— Морковка хотела истребить картофель, потому что тот круглый и коричневый. Но тут пришёл садовник и употребил их всех в суп.
Ламиил. Но имя никогда не называли. В цитадели Открывшихся царила тишина. Пустые коридоры застилало солнце. Солнца было так много, что от него некуда спрятаться. Жара дышала под каждой колонной.
— Пойдём, я покажу тебе истину.
Ещё мой отец и моя мать жили в цитадели. И их отцы и матери до них. Говорят, избранные берут начало почти от самого сотворения миры. Те, кто познал истину, ушли туда, где их никогда не найдут. Это запретные земли. Так учили меня с рождения.
— Пойдём, иначе ты умрёшь.
Кудос сказал сегодня больше, чем за последние двадцать лет. Он был весь закутан в просторные чёрные одежды. Под ними скрывались широкие шаровары и рубашка. На ногах белые сандалии. Кудос повёл рукой и указал на залитый солнцем коридор цвета песка в пустыне. Его губы сжались в тонкую линию. Тёмные глаза смотрели внимательно. Никогда ещё мне не довелось понять, что же на самом деле думает первый из смотрителей.
— Ты король.
Это я тоже знал. Ведь я был сыном своего отца. Ныне он готовился из короля стать верховным жрецом и ушёл далеко в пустыню. Если он вернётся — мне предстоит править. Если нет — меня тоже отправят в пустыню. Только без подготовки — и там я умру.
— Пойдём.
Так много слов, у меня кружилась голова.
Стены цвета песка сменились чёрными стенами. Мы шли мимо окон и оттуда дышала жара и раскалённый ветер. Барханы перекатывались волнами. Свет, тень, свет, тень. Мы ныряли в полосы темноты между окнами и снова вырывались на золотой свет.
И тут они напали. Трое в чёрном, но со спрятанными лицами. В руках у них изогнутые кинжалы. Все трое кинулись ко мне, но Кудос тут же выхватил посох и тот мигом разложился. Кудос взмахнул несколько раз и все убийцы отлетели, сгибаясь от ударов. Я тоже выхватил кинжал и замер. Оружие выпало из рук.
Кудос метнул на меня быстрый взгляд, а подосланные убийцы уже кинулись в атаку. Они были быстры как ветер и точны как молния. Но Кудос смертельно ранил каждого, прежде чем они добрались до него.
Убийцы умирали с именем бога на губах. Их последние слова улетели в вечность. Я подошёл к Кудосу и опустился рядом с ним. Взял его голову и положил к себе на колени. Мы смотрели друг другу в глаза, а потом он умер.
Вот и другие смотрители оказались рядом. Они поднесли песок к его лицо и высыпали на него. А потом подняли и унесли отдать пустыне.
Я выпустил руку меня вырастившего. Она была сухой и коричневой, как у всех у нас.
— Пойдём, — сказал Махуд, — ты должен познать истину, иначе умрёшь.
Я поднялся и пошёл следом. Мы оказались в зале преклонения. Каждый пресвященный обязан каждый день склонять колени пред обелиском в центре залы. Камень был большим и стёршимся от времени. Говорили, давным-давно его разукрасили разными красками, сейчас всё это исчезло.
Все в зале опустились на колени и я среди них. Мы склонили головы к полу и не меняли позы пока не пришло время. Потом так же молча поднялись. Мы — настоящие люди. Которые давным-давно покинули мир и ушли в пустыню за Арданом, чтобы здесь лишиться влияния мечты и фантазёрства. И познать истину. Мы презираем магию, колдовство и волшебство, не видим снов, потому что запретили себе видеть сны и знаем, что это недостойно. Не мечтаем, потому что истина здесь. Она в камне. Сокрыта. Только чистый умом и сердцем может познать её.
Истина. Мой отец сделал это, когда стал королём. Он правил сорок лет и ушёл в пустыню. Там он окажется в лену видений и иллюзий и если выстоит, вернётся жрецом.
Я боюсь за тебя, отец. Всю жизнь мы не знаем не существующего. Ни снов, ни фантазий. И вот ты там, один посреди вечных песков. Ты среди видений и вихря образов. Ты как слепой, что впервые в жизни увидел. Выдержишь ли? Каким станешь? И сохранишь ли сердце незапятнанным?
