Ближайшая закусочная была на углу, в двух кварталах от штаб-квартиры ФБР: узкий зал в бледно-голубых тонах, с длинным прилавком из жаростойкого пластика и полудюжиной кабинок вдоль окон. Даже затемненные стекла не спасали от нещадного солнца, и каждый взгляд на улицу отзывался в голове Малдера тупой болью.
Разделавшись с воинствующим дуэтом, он поспешно нацепил галстук, пиджак и помчался перекусить: в животе урчало, голова раскалывалась на части. Малдеру казалось, он до сих пор слышит, как эта сладкая парочка спорит друг с другом, а потом и с ним, доказывая ему (а заодно и друг другу), что он окончательно рехнулся. Убийцы не пишут своих имен на трупах жертв, а если и пишут, то уж, во всяком случае, не на древнегреческом!
Когда же они все-таки неохотно согласились с ним, то сразу возжелали узнать, кто убийца и почему он поступал именно так.
На эти вопросы у Малдера ответов не было, и ему пришлось не единожды им это объяснять.
Когда до них наконец дошло, они удалились с таким же шумом и гамом, с каким явились. После их ухода Малдер целую минуту тупо глядел на дверь, прежде чем решил, что, пожалуй, стоит пойти перекусить прямо сейчас, пока у него в результате их словесной баталии не разыгралась мигрень.
Жаль только, что, несмотря на пение в животе, их вопли в сочетании с жарой убили весь аппетит. И хотя гамбургер и картофель во фритюре выглядели вполне соблазнительно, Малдеру кусок не лез в горло. Глупо, конечно, но ничего не поделаешь...
За окном завыла сирена: по запруженной улице промчалась полицейская машина.
В соседней кабинке две парочки обсуждали вчерашний бейсбольный матч и кляли на чем свет стоит затянувшуюся на две недели жару.
Справа от Малдера, на крайнем табурете у прилавка бара, сидел старик в поношенном кардигане и бейсболке и слушал по транзистору ток-шоу с представителем мэрии. Пытливые радиослушатели желали знать, как решается проблема водоснабжения в Вашингтоне, и изливали праведный гнев по поводу экономии электроэнергии за счет неполного уличного освещения. Попадались ископаемые, до сих пор винившие во всем русских.
Малдер вздохнул и потер глаза.
Иной раз приятно сознавать, что твой опыт высоко ценят. Но в таком пекле хочется только одного: чтобы все отвалили и оставили тебя в покое.
Подцепив вилкой ломтик картошки, он мрачно его разглядывал.
По радио объявили о начале ретроспективного показа на одном из каналов кабельного телевидения фильмов сороковых - пятидесятых годов. Шедевров не гарантировали, но удовольствие обещали.
Малдер хмыкнул и отправил картошку в рот. "Ну что ж, посижу дома у ящика, Богарт* подходящая компания..."
Он улыбнулся своим мыслям.
Чем больше он думал, тем привлекательнее казалась эта перспектива. Да это как раз то, что ему сейчас нужно! Малдер принялся за гамбургер и за приятными мыслями быстро покончил с ним, не забывая и про картофель. Хороший знак!
Он вновь улыбнулся - на этот раз женщине, которая уселась напротив и с отвращением уставилась в его тарелку.
- Знаешь, Малдер, - заявила она (это была его напарница Дана Скалли), твой желудок должен стать объектом научного исследования.
Малдер потянулся за последним ломтиком картофеля, но она шлепнула его по руке.
- Сделай перерыв и послушай. Нас вызывают на ковер.
Скалли была почти одного с ним возраста, чуть пониже ростом, круглолицая, с мягкими золотисто-рыжеватыми волосами до плеч. Очень женственная, агент Скалли поначалу не воспринималась преступниками как серьезный противник, но при более тесном с ней знакомстве им приходилось расставаться со своими иллюзиями.
Малдер вытер рот салфеткой и, ухмыльнувшись, переспросил:
- На ковер?
- К Скиннеру. Завтра утром. Безотлагательно. Малдер продолжал улыбаться, но выражение глаз изменилось: в них вспыхнул неподдельный интерес и азарт.
Если их срочно вызывает замдиректора, да еще сейчас, когда на них обоих висят незакрытые дела, это может означать только одно: им предложат дело под грифом "Икс".
- Может быть, и так, - словно прочитав его мысли, согласилась Скалли и, выхватив у него из-под носа последний ломтик картошки, откусила половинку и приподняла бровь. - А может, у тебя опять неприятности. Глава 3
Над пустыней сгущались сумерки. Вечер в городке у подножия гор Сандиа обещал быть приятно-прохладным. Жара понемногу спадала, бродяга ветер поднимал пыльные буруны и гнал их по магистрали Альбукерке - Санта-Фе. Змеи попрятались в норы. По маленькому городскому скверу бежал марафонец. Его бурно приветствовали дети, не спешившие возвращаться домой с урока верховой езды. В небе, широко распахнув крылья, парил ястреб.
На низком берегу Рио-Гранде, заросшем ветвистыми тополями, швырял камешки в воду Пол Дэвен. Река здесь давно обмелела, и каждый раз, когда камень падал в засохшую грязь. Пол зло чертыхался.
Он ненавидел Нью-Мексико.
"Вот вам и широкая полноводная Рио-Гранде, с порогами, утесами, и все такое прочее", - подумал он.
Может, где-нибудь так оно и есть, но только не здесь. Здесь он ее запросто переплюнет, не то что переплывет (в ней и воды-то почти не осталось). Какие уж тут утесы и пороги!
И Пол швырнул еще один камешек.
За спиной послышалась музыка: предки включили радио в трейлере, где все они жили, пока не готов дом. Его должны были достроить еще три месяца назад, когда они приехали из Чикаго, но началась какая-то неразбериха с бумагами, потом забастовка, потом еще черт знает что... Пол фырк-нул и швырнул камень с такой силой, что чуть не свернул плечо.
Он-то думал, что будет жить на Западе. Пусть не на Диком, но все-таки Западе...
А предки всего-навсего сменили один город на другой. Только в Чикаго Пол был свой - там на него никто не наезжал из-за того, что он как-то не так говорит и одевается.
Сзади зашуршали камни. От неожиданности Пол вздрогнул, но не обернулся: наверно, это зануда сестрица по просьбе родителей спускается позвать его домой - а то вдруг на него нападет дикий зверь, утащит в пустыню в свое логово и сожрет на завтрак.
Так и есть.
Как будто здесь водятся твари, которым такой здоровый малый по зубам!
- Ты здесь. Пол?
- А ты что, слепая? - огрызнулся он через плечо.
Пэт хохотнула и плюхнулась рядом. Она была на год моложе брата (ей исполнилось шестнадцать), носила очки с толстыми стеклами, волосы небрежно схвачены в два хвоста. Пол не считал себя глупым, но рядом с сестрой не раз сомневался в своих умственных способностях.
Согнув ноги в коленях, Пэт обхватила их руками.
- Не слишком живописная речка!
- Какая наблюдательность!
- Опять ругаются.
Тоже мне новость.
С тех пор как они здесь поселились, родители постоянно ругались: из-за дома, из-за переезда, из-за того, что отец того и гляди потеряет работу, да из-за чего угодно. А как они поцапались, когда Пол на свои сбережения купил себе индейский амулет на бисерной нитке! Отец обозвал его хиппи и педиком, мать принялась защищать сына, а Пол, хлопнув дверью, убежал, пока не успел натворить глупостей.
Опустив подбородок на колени, Пэт смотрела на воду.
- Собрался сбежать. Пол? - спросила она вдруг, повернувшись к нему лицом.