- Я нашел там одно только дерьмо. Если угодно, четырнадцать видов дерьма. И еще кости. Косточки, - быстро добавил он. - Ничего особенного.
- Знаешь, я где-то читала, что кости нужны для обряда. Как бы для репетиции...
Чак осмотрел склон холма и остановил взгляд на машинах.
- Давай не будем делать скоропалительных выводов, ладно? Хотя с тех пор, как я здесь работаю, я что-то не слыхал, чтобы тут водились горные львы. И потом, насколько я знаю, эти твари не имеют привычки перед приемом пищи сдирать с жертвы шкуру.
- Твои шуточки, Чак, мне ни к чему! "Это точно, - подумал он. - А вот хорошая порка тебе бы не повредила. Чтобы не мешала людям спокойно работать".
Это уже четвертое животное, убитое за последнюю неделю. И ни единого следа, ни единого знака или хотя бы намека на то, что стало причиной их гибели. Вернее, кто и как содрал с них шкуру. Чак был почему-то уверен, что ее с них содрали заживо. Животные скорее всего погибли от болевого шока или истекли кровью.
А вот он, если сию секунду не уйдет отсюда, наверняка задохнется от смрада.
Чак повернулся, прикрыл рот рукой и зашагал к машине. Донна не спеша побрела за ним, бормоча что-то под нос и щелкая пальцами.
"Животные еще полбеды, - думал Чак, спускаясь в неглубокий ров и в два прыжка из него выбираясь. - Если бы дело было только в них, в управлении не подняли бы такой шумихи".
Погибли три человека, причем совершенно таким же образом. Вернее, черт его знает каким, если можно так выразиться. Каждый раз, когда в полицию поступало очередное сообщение, Спэр-роу выезжал на место происшествия сам. И отнюдь не потому, что не доверял своим заместителям. За тридцать пять лет он исколесил пустыню вдоль и поперек, общался с индейцами в Санто-Доминго, Сан-Фелипе и других пуэбло, изучил холмы и горы так, что ориентировался в них с закрытыми глазами. Словом, стал истинным знатоком здешних мест. Хотя сам он к этому не стремился и никто его об этом не просил, а иной раз он отдал бы на отсечение правую руку, лишь бы поглупеть и ничего этого не знать...
Чак просунул руку в открытое окно водителя, схватил микрофон и, набрав номер диспетчера, доложил, что нашел и где. Под недоверчивым взглядом Донны он вызвал фургон, чтобы вывезти останки, и ветеринара для осмотра, после чего швырнул микрофон на сиденье и, скрестив на груди руки, облокотился мощным торсом на дверцу автомобиля.
- Может, сходишь поговоришь с Энни? - спросила Донна. Она стояла на дороге и рисовала носком сапога бессмысленные узоры в серой пыли, толстым слоем покрывавшей асфальт.
- Зачем? - хмыкнул Чак. - Ее ранчо отсюда далеко.
- Может, это ее вол.
- Может быть, - согласился шериф, - а может, кого-то из этих. - И он указал рукой на гору, за которой была Стена Коночинов. - Тебе это не приходит в голову?
Женщина не подняла глаз, и Чак улыбнулся. Да, Донна Фолкнер не слишком любит коночинов. Они упорно отказывали ей, когда она предлагала посредничество в продаже их поделок, а как-то раз даже прогнали из резервации. В прямом смысле прогнали: они бежали за ней, крича и размахивая чем придется, словно хотели загнать ее на Сангре Вьенто Меса и сбросить оттуда, как сбросили триста лет назад, во время восстания в пуэбло, испанских священников и солдат.
С той лишь разницей, что испанцы к коночинам больше не вернулись. Никто не знает почему.
Сейчас в качестве посредника с Донной работает Ник Ланая, и ей не приходится ходить в резервацию самой.
- А может, это сатанисты? - предположила Донна, все так же водя ногой по асфальту и засунув руки в карманы джинсов.
Спэрроу хмыкнул. Он проверил всех подозрительных: от сатанистов до придурков-сектантов, которые всерьез полагают, что, отрубая головы бычкам и козам, можно усовершенствовать этот мир. Насколько ему известно, ни один из них не убивает с такой бессмысленной жестокостью ни животных, ни людей, даже не удосуживаясь потом спрятать трупы жертв. Нет, на их почерк это совсем не похоже.
Впрочем, в этом он не специалист. Чак вздохнул и подумал, что, пожалуй, пора усмирить гордыню и обратиться за помощью к экспертам. В одиночку ему не справиться. А то газетчики того и гляди начнут смешивать его с грязью.