Эта пустыня отделяет Ардан от других миров, как и море на юго-западе. И чем дальше — тем не стабильнее становится ткань мирозданья. Она готовится к переменам и переходу в другой мир. И если зайти слишком далеко — можно стать не собой или исчезнуть.
Моя мать сама ушла в пустыню когда ослепла. Тогда она поняла, что никогда не увидит истины в камне.
Всё, что мы делаем — всё это для цитадели Открывшихся.
— Убийцы придут снова, — сказал Махуд.
Я кивнул. Мне не позволялось говорить как не достигнувшему шестой ступени просветления. Я не хотел говорить, слова мне не понятны. У нас были знаки, у нас были взгляды. Слова грубые как песок. Иногда их становится так много, что хочется уйти и смотреть на звёзды.
— Ты должен держать оружие, — сказал Махмуд.
В руках у него мой кинжал. С рубином на рукояти и голодным лезвием. Я представил, что режу им чужую кожу и выплёскиваю чужую кровь.
Не могу. Махмуд видел меня как корень воду.
— Если бы Мивкая не ушла в пустыню, у тебя были бы братья и сёстры. Но их нет. Ты — будущий король.
Мивкая — моя мать. У неё были голубые глаза. Её отец нашёл в пустыне. Она ничего не помнила. Она больше всех хотела познать истину и проводила у камня долгие часы медитации.
— Там — истина, — говорила руками мать. — Когда-нибудь ты узнаешь её.
А может, отец ушёл в пустыню искать мне новую мать, а себе — жену?
— Тебя любят люди. Это твой дар.
Но не лезвия. Не разрезанная кожа и плоть.
Махмуд начинал сердиться. Ему приходилось слишком много говорить, но как просвященный он не мог больше говорить пальцами.
Король правит цитаделью. Он решает кому чем заниматься и сколько вносить для общего благосостояния.
— Ты можешь убедить кого угодно в чём угодно. К нам придут новые братья и сёстры.
Мой взгляд спросил, откуда они придут. Разве мы не далеко-далеко в пустыне, куда запрещено добираться из Ардана.
— Да, они не чисты кровью, помыслами и сердцем. Но там всё ещё есть люди. Люди придут, когда узнают.
Правду?
— Правду, — подтвердил Махмуд и ушёл очень быстро. Он слишком много говорил и вернулся к камню очищаться.
На ужин мы ели лепёшки из кореньев хлебного куста, с бульоном на костях птицы ур и сухие фрукты, что бережно хранились в кладовых. От фруктов пахло засахаренной сладостью и пальцы становились липкими. Тогда я опустил их в пиалу с водой и подержал. А потом поднялся из-за стола и, поклонившись братьям и сёстрам, пошёл гулять по коридорам. Ночью в пустыне холодно. Позже мы разведём костёр в одном из залов и соберёмся там все и будем молчать и смотреть на огонь. Он поведает нам тайны жизни и уйдёт в золу.
На чёрном небе зажглись раскалённые звёзды. И ноги сами привели меня к обелиску. Он стоял тёмный и молчаливый. Каменная оболочка хранила величайшую тайну мирозданья. Там — истинный бог. После того как Мечтатель пропал — он первый появился и воплощает в себе весь настоящий порядок существования.
Я мог дотронуться до камня и сделал это. Приложил ладонь к шершавой жёлтой поверхности и замер. Потом и ухо приложил. Изнутри ничего не было слышно. Кругом стало глухо и темно.
Но там внутри что-то есть. Затаившееся и волнующее. Как журчание воды в купальне или медовый взгляд прекрасной девы. Я тут же смутился и отошёл, почтительно поклонился. Но долго ещё не уходил из священной комнаты.
А на следующую ночь пришёл с ребабом и играл обелиску. Слышит ли меня сущность внутри? Нравится ли ей? Знаками в темноте я сказал: «Выходи». Это бог — и он должен меня слышать. Выходи. И тогда тебя познают все. Больше не будет заблуждений и непонимания. Те люди, что потеряли истинный путь в Ардане — мы принесём им просвещение.
Говорят, ты истиннее Мечтателя. Мир после истомы станет правильным.
С такими мыслями я поднялся с колен и ушёл. Утром мне принесли отравленную пищу. Но мой ручной пустынный гриф перекинул пиалу. К пиале подбежала коша и стала лакать кашу, а затем захрипела и умерла. Гриф выдрал кусок из кошки и сам умер. Никто не знал, кто отравил пищу. Мальчик, который разносил пиалы упал на колени, но его пощадили. Он всего лишь взял одну и отнёс её мне.
Я поднял птицу и сам отнёс в пустыню. Заходить дальше чем видно цитадель запрещено и я просто положил грифа там и засыпал сверху песком. А песок всё равно подхватит ветер. Лицо жгло от солнца, гуды пересохли. У меня с собой была фляга и я с наслаждением выпил чистой воды.
Эти убийцы — они считают, что сын чужачки не может стать следующим королём. Потому что сохранил её рыжие волосы. Хоть и похож как две капли воды на отца. Я не истинный правитель, считали они, я несу разрушительную силу внешнего мира.
Если бы я мог говорить, то спел бы песнь о перекрёстках судьбы. Но ветер был жарок, а небо голубое. И я только поднял руку ловя простор.
— Мне нужно поговорить с тобой, — послышалось со спины.
Это была Меджа, и я хранил её тайну.
— Я ведьма, но хочу познать истину. Все эти годы, что ты хранил мой секрет, я была благодарна как цветок дождю.
Я смотрел на неё и ужасался. Потому что Меджа говорила голосом, и моя любовь ушла.
— Да, это моё преступление. Но… Ламиил, я выросла и стала женщиной. И дар мой расцвёл. Камень.
Слова давались ей так легко, что я застыл поражённый. Никто никогда так легко не говорил. Меджа, неужели ты тоже из внешнего мира, как и моя мать? Однажды я слышал как она поёт и плакал.
— Ты уничтожишь камень, — предупредила Меджа. — Я видела это во сне. И тогда мы все проклянём тебя. А я больше не буду любить. Не становись королём, не познавай скрытого бога.
Меджа ушла. Её следы на песке засыпал ветер. Ночь покрыла всё тяжёлым одеялом. И звёзды ушли, оставив одну черноту. Даже ветер пропал и на стенах нарос иней. Так я снова ушёл к камню и был с ним до самого утра. И заснул там же, чтобы открыв глаза первым увидеть Махмуда. Он стоял надо мной и нельзя было понять, рад ли он или рассержен.
— Тебя зовёт камень? — спросил Махмуд. — Или бог в нём?
Я встал и задумался. Мне интересна тайна или истина? Не знаю, я неправильный будущий король. Мне не хочется обижать Махмуда. Но и лгать не хочется. Он верно истолковывает мою задумчивость и произносит:
— Когда-нибудь тебе придётся заговорить. Ты, выросший в обители, не сможешь лгать словами и тебе придётся сказать правду. Ты хочешь править цитаделью?
Но пока я мог молчать и молчал. Даже руки мои не сотворили ни одного значения. И время шло, а с ним набегал волнами песок к подножию цитадели. Иногда ветра было так много, что песок залетал в цитадель и шуршал под ногами. Его скрип говорил каждым шагом. Тогда священная тишина отступала.
Я увидел Меджу. Она танцевала одна по песку и песок пел ей песню. Убийцы приходили ко мне ещё раз. Если бы я взял кинжал и сам убил их — они бы поняли, что я достоин быть королём. Но оружие меня отвращало.
Убийц остановил Махмуд и другие смотрители. Оказывается, за мной теперь всегда следили.
— Возьми кинжал, — приказал Махмуд.
Я мотнул головой. Кровь краснее вина разливалась до моих ног.
— Возьми!
— Кудос…
Но он не успел договорить. Рог пением разнёсся по цитадели. Я замер. Смотрители переглянулись. Мой отец вернулся.
К нему вели ступени и переходы. Внизу уже собрались все братья и сёстры и молча приветствовали нового жреца и глаза их сияли радостью. Я не видел отца больше пятнадцати лет. С тех пор как моя мать ушла в пустыню, тогда он заперся у себя и оттуда раздавал указы. И вот его могучая фигура впереди. Он снимает головную повязку и сейчас я увижу его лицо. Но тут один кинжал впивается отцу в голову и тот падает замертво.
Но поздно.
— Поздно! — кричит Махмуд
— Он вернулся, и Ламиил теперь король.
Все тут же оборачиваются ко мне.
От меня ждут слова. Во рту сухо и дерёт. Внутри пусто.
Слово.
— Отец, — но никто не слышит, что я сказал. Им важен только звук и тут же каждый вскидывает руки и они раскачиваются волнами и ликуют. Да здравствует новый король!
— Пойдём, — говорит Махмуд.
— Ты должен познать истину, — слова оплетают как верёвки.
— А иначе ты умрёшь.
Время пришло. И если сейчас я откажусь узнать правду — меня убьют. Мы идём не спеша, потому что время не имеет значения перед лицом истины. Коридоры расступаются и сужаются окна. Света становится всё меньше. В комнате с обелиском окон совсем нет, вместо них остались одни щёлки. Но как? Махмуд на это даже внимания не обратил. Это же не?.. колдовство, я выдохнул. Нет, не оно. Что-то другое мешает мне видеть, и оно внутри камня. Оно набухло и разрослось. И сидит там огромное и плотное.
Оно там. Я подался ближе и остановился, когда того захотел Махмуд. Ему даже пальцем пошевелить не пришлось. Камень передо мной как будто вырос и стал мягче. Тут Махмуд резко схватил мою руку и приложил её к камню. Я вздрогнул и замер. Так мы и стояли окружённый теменью. Но я видел очень хорошо. Камень повело дрожью и вдруг он начал раскрываться. По поверхности образовалась ровная трещинная, словно его ножом разрезали. И трещина эта увеличивалась.
Моя рука оказалась как раз под ней и только тогда мне позволили отнять её. И я прижал руку к себе, да так и остался стоять.
Что там? Оно такое… ничего не видно. Сердце колотилось, как старый молот.
Там должен быть истинный бог. Настоящее воплощение всего мира.
Да-да! Махмуд смотрит на меня большими восхищёнными глазами. Перед ним человек, познающий истину.
И вдруг створки камня распахиваются. Я в ужасе дёрнулся назад.
Что это?
Это…
Бог мой.
— Да. — Вкрадчиво подтвердил Махмуд. — Да.
Не может быть. Нет.
— Истинно так.
Но это же…
— Она.
Боже. Она.
Внутри камня беззаботно парило нечто тёмное и густое. Оно переливалась всеми оттенками серого и чёрного. Она спала. Но когда-нибудь пробудится.
Тень.
— Тень, — говорит Махмуд.
С трудом оторвав взгляд от страшной сущности, я посмотрел на него.
— Ты же сам знаешь, куда катится наш мир. Фантазёрства и мечтания сотворили с ним такое. Одни выпивают всё из других и правят до самого конца. И скоро этот конец наступит. Мы же поможем ему свершиться, и на руинах царства погибшего возродим новое. Смотри перед собой и ликуй. Это — начало нового мира. Что творят с ним мечты, что творят воображаемые сущности? Они вносят смущение и раздор. Прошло слишком много времени и нет первотворящей чистоты. Порождений стало слишком много, мир запутался. Но вот в нём зародилось нечто такое, что является частью его и преображением. Смотри — это тень. Сущность нового начала.
— Но это же, — мои губы ссохлись и язык прилипал к нёбу. Слова тяжёлые рождались с огромным трудом. — Тень.
Я сказал и выдохнул.
— И она чиста в своей темноте.
Но ведь… Я не мог поверить. Если выпить из живого существа всю радость, все мечтания и надежды, будет только пустая оболочка и всё то тёмное, что останется. Тень — это самое плохое, самое тёмное. Она не разумна и не импульсивна, она темна самой обыденной темнотой и самой безразличной. Скука, ничто.
И всё это время нами правила тень? Это она распространяла себя по цитадели! А если уйти от неё, я тогда чего-нибудь захочу? Я стану мечтать? Что станется с моим разумом?
— Поклонись ей и будешь новым королём.
А когда она пробудится, что тогда?
— Тогда, — словно читая мои мысли, отозвался Махмуд, — она разорвёт старый мир и породит новый.
Но это будет мир тени! Пустой, равнодушный. Никто не станет танцевать на песке и смотреть на звёзды. Ещё в детстве мать рассказывала мне страшные сказки о тенях.
— Мы ошибаемся? — как можно короче спросил я силясь оторвать ошеломленный взгляд от тени в камне.
Как она туда попала? Кто её нашёл и пленил? Скольких испили до дна, чтобы породить подобное?
— Поклонись тени.
Но я не хочу разрушать мир. Мне нравилась песнь матери. И смотреть на звёзды мне тоже нравится.
— Склони колени, Ламиил, твоё время пришло. Я чую, тень готова и скоро проснётся. И может ты будешь именно тем королём, при котором это свершится.
Я сделал шаг назад. Что-то скрипнуло под сандалиями. Махмуд всё так же жадно смотрел на меня и от этого взгляда становилось холодно. Я оглянулся по сторонам и понял, что если вспомнить какие были окна, они начнут раздвигаться и в комнате снова появится свет. Теперь мне стало легче и мысли перестали биться перепуганными птицами.
— Тень. Махмуд. Тень. Самое ужасное. Что есть в мире. — Силы мои кончились вместо со словами.
— Только для непосвященных.
Нет. Всё во мне воспротивилось. Даже если мир нужно сделать лучше, нельзя отдавать его теням.
— Мир почти плох. Нужно породить мир тени.
Нет! Нельзя. Нельзя. Я потерянно оглянулся и не нашёл ничего, что… метнулся взглядом к окнам, к камню. Он всё так же стоял раскрытый и обнажённый перед нами. Если бы я опустился и начал молиться, я бы нашёл покой. Но уже нет! Внезапная мысль раскалённым прутом поразила меня. Нечему молиться. Не тени. Не пустоте.
— Нет, — выпрямился смотря на неё.
— Что нет? — удивился Махмуд всё ещё не понимая.
Я вспомнил слова. Все слова, что знал и вспомнил, как их правильно направлять. Может хоть так он меня поймёт.
— Я не стану помогать тени.
— Станешь! — Резко оборвал меня смотритель. — Все помогали, и ты будешь. Таково назидание Первого Жреца.
— Он был безумцем.
— Не святотатствуй!
Как же он кричит! Слишком много звуков. Но тут я увидел как тень вздрогнула и сжалась. Моментально Махмуд затих и почтительно поклонился тени.
И тогда я понял, вечность в камне. Вечность в тиши и глухоте.
— Мир Безумца далеко, — досказал почти шёпотом Махмуд. — А нам нужно разобраться со своим.
— Говорят, в нём возможно всё, — сказал я. Слова лились из меня и были чужыми.
— Что?
— В мире мечты.
Он нахмурился.
— В мире мечты возможно всё.
— В новом мире тоже. Всё пойдёт правильно.
— Тень не может творить, в ней нет желания, а потому она бесполезна.
— Она проснется и мы проверим. Тени уничтожают зарры. У теней есть желания.
— Я боюсь этих желаний.
— Пора. — Вдруг сказал Махмуд возводя руки к небу. — Преклони колени и стань королём. Или умри. А мы найдём другого.
У меня есть другой выход. Я понял, что не обличил это в звуки. Но Махмуд прав, время пришло. Я в последний раз посмотрел на него и вдруг начал петь. Махмуд изумился и в первый миг застыл оторопело. А я всё пел и чем громче, тем сильнее сжималась и дрожала тень. Это была песнь моей матери, а тень, бывшая в тишине от века в век, не переносила так много звука.
Слишком поздно опомнившись Махмуд выхватил кинжал и замахнулся. Но было уже поздно. Я пел так громко, как только мог. И тень сжималась, она почти стала как шар для мобби-вобби. От неё по всей комнате шла мутная дымка и вдруг всё разом разорвалась. Тень ошмётками полетела во все стороны, круша камень и стены. Цитадель содрогнулась. От взрыва посыпались потолки и обваливались колонны. Махмуда ударил упавший с потолка камень, но он все ёщё испепелял меня злобным взглядом. Не смотря залитые кровью глаза. Когда он начал подыматься, я со всех ног кинулся прочь. Я бежал и бежал пока не очутился перед выходом и со всеми кинулся из цитадели. Люди выбегали и прятали и защищали головы руками. Кто-то закричал, другой застонал. Они говорили не смотря на запрет. А цитадель с чёрными стенами и стенами цвета песка крушилась перед нашими очами.
Я услышал чьи-то стенания. И тут же увидел Меджу. Она смотрела на меня через людскую мозаику. И взгляд её горел. Тёмные кудри растрепал ветер. И я понял, что не получу прощения никогда. Тогда она вскинула руки и ещё я понял, что и ей здесь больше не быть.
Может, она хотела меня спасти.
Меджа, я хотел что-то сказать и тут понял, что никогда больше не заговорю. Горло отнялось, язык умер. Я стоял немой и преступный. А за моей спиной в песок обрушивались последние камни.
А ещё там далеко пробирался Махмуд с окровавленным его же кровью кинжалом и шёл по моему следу. Вернулись запахи пустыни, раскалённого песка и высокого синего неба. Нас пока ещё не замечали. Руки Меджи покрылись зелёным сиянием. Волосы поднялись и сама она стала похожа на заговоренный столб. И вдруг выбросила руки в мою сторону и из них на меня рванулся потом зелёного колдовства.
Оно успело окутать меня как рак тогда, когда Махмуд кинулся вперёд с кинжалом. В последний миг лезвие прорезало пустоту. Мне хотелось кричать, но я не мог. Рот беззвучно раскрывался. Меджа! Стой! Подожди! Не отсылай меня, тебя же видели, как ты спасёшься?!
Но тут я увидел. Теперь сияние окутал её. Оно было фиолетовым и растворяло её и вскоре она стала похожа на призрак.
И исчезла навсегда.
Махмудов кинжал распорол воздух и не найдя жертвы потянул его за собой. Не успев найти опору Махмуд повалился лицом в песок. Тут же подскочил и бешено уставился в небо.
А меня несло и переворачивало. Меджа выбрала заклинание побольнее. Острые осколки внутри заклятия рвали одежду в лохмотья. Меня кувыркало так что земля и небо поменялись местами.
«Я доставлю тебя куда тебе нужнее всего», — послышался в голове голос заклинания.
«Но я не знаю куда мне нужно».
«Я знаю», — отрезало оно и больше не говорило.
Всё вертелось и кружилось. Вмиг исчезла пустыня и вдруг меня вынесло в чужое небо над густо поросшими высокой травой полями. Секунду я провисел в воздухе и тут понял, что заклятие исчезло. И камнем рухнул вниз.
Вот как? Спастись из цитадели, погубить тень и избежать кинжала Махмуда, чтобы в конце концов разбиться? Я вспомнил песни барханов и шёпот ночи. Вкус вина и красные губы прекрасных дев.
И тут же столкнулся с кем-то и нас двоих сцепив встряхнуло так, что у меня зубы клацнули. А тот другой гулко выругался.
Уже обнявшись мы неслись вниз.
— Прекрати меня обнимать, — мрачно и как-то уж неторопливо отозвался невесть откуда взявшийся человек.
Я только головой мотнул и попытался разжать пальцы. Они не слушались.
— Разобьёмся, — с этим его выводом я был совершенно согласен.
И вдруг он завопил блаженно и ликующе. Это был первый и последний раз когда я видел Тинаса таким радостным. А потом нас рвануло вверх и он замахал сильными кожистыми крыльями.
— Но у меня же не было крыльев, — разговорился восхищённый Тинас.
Что я мог тут сказать? У меня их тоже не было, но они и не появились.
— Ты почему молчишь? — вмиг изменился он. — Ты что задумал?
Я попытался лицом изобразить всё со мной приключившееся. Тинас долго наблюдал за этой свистопляской и наконец меня оборвал. Рванулся в петлю и долго вытягивал нас, потому что отцепляться я никак не желал.
Бог ты мой. Внизу проносились зелёные долины и гигантские фигуры-великаны из камня. А на небе один голубой простор. Очень далеко проступали горы, поросшие красными деревьями. А под нами только синие кусты выглядывали.
— Ладно, долетим где безопасно, всё мне расскажешь, — и взгляд его говорил, что если информацией я не поделюсь, то и попенять на себя не успею.
Он падал со мной и обрёл крылья. Он получил невозможное. Тогда и я научусь говорить заново.
Будет очень-очень сложно, но я это сделаю. А пока мы летели только ветер был слышен да шум крыльев.
Так окончилась история про разрушенную тень и сохранённый мир. Правда, это потом я узнал, что такая тень миру разве что о стены побиться может. Слишком уж тщедушной она была. Не смотря на то, что смотрители её так долго растили.
Эта история закончилась, но началась другая.
— Обязательно нужно было творить своего монстра?
— А тебе своего? К тому же раз уж вы пожаловали, почему бы и нет? Это твоими стараниями организовалась огромная неинтересная махина, к тому же с комплексом неполноценности.
— Никакой это не комплекс неполноценности. Просто всё молодое крайне чувствительно. Не тебе ли не знать?
— Моя молодость умерла очень давно.
— А моя даже не знаю. Как думаешь, нынешнее моё — это молодость?
— Не знаю.
— Вот и я не знаю. Только они, они ведь скоро догадаются. И ещё неизвестно кому это будет на руку.
— Мне, конечно.
— Или мне. Тебе ведь не столько интересно посмотреть, что из этого выйдет, сколько нужно добиться цели. А я другое дело. Я ещё хочу насладиться миром сполна. Сто лет не такой уж большой срок, чтобы пожить.
— Так и живи себе где-нибудь…
— Нет, ты же знаешь, что нет.
— А жаль.
— Ха! И ты думаешь, что всё бы могло быть иначе. Я прихожу к тебе на чай, ты кормишь меня печенькой?
— Ха-ха.
— Вот именно.
— Подойди поближе?
— Чтобы дать тебе себя убить? Увольте. Лучше ты иди ко мне.
— И ты тут же на меня нападёшь.
— Кто знает, а вдруг кто-то да одолеет?
— Тебе известны условия, при которых ты победишь.
— Как и тебе.
— Всё или ничего.
— Всё! Никогда ничего.
— Эй.
— А?
— А помнишь, как всё было?
— Да. Только теперь бы узнать…
— … Как всё закончится.
— Нет, нет, руками не трогать. Спасибо. Дорогие дамы и господа, вашему вниманию предоставляется дом той самой Ягарры Чёрной. Самой знаменитой и востребованной ведьмы шестого оборота Мировоззрения. Как видите, архитектура сохранена в первозданном виде. Дизайн хижины, проклятого колодца и замышляющего-недоброе-дуба остался прежним. Да, на трубе чучело кота. Говорят, он заколдован и проснётся, если его поцелует прекрасный принц. Да — кот мальчик. Но у проклявшего было своеобразное чувство юмора. Как видите, кругом всё ещё летают нетопыри. На окнах паутина тех самых коварных пауков. Где-то за кладбищем живёт их королева. Нет, экскурсия в логово королевы Коварных пауков осуществляется за дополнительную плату.
Эти три могилки — соответственно мать, бабка и прабабка Ягарры Чёрной. Становиться на них крайне не советую. Итак. Как видите, перед вами место самого настоящего стихийного Взрыва. Редкостный образец применения хаотической магии. В полнолуние здесь всё ещё можно услышать её отголоски, однако это чревато облысением и последующими кошмарами.
Будучи самой сильной ведьмой, Ягарра не знала равных на рынке колдовских услуг и даже возглавляла тайное общество Святые Сёстры.
Когда-то она даже обучала королеву Алессию ІV колдовскому искусству. А так же была сторонницей феминистических взглядов.
Ходили слухи, что под конец жизни у неё появился сын. Хотя это всего лишь слухи. Ха-ха-ха.
На шестьсот шестьдесят шестом году жизни Ягарра Чёрная совершила один из самых страшных ритуалов. Она сотворила проклятие мести и этому проклятию не было равных. Некоторые говорят, это её и погубило. Однако более осведомлённые источники утверждают, что на самом деле тот, на кого было обращено проклятие — сам отомстил Ягарре.
— Я не хотела убивать его.
— Знаю.