на письменном столе хмурым укором наличествовали еще четыре сундука с бумагами, оставшиеся от предшественников. Охрана, выделенная службе безопасности, только что внесла их и, по вялому жесту Боларда, установила на ковре посередине длинного, мрачного, словно склеп, кабинета. Особенно мрачного, потому что за узкими окнами с пурпурными шторами шел дождь.
Дон Мария, расторопный офицер бывшей принципальской службы, перешедший в распоряжение барона, браво щелкнул каблуками. Дон Смарда рявкнул:
— Свободны!
Охрана растворилась.
Болард взглянул на сундуки. Их окованные железом крышки были заперты и опечатаны. Пойду к Рошалю, подумал Болард. Пусть найдет толкового писаря. А лучше семерых. И длинноногую секретаршу в приемную. При мысли о секретарше дон Смарда понял, что окончательно раздумал жениться.
Ночные эскапады Майки его не интересуют. Точка.
Как бы поделикатнее изложить ей, чтобы возвращалась к отцу?..
Широким жестом барон своротил макулатуру со столешницы. "Проще надо быть, и к тебе потянутся. Что там? Списки агентов? Кого забыть, кого привлечь снова, кого лучше пырнуть ножом в темном переулке?" Дон Смарда почесал левую бровь. И колокольчиком опять вызвал дона Марию. Шепнул ему несколько слов, сложил руки на груди, и, как пишут в романах, стал ждать.
Пригласил глава тайного сыска к себе для начала двоих: нового примаса Архикафедрального собора, по совместительству секретаря Синедриона, мессианца Инигатиса Элайю и главу городской стражи Зенона Красного. Расчет Боларда был прост: дешево — сердито. Настанг всегда делился на двадцать четыре околотка, а в каждом имелись своя караульня и свой приход. Их служителей и задумал использовать барон на пользу нации. А не захотят стражники и приходские священники «стучать» лично — так кого потолковее присоветуют, пасомых своих они отлично знают. Дворников, жаль, в столице нет, но за них и привратники сойдут. И, уж точно, нищие. А в каждой церкви (и старых, которые пока не трогали, и новых мессианских) решил Болард установить подле ящика для пожертвований ящик для… анонимок? Доносов? Как ни назови — лишь бы толк был. А поскольку три четверти народу в городе грамоте не были обучены, следовало также обязать пономарей и каноников, если нужно, доносы эти записывать с их слов, следя, чтобы были трезвые и на соседей не клеветали облыжно. Ну, и с амвона должны были священники прихожанам посулить за важную информацию половину имущества злоумышляющего на Бога и власть, а за вранье — тоже что-нибудь пообещать. Только не такое приятное. Восхищаясь собой, Болард решил, если механизм этот будет действовать исправно — распространить его на всю империю. Послав порученца в кабачок, чтобы встречать гостей не за пустым столом, барон вспомнил, что следует позвать в компанию третьего — главу местной зарождающейся прессы. Тех самых табличек, которыми так приятно швыряться в Настасью, если новости не придутся по вкусу. Репортеры любят рыться в грязном белье, так пусть делают это с пользой. Ad majorem dei gloriam, кажется, так.
Не без пользы проведя время, заручившись обещаниями всех троих подобрать для его службы расторопных и неболтливых малых, дон Смарда переоделся, нацепил фальшивую бороду и отправился в речной порт наводить мосты к проституткам, сторожам и грузчикам. Опять же, не обошлось без выпивки. Болард спохватился лишь, когда в церквях отзовнили к вечерне. Понял, что тянул время, точно кота за… хвост, только бы и сегодня с невестой не объясняться. В закоулке, скрежетнув от боли зубами, отодрал бороду. Завалился в ближайшую цирюльню постричься и побриться, учинил скандал хозяину за грязные полотенца и отсутствие дезинфекции. Цирюльник залебезил, что дамы по имени Дезинфекция не знает, но ежли вельможному дону будет угодно, то немедля за ней пошлет. Барон разразился громовым хохотом и даже всучил мастеру чаевые. Дома умылся, переоделся, почистил зубы толченым мелом, заел яблоком, чтобы убить дурной запах изо рта, и послал к Майке лакея: испросить юную графиню Эйле и Рушиц, будет ли ей угодно к нему спуститься.
Майке было угодно, но прошел почти час, пока она показалась на лестнице: в голубом, вышитом мелкими золотыми розами платье, отделанном густым кружевом по вороту, рукавам и подолу. Рыжие волосы были уложены в сложную прическу и прикрыты сеткой из крученых золотых нитей с жемчужинами в скрещениях. В розовых ушках Майки болтались длинные серьги из хороольской бирюзы. Щеки тоже нежно розовели, а глаза сердито щурились. Еще от доны пахло духами — даже сильнее, чем от самого Боларда. Он задумчиво провел ладонью по своей гладкой щеке. И отодвинул стул от круглого стола, покрытого скатертью с бахромой, предлагая невесте садиться. Сам сел напротив. Оценил идеальную расстановку сервиза из серебра, несколько высоких бутылей с пыльными следами на темном стекле, вытащил из прорезной миски большой апельсин. Миска была полна ими до краев. Болард удивленно приподнял идеальные брови.
— Ивар прислал к празднику, — Майка помахала ресницами. — А ты не пришел…