На склоне горы сидели двое мужчин. Их свободные одежды сливались цветом с выгоревшей землей. Один из них был глубокий старик с прямыми седыми волосами, ниспадавшими на худые плечи, и резкими чертами лица. Смуглая кожа у рта и глубоко посаженных глаз испещрена морщинами. На шее ожерелье из позвоночника гремучей змеи.
Второй намного моложе, но далеко не молод. Черные, без проседи волосы собраны в хвост плетеным ремешком, украшенным золотом и бирюзой. Он сидел, согнув ноги в коленях и опустив между^ними руки; длинные пальцы беспрестанно шевелились - словно тростинки на ветру.
Мужчины изредка перебрасывались фразами на смеси ломаного испанского и коночинского.
- Отец, - сказал тот, что помоложе, всем своим видом и голосом выражая почтение и печаль, - ты должен положить этому конец.
Старик покачал головой.
- Ты же знаешь, что он делает. Он погубит всех нас.
Молчание. Молодой потянулся рукой к кустику травы, но вовремя остановился: если бы он сорвал ее, то раскровенил бы ладонь. Схватив камень, швырнул его вниз.
Там, внизу, бежала лента дороги (она выходила из ущелья и вела мимо ранчо Энни Хэтч к магистрали). За спиной высилась Сангре Вьенто Меса.
- Гибнут люди, Дуган, - обращаясь к старцу по имени, настаивал на своем молодой. - Он уже дошел до Альбукерке. - Мужчина говорил, не поворачивая головы: он знал, что старик на него не смотрит. - Этого теперь не скроешь. Рано или поздно сюда явятся власти. Мы не сможем их удержать.
Старик поправил ожерелье.
- Пусть приходят. Ник. Пусть ищут. Все равно ничего не найдут.
- А если найдут? - не унимался молодой. По лицу старика скользнула тень улыбки.
- Все равно не поверят...
Донна смотрела, как, вздымая задними колесами дорожную пыль, машина шерифа рванула вперед. Она понимала, как глубоко уязвлено самолюбие Чака: ведь он до сих пор не выяснил, кто именно виновен в зверских убийствах. Донна не сомневалась, что и шериф, и городская полиция ищут не там, где надо. Напрасно они проверяют все бары в центре Альбукерке и рассылают тайных агентов по университетам - зря только теряют время.
Прищурившись, она посмотрела на небо: там, в безбрежной бледно-голубой дали, заблудилось одинокое перышко-облачко.
И "Джорнал", и "Трибьюн" уже подняли трезвон, и теперь все жаждут крови. Так что, если Спэрроу допустит оплошность, быть ему козлом отпущения.
"Впрочем, меня это не касается", - мрачно подумала она, направляясь к машине. Чак уже большой мальчик и может позаботиться о себе сам. Хотя бы потому, что никогда не замечает, когда она протягивает ему руку помощи; хотя бы потому, что считает ее странноватой; хотя бы потому, что никогда ни о чем ей не расскажет, пока она сама не пристанет к нему с ножом к горлу...
- Черт! - Донна со злостью пнула переднее колесо "Чероки". - Ну и кретин!
Она села в машину и, схватившись за раскаленный руль, с шумом втянула воздух и отдернула пальцы. На соседнем сиденье валялась пара рабочих перчаток. Надев их. Донна взглянула в зеркало заднего вида, потом перевела глаза на холм и облако мух над тем, что осталось от вола. Ее замутило, и она глубоко вздохнула, чтобы подавить тошноту.
Что-то совсем на нее не похоже.
Ей приходилось видеть в пустыне и не такое, а уж тем более в городе после драки с ножами или перестрелки. Странно, почему на этот раз она так испугалась.
Включив зажигание. Донна опять взглянула в зеркало заднего вида и чуть не закричала от ужаса.
Прямо за ней, почти у заднего бампера джипа, непонятно откуда взялся красный пикап, весь пыльный и ржавый; отблеск солнца в его ветровом стекле на миг ослепил Донну, а решетка радиатора оскалилась, словно акулья пасть.
Она приготовилась к удару, но когда в последнюю секунду грузовичок вильнул в сторону, сбросил скорость и спокойно ее обошел. Донне даже пришло в голову, что все это ей только привиделось.
Она посмотрела направо, и водитель пикапа ответил на ее взгляд.
"Господи спаси!" - подумала Донна.
Низко надвинутая серая шляпа, темные очки, длинные черные волосы, стянутые на затылке в хвост...
Леон Сиола